Шах и мат - Олежанский Георгий
Разумовский пристально смотрел на Архангельского, и ему казалось, что сейчас во всем мире нет никого ближе, чем этот суровый, а иногда и жестокий человек.
— Я не умею красиво говорить, — майор замолчал на мгновение, подбирая слова, — я всегда воевал, а не говорил. И сейчас, я, собственно, хочу просто процитировать тебе слова из книги, вот только автора не помню уже. «Истории нужны легенды, отчаянные подвиги и благородные примеры, пламенные речи, храбрые герои и великие победы. Победители забывают предательства и трусость, лицемерие и кровь. Правда остается правдой. А ложь становится историей».
Пораженный услышанным, Разумовский молча уставился на майора.
— Я и все инструктора, что учили тебя, пусть и по ускоренной программе, — голос Архангельского стал мягче, — мы хотим пожелать тебе удачи. Каждый из инструкторов привнес что-то полезное в твою жизнь. Я не могу просить тебя запомнить каждого, я лишь прошу не забывать те знания, которые они в тебя вложили, и навыки, которым обучили. Постарайся не превратить свою жизнь в историю. Это будет для нас лучшей наградой.
Серега провел на объекте год. Он преодолел множество испытаний и выдержал интенсивный и изнуряющий курс подготовки, но только сейчас, в момент прощания, он впервые совершенно растерялся.
— Куда бы тебя ни отправили, — продолжил Архангельский, — и какое бы задание ни дали, запомни, что полагаться ты сможешь только на себя. Там будешь ты и противник. Противник, которого, возможно, придется любить как родного. Не думай, что свои тебе помогут, ибо для них ты будешь чужим. Не полагайся на чужих, ибо они тебе не свои. Делай то, что должен. И не переживай о том, что о тебе скажут после. Правда остается правдой.
Архангельский обнял Серегу, потом резко отстранился и ушел, оставив Разумовского в одиночестве.
Часть IV: 2008–2009
Глава: ход Питерса (часть III)
Лэнгли, штаб-квартира ЦРУ, август 2008 года
«На КВ-частотах продолжает работу ранее выявленная радиостанция. Осуществляется частичный ее перехват. Расшифровка невозможна. Независимость».
Джонатан Питерс вертел в руках июльскую радиограмму, поступившую с корабля «Индепендент», и его одолевали мрачные мысли.
— Что ты задумал, Константин? — пробурчал Питерс. — Какую игру ты затеял?
Щелкнул интерком, вернув директора ЦРУ в реальность.
— К вам господин Джек Ричард, сэр, — послышался голос Маргарет.
— Пропустите, — отдал распоряжение Питерс.
Ричард не просто вошел, он буквально ворвался в кабинет Питерса.
— Это прекрасно! — радостно воскликнул он и бросился было к другу, однако, удивленный задумчиво-мрачным выражением его лица, остановился на полпути.
— Что с тобой, Джонатан? — спросил Ричард.
Питерс не ответил, только положил перед Джеком радиограмму с корабля «Индепендент».
— И что? — спросил он, быстро пробежавшись по документу глазами.
— Это русские, — ответил Питерс, убрав радиограмму в сейф.
— Какие русские? — пребывавший в бодром настроении Джек Ричард не понимал, чем так озабочен его товарищ. — Брось забивать себе голову всякой ерундой. Главное, что операция «Тандерклеп» идет точно по плану и без непредвиденных осложнений. Грузия поддалась на нашу провокацию в вопросе о спорной территории Южной Осетии, развязала боевые действия и вовлекла Россию в конфликт.
— М-да, — пробурчал в ответ Джонатан Питерс, — как-то это благополучие меня настораживает.
— Джонатан, — не унимался Ричард, — ты даже успеху порадоваться не можешь. Русские полностью сконцентрировались на Грузии, день-два, и ее размажут. МИД России разорвал все дипломатические отношения, колонны русских танков стоят у Рокского туннеля и ждут команды. Твоя хваленая ФСБ по указанию президента России набросилась за маленькую Грузию, как бульдог, и им дела нет до какой-то кучки чеченских бандитов, все еще скачущих по горам с мыслью отделиться от России. К тому же, и это не может тебя не порадовать, Араб вышел на связь.
