Сирийский капкан - Эльза Сергеевна Давтян
Хорек, как сразу прозвал его Егор, вяло махнул боевикам.
– Посадите его, – голос мужчины выражал усталость.
Егора грубо схватили и почти бросили на стул. У него очень неприятно тянуло кожу на одной половине лица. Луч света из узкого просвета в зашторенном брезентом окне упал на часть его тела. Командир увидел раны на своих руках и ногах и понял, что ему уже вкололи какие-то препараты. Иначе боль была бы непереносимой.
– Я рад, что вы так быстро пришли в себя. У меня есть ряд вопросов. В состоянии разговаривать? Вы серьезно ранены. Советую побыстрее закончить разговор. Тогда вас навестит врач. Перейдем к делу, – начал разговор Хорек по-английски. – Ах, да… Я ведь не ошибаюсь, и вы понимаете меня? Или вам хотелось бы услышать родной язык – русский?
Видя, что у пленного никак не изменилось выражение лица, мужчина немного раздраженно снял очки, сдул с них несуществующую пылинку и еще более устало продолжил:
– Чем раньше вы пойдете на контакт с нами, тем быстрее получите квалифицированную медицинскую помощь. А она вам крайне необходима, как, впрочем, и другие блага цивилизации, – брезгливо посмотрев на Егора, сморщил нос чистенький Хорек.
На лице Егора не дрогнул ни один мускул. Он продолжал смотреть в одному ему видимую точку, никак не реагируя на слова европейца.
– Ваше упрямство напрасно. Поймите, за вами никто сюда не придет. Мы уже постарались доставить сообщение вашим, из которого понятно, что вы предали своих товарищей и перешли на нашу сторону. Так что гипотетически, если вы все-таки когда-то покинете нас и вернетесь обратно, в чем я лично сомневаюсь, соответствующий прием вам будет обеспечен.
Вновь не получив никакого ответа, Хорек, теряя выдержку, подошел поближе и противным голосом проскрипел:
– Не стоит испытывать мое терпение. Я ведь могу обидеться и просто отдать вас этим головорезам, – кивнул он в сторону боевиков, – и тогда вы точно долго тут не протянете. Но я попытаюсь еще раз дать вам шанс выжить! Итак…
Но Егор молчал. Он знал, квалифицированный допрос пережить сложно, важно постараться поскорее отключиться. И сейчас готовил себя к этой процедуре. Ему не надо много, достаточно, чтобы они начали его бить. Дальше сработает годами отработанный рефлекс. Главное, чтобы у этих уродов не было слишком хороших инструкторов. Такие умеют поддерживать жертву в сознании сутками, не дают ей возможности отключаться, даже если в ней почти не осталось сил и крови. Но, судя по Хорьку… Он не вызвал у Егора уважения. Видимо, Сирия пока не представляет ни для кого большого интереса, если сюда отправляют таких вот…
Поняв, что надо изменить тактику ведения допроса, Хорек приказал перевести несговорчивого пленника в соседнее помещение.
Егора приволокли в совсем темную камеру и швырнули на холодный земляной пол. В комнате стоял стойкий запах чего-то тошнотворного. Егор щекой почувствовал какую-то липкую жижу. Присмотревшись, он понял, что это кровь. Вспомнил этот запах – пыточная. Смесь крови, жареного мяса и человеческих испражнений.
Раздался веселый смех, и в дверях показался улыбающийся во все тридцать два зуба Джамал. Он тащил за волосы связанного по рукам и ногам обнаженного мужчину, все тело которого было покрыто ранами и ушибами и представляло собой один большой синяк. Палач подцепил мужчину крюком за узел на запястьях. Пленник заорал от боли, повиснув на вывернутых руках.
– Ну что, кажется, ты готов?! Эй, русский, смотри, что тебя ждет! – захохотал палач.
После этого боевик начал методично избивать свою жертву – руками, кастетом, дубинкой… Когда это ему надоело, садист вырвал тому все ногти. Мужчина орал, вопил, рычал, стонал и в конце концов потерял сознание. Но мучения на этом не закончились. Его окатили холодной водой, привели в чувство и пытали еще на протяжении нескольких часов, пока несчастный, наверное, к счастью для себя, не испустил дух.
Егор все это время сидел не шевелясь, крепко сжав зубы. У него даже не было возможности закрыть глаза и не видеть всего этого ужаса. Мерзкий садист закрепил ему веки пластырем. Он постарался полностью уйти в себя и отключить сознание, как этому учил его инструктор йоги. Перед немигающим взором командира проплывали любимые родители, друзья, Ленка. А потом появилось улыбающееся лицо Беаты. Он видел, как она сидела на качелях в красивом голубом платье и чьи-то мужские руки раскачивали их.
Как ни странно, Егора не тронули. «Готовят к чему-то», – подумал командир.
Ближе к вечеру что-то изменилось. Действие препарата, очевидно, прекратилось, и боль от ран стала непереносимой. Не в силах молча переносить страдания, Егор тихо постанывал, соразмерив свое дыхание с волнами боли. Инструктор говорил, это поможет справиться с болью на пятьдесят процентов. Он ошибался.
Его отвели в другую, более светлую и чистую, если можно было так сказать, камеру. Чуть позже пришел молодой боевик, который более-менее привел Егора в порядок – причесал, протер мокрой тряпкой лицо, смыл большую часть крови и грязи, поменял майку. Потом он вколол ему какой-то препарат. Егор как в тумане увидел вошедших в комнату боевиков. Ему развязали руки. Поочередно и все вместе они сфотографировались с ним, панибратски обнимая Егора за плечи. После фотосессии командира снова кинули в темную камеру рядом с пыточной.
Крики и стоны людей за стенкой не умолкали ни на секунду. Егору не давали спать, заставляли слушать и смотреть на пытки, обливали ледяной водой. Давали пищу с галлюциногенами, которые превращали все вокруг в сумасшедший кошмар, в фантастический ужас.
Время от времени, в моменты прояснений, заходил Хорек и с улыбкой интересовался, готов ли он говорить. Но Егор упорно молчал. Где-то на второй день его снова начали бить. Но так, чтобы не отключался, перемежая получасовые избиения с уколами препаратов.
В таком режиме допросы продолжались еще несколько дней. Удивительно, но ему не сломали конечности и не сильно изувечили лицо.
Поняв, что от пленника ничего не добиться, Хорек приказал увезти его.
На рассвете командира погрузили в военный пикап и в сопровождении нескольких боевиков перевезли на другую базу. Его спустили в подвал, посадили на стул перед натянутой на стене зеленой тканью и включили профессиональную камеру. Боевик с полностью закрытым куфией лицом встал позади Егора и четко произнес, потрясая автоматом:
– Завтра, перед вечерней молитвой, в прямом эфире будет показана казнь русского офицера.
Москва
Воробьев завороженно смотрел на экран. Он не сразу даже узнал в изможденном пленнике, которого готовились казнить боевики, своего офицера. Вся
