Евгений Сухов - Алмазный остров
– Каюсь, – тихо сказала Ольга, – каюсь в прегрешениях своих, вольных и невольных.
– Ну так кайся, – произнес священник и обратился в слух.
– Я каюсь, – ответила Ольга. – Только мысленно.
– Кайся вслух, – заторопил ее священник.
– Скажите, святой отец, Бог ведь всемогущ? – воззрилась на священника Амалия-Ольга.
– Да, – ответил священник.
– Всевидящ и всезнающ?
– Конечно, – согласился священник.
– Всесведущ?
– Да, – начал терять терпение священник.
– Ну тогда он меня и так слышит, – сказала Ольга, и бесовские искорки запрыгали в ее глазах.
– Но надлежит каяться словами, а не мыслями, – сообщил священник. – Слова раскаяния быстрее дойдут до Господа, нежели мысль.
– А я не тороплюсь, святой отец, – заявила Ольга.
И священник понял, что все это время заключенная просто издевалась над ним и вовсе не думала раскрывать перед ним свою душу.
– Напрасно вы так, дочь моя, – едва сдерживая греховную ярость, произнес священник. – Бог, он все видит…
– Ну я тоже не слепая, – ответила ему на это Ольга. – Ступайте лучше к заблудшим овечкам, которые откроют вам свою душу, чтобы потом вы смогли отчитаться перед тюремным начальством об успешно проделанной работе.
– Я держу отчет только перед Господом Богом! – изобразил на своем лице возмущение святой отец. – А вам, – он строго посмотрел на Ольгу, – еще воздастся за грехи ваши!
– Не сомневаюсь, – ответила Ольга. – Но… позже.
Путаясь в рясе, священник вышел из камеры. Что ж, он обязательно доложит начальнику тюрьмы о своенравном и безбожном характере заключенной из камеры «С 33».
* * *Каждому заключенному, дожидающемуся суда, был положен адвокат. В России таковые назывались присяжными поверенными и осуществляли защиту своего подопечного в суде. Они либо нанимались, либо предоставлялись обвиняемому прокуратурой.
Здесь адвоката Ольге привел прокурор. Тот самый, с усиками. Он представил его и, сославшись на спешные дела, ушел. Разговор происходил в дознавательской, и у Ольги не было уверенности, что их не подслушивают. Поэтому она говорила осторожно и тщательно следила за словами.
– Я вас буду защищать в суде, – сказал Ольге Григорьевне адвокат. – Поэтому вы должны мне рассказать все.
Адвокат был довольно молод, хорош собой, смотрелся эдаким уверенным в себе бодрячком, и это совершенно не понравилось Ольге.
– Что вы имеете в виду под словом «все»? – спросила она.
– Все, что вы сказали бы на исповеди, – ответил адвокат.
– Ко мне уже приходил святой отец, – заявила ему Ольга. – Тоже просил покаяться в грехах.
– И что?
– Я покаялась, – сказала Ольга. – Только мысленно.
Адвокат сдержанно хохотнул и потер ладонью о ладонь.
– С вами, похоже, не соскучишься, – произнес он весело.
– Вот это верно, – заметила Ольга. – Еще никто никогда не говорил, что со мной ему было скучно.
– Я понял вас, – сделавшись серьезным, произнес адвокат. – Однако для вашей защиты… успешной защиты, – подчеркнул адвокат, – мне потребуется знать о вас все. Ну, – он немного замялся, – или почти все.
– Хорошо, – ответила Ольга. – Спрашивайте.
– Итак, вас зовут…
– Амалия Карловна Шульц, – ответила за адвоката Ольга.
– Вы вдова магдебургского пастора?
– Разумеется.
– Бывали в России?
– Ну, если Царство Польское можно назвать Россией, то – да.
– Вы проживали в Петербурге?
– Нет. И никогда в нем не была.
– А в Москве?
– Тоже не доводилось.
– Вы знаете Ольгу Григорьевну фон Штайн?
– Нет, – ответила Ольга. И, помолчав, добавила: – Хотя имя это я уже где-то слышала.
– Когда и при каких обстоятельствах?
– Вспомнила! При моем арестовании, – ответила Ольга с легкими нотками возмущения. – Комиссар полиции заявил, что я не Амалия Шульц, а некая аферистка и мошенница Ольга Григорьевна фон Штайн. И обвинил меня в проживании под чужой фамилией.
– А на каком основании он так заявил, как вы думаете? – поднял глаза от блокнота адвокат.
– Надо полагать, я на эту фон Штайн очень похожа, – не сразу ответила Ольга Григорьевна. И доверительно посмотрела в глаза адвоката, придав глазам влажность и блеск: – Но в жизни же случается, что люди друг на друга похожи, ведь правда?
– Правда, – не сразу ответил адвокат и отвел от Ольги взгляд.