— Ты прочел радиограмму, Джек, — сказал Питерс. — Неужели она тебя нисколько не озадачила?
— Я ему говорю, что все идет так, как задумано, а он зациклился на какой-то бумажке. Хочешь знать мое мнение: это радиограмма — полная ерунда, бумажка, которой можно разве что подтереть одно место.
Однако Джонатан Питерс совсем не разделял мнения своего друга по поводу, как он выразился, «бумажки».
Глава: ход Кривошеева (часть III)
г. Москва, в это же время
Капитан Доментьев Максим Викторович, сидя в приемной у руководителя 2-й Службы ФСБ России и ожидая вызова, заметно нервничал. Он никак не мог и предположить, что его пригласят на аудиенцию к самому генералу армии Лаптеву. Такое случалось только в книгах и кино: главный герой перед очередной важной миссией по спасению мира удостаивался такой высокой чести, но в жизни такого никогда не бывало.
Максим так не нервничал с тех пор, когда, будучи еще молодым оперативным работником, встретил Татьянину Лену, молодую сотрудницу секретариата. Дикая страсть, вспыхнувшая между Леной и статным щеголеватым лейтенантом погасла быстро, но оставила шрам в душе.
«Эта женщина сломала тебя», — говорил Разум Максиму, когда тот каждый вечер напивался в хлам и выкуривал по несколько кальянов в «Чайхане» на Киевской.
«Время лечит! — парировала критическое замечание Нижняя Чакра. — Мы молоды и красивы!»
В конечном итоге время вылечило все. Максим повзрослел, заматерел, в движениях появилась неторопливая вальяжность, на смену нелюбви к галстукам пришла любовь к классическим костюмам и «Амбре» от Балдессарини. Только одно время не смогло вылечить: страсть к кальяну.
Пока позволяло время, Максим судорожно перебирал в уме возможные недоработки и косяки, из-за которых его могли вызвать к самому руководителю, минуя даже начальника Управления, но так и ничего не нашел, что нервировало еще больше.
В приемной стояла тишина, иногда нарушаемая разве что негромким звуком щелкающих клавиш, которые нажимала референт руководителя Службы — девушка-лейтенант.
— Не задался день, — пробормотал Максим себе под нос в тот момент, когда в интеркоме референта раздался голос Лаптева.
— Он подошел? — Под «он» подразумевая Максима Доментьева, спросил генерал.
«Он?» — вопросительно и с явным оттенком недовольства отозвался в голове Максима голос Разума.
— Так точно, — бросив из-под длинных ресниц беспристрастный взгляд на сидевшего на стуле капитана, ответила девушка-референт.
Доментьев сглотнул слюну.
— Попросите пройти, — произнес Лаптев, и интерком, щелкнув, отключился.
Встав из-за стола, девушка подошла к двери кабинета руководителя Службы и, открыв ее, пригласила Доментьева внутрь.
Мысленно попросив у Господа, чтобы все закончилось хорошо и как можно быстрее, Максим прошел в кабинет.
Дверь за его спиной закрылась, и Максим почувствовал себя маленькой мышкой, оказавшейся по воле злой судьбы и ученого-экспериментатора в огромной клетке, где ее ждала незавидная участь.
За длинным столом друг напротив друга сидели двое мужчин, они о чем-то горячо спорили. Генерала армии Лаптева Николая Викторовича Доментьев узнал сразу. Второго Максим видел впервые, но предположил, что это не самый последний человек в органах, раз общается на равных с руководителем 2-й Службы.
— Товарищ генерал армии! Старший оперуполномоченный по особо важным делам 3-го отдела Разыскного Управления 2-й Службы капитан Доментьев по вашему приказанию прибыл! — отчеканил Максим, встав по стойке смирно.
Лаптев и второй мужчина, обернулись.
— Капитан, — обратился Лаптев, — проходите, присаживайтесь, пожалуйста.
Максим неуверенно прошел вглубь кабинета, отодвинул крайний стул и сел.
— Максим Викторович, — отозвался второй мужчина, которого Максим не знал, — пододвиньтесь поближе, вам так будет неудобно.