«Задело», – подумала она и кротко вздохнула.
Адвокат еще что-то записал в блокноте и отложил карандаш.
– Ваше дело не очень сложное, – сказал он. – И оно стало бы совсем простым, если бы вам удалось достать еще какие-либо документы, подтверждающие вашу личность.
– Ну где же я их достану? – развела руками Ольга. – Тем более находясь здесь.
– Поручите это мне, ведь я ваш адвокат, – услышала она ответ.
– Да, собственно, у меня больше никаких бумаг и нет, – раздумчиво сказала Ольга.
– Жаль, – промолвил адвокат. – Ну а знакомы вам какие-нибудь известные в Вене люди, которые могли бы подтвердить под присягой, что вы – Амалия Шульц?
– Есть! – встрепенулась было Ольга, но затем ее взгляд померк: – Вернее, был.
– Что значит, был? – не понял поначалу адвокат.
– Он умер, – тихо произнесла Ольга.
– Вот ведь незадача, – казалось, искренне огорчился адвокат. – И кто это был?
– Барон Готшильд, – ответила Амалия-Ольга и вздохнула. – Мы были с ним большими друзьями еще по Варшаве.
– Ясно, – сказал адвокат, закрывая блокнот; затем поднялся, посмотрел на Амалию. – Хочу заверить вас, что сделаю все, что в моих силах, – с чувством произнес он. – Можете не сомневаться.
– Я не сомневаюсь, – ответила Амалия и протянула руку для поцелуя.
Глава 15
ПОБЕГ
Ницца – Французская Ривьера – это земной Рай. Греки, основавшие Ниццу, знали толк в наслаждениях. Не зря они поставили город на берегу залива, зовущегося бухтой Ангелов. Ведь ангелы – это такие существа, которые живут в раю сплошь в нескончаемых удовольствиях и неге. И не дуют в ус.
Ницца – это замечательный мягкий климат и теплые зимы, которые назвать зимой русскому человеку будет не с руки.
Ницца – это безбрежное море, изумрудная вода, ласковое солнце, лазурно-голубое небо, контрастирующее с красными черепичными крышами вековых зданий города, которых не счесть.
Это широкие пляжи, шумные рынки и знаменитый Цветочный базар в так называемом Старом городе, попав на который можно буквально опьянеть и потерять голову от благоухающих запахов гвоздик, жасмина и весенней мимозы.
Это сад Альбера Первого, примыкающий к Английской набережной, и террасные сады с пальмами и розариями; это великолепный парк на самой маковке Замковой горы; это широкие площади с древними храмами и тесными улочками меж стен кричащих разноцветьем старинных домов.
Ницца – это еще строящийся на месте виллы Бермон величайший в Европе православный собор во имя святителя Николая Чудотворца: это Английская набережная с многочисленными магазинчиками, кафетериями и ресторанчиками, наполненными хорошенькими баронессами, маркизами и кокотками, статью и повадками мало чем отличающимися от настоящих барон и маркиз.
Это отели и виллы с купальнями, которые с недавних пор стало модно именовать «бассэйнами»; это вечеринки и балы, где через одного граф, через два – герцог и Их Высочество, и едва ли не каждый из приглашенных банкир или миллионэр-золотопромышленник.
Словом – земной Рай. Особенно для человека с деньгами и обладающего графским титулом, коим являлся в настоящий момент Артур де Сорсо.
Правда, деньжат в кармане было маловато, чтобы жить на широкую ногу. Ну да ничего, сорок тысяч франков дожидаются его, тепленькие и неприкосновенные. Пора к ним, пожалуй, и прикоснуться.
Банк, где лежали франки, вырученные за продажу виллы, находился рядом с отелем «West End», расположенным, конечно, на Английской набережной с видом на бухту Ангелов. Не хватало одного – документов, подтверждающих, что он, Артур, есть маркиз Артур де Сорсо. Или поручителя, который мог бы это подтвердить. Поручителя, которого знает весь город.
Такой вскоре нашелся. За небольшое вознаграждение им согласился стать виконт де Лавуаз, обедневший отпрыск известной некогда фамилии, давшей Франции одного маршала, двух генералов и консула – сподвижника великого корсиканца, взбудоражившего сто лет назад весь мир. Де Лавуаз должен был всем: сослуживцам, друзьям, даже любимым женщинам; его заложенные и перезаложенные имения одно за другим уходили с молотка. Поэтому даже пара тысчонок являлись для него спасением, пусть и временным. Конечно, в банке имелись люди, знающие Артура в лицо, но с представлением поручителя вклад можно было получить беспрепятственно и много легче.
– Да, да, конечно, – сказал Артуру служащий, получив бумагу за подписью «маркиза де Сорсо» и виконта де Лавуаза, и через небольшое время выложил перед ним сорок тысяч франков.
