Илья Рясной - Ловушка для олигарха
— Дальше,
— Волчары со мной были. Из окружения Алибабы. Один из них — в ментовской форме. Он машину этого чудака жезлом тормозит. Мол, сержант Сидоров. Проверка документов. Лох и купился. Вылез, какой-то бумагой, подписанной ментовым начальством, трясет. Мол, его, лоха, машину благодаря этой бумаженции проверять нельзя. А ему — пройдите. В джип усадили…
Бульник замолчал, тупо уставившись перед собой и стену, передернул могучими плечами. Вздохнул.
— Чего замолк?
— Они интеллигенты, — произнес мрачно Бульник. — Укольчик ему в руку. Фраер гнутый пару раз дернулся — и все.
— Кто дернулся?
— Журналист… Сдох, псина телевизионная.
Я сделал вид, что на меня это заявление впечатления не произвело, хотя, понятно, кривил душой. Произвело впечатление. Еще какое впечатление!
— Волчары-то в машину сели во вторую и отчалили вместе с тачкой журналиста. А нам с Лупоглазом сказали от тела избавиться так, чтобы не нашли.
— Лупоглазый?
— Он из свиты Алибабы. Спец от жмуриков избавляться. Трупы в какой-то сильно злой кислоте растворяет… Хи-хи, концы в кислоту. И ни один мент ничего не найдет. Алибаба ему доверяет, — Бульник вдруг хитро хихикнул, — А зря доверяет.
— Почему зря?
— Потому что мы Алибабу кинули.
— Как это вы его кинули?
— Решили, чего материалу-то пропадать? У Лупоглаза связи с мясниками.
— С кем?
— Ну, которые людей на органы продают. А труп — свежачок, Даже еще не отдергался. Мы и двинули к ним.
— К мясникам?
— Ну да. В холодильник… Чего добру пропадать?
— Все в дело должно идти, — подбодрил я Бульника.
— Лупоглаз своего не упустит. И с тех, и с этих поимеет, — Бульник еще раз хихикнул.
— Где холодильник?
— На Северо-Западе. У Смирновских прудов. Не слишком большой холодильник. Там ножки Буша раньше хранили. Только никто не знает, что там еще одно отделение есть. Тайное. Для доке… добо… Как их, тьфу!
— Доноров.
— Ага, Доноров.
— И вы Михаила Зубовина продали на запчасти?
— Может, еще не всего. Там у них все сложно. Это целая наука. Туда с суконным рылом не влезешь. Есть первой очереди органы, которые лежать долго не могут. Есть второй. А есть, которые годами могут храниться. Заморозка там — ого-го. Лупоглаз говорил, они органы азотом морозят, Палец туда засунешь — сразу как льдышка отколется. Гадом буду, так и есть!
— Хорошо, — кивнул я. — Если он в холодильнике, кто ведет ток-шоу «Стриптиз души» ?
— Вот именно. Кто? — кивнул Бульник.
— Так кто?
— Я так думаю, без чертовщины тут не обошлось.
— Какой чертовщины?
— Не знаю. Буду, может быть. Или наше деревенское колдовство. Или еще чего.
— Ты чего плетешь?
— А тогда как же — он в холодильнике, а передача выходит, а?
— Не знаю.
— Вот и я не знаю, — торжествующе заключил Бульник.
Проговорили мы почти всю ночь. Я вкатил ему еще одну инъекцию для поддержания искренности.
А завершил инъекцией «альфа-клаветина». Теперь он не вспомнит, что с ним происходило.
Если учесть, что я его уже угощал несколько дней назад «альфа-клаветином», а сегодня еще прошелся сывороткой правды, головные боли и провалы в памяти ему на полгода обеспечены. Но голова — не самая необходимая часть его организма. Переживет…
Может, ему все привиделось? Вряд ли. Что тут творится? Может, чертовщина на самом деле?
В чертовщину я, в принципе, верю. Но при объяснении явлений, с которыми приходится сталкиваться, потусторонние силы я привлекаю в последнюю очередь. Наверняка все в конечном счете объяснится просто. Чаще всего самая извилистая дорога ведет именно к самым простым объяснениям.
Глава пятнадцатая
Что прикажете делать сыщику, имеющему такой материал? Конечно, проверять его. Как? Ответ очевиден — заглянуть в морозильник и попытаться обнаружить там хоть что-то, оставшееся от Миши Зубовина.
Бизнес на органах в последнее время начал приобретать зловещие масштабы. На благополучном Западе жизнь достигла такого уровня комфорта, что продлить ее хочется как можно дольше. А здоровья часто не хватает, сердечко истрепывается, печень изнашивается. На клоны надежда маленькая — когда их еще начнут выращивать, как бройлерных цыплят, для замены внутренних органов. Где взять новое сердце взамен изношенного? Из чьей-то груди. Тут и возникают проблемы. Внутренних органов катастрофически не хватает на всех. Оказывается, не так много автомобильных катастроф и несчастных случаев, после которых можно воспользоваться чужой почкой и сердцем, Да еще нужного не отыщешь. Вывод? Надо взять, где плохо лежит. А где на нашей планете лежит плохо практически все — объяснять не надо,
Пусть ты живешь в России и прошел с ней нелегкий путь — от либерализации цен, через МММ, через невыплаты зарплаты к дефолту. Пусть у тебя отняли сбережения, выкинули из квартиры и ты бомжуешь, воя зимними вечерами на Луну. Ты думаешь, что тебя обобрали всего и с тебя больше нечего взять, поэтому ты больше не представляешь корыстного интереса ни для кого. Но рано успокаиваешься. На самом деле, гели ты еще не стар и достаточно здоров, то носишь в себе минимум две сотни тысяч баксов. Точнее, на себе. Именно столько стоят внутренние органы, которые можно из тебя извлечь.
Есть спрос — есть предложение. Двести тысяч! Да за меньшую в десять раз сумму многие сбросят нейтронную бомбу на родной город, а не то что украдут несколько человек на запасные части.
Так что таких вот холодильников становится все больше. А живых людей на Руси все меньше — многие из них переселяются именно в эти холодильники.
Тяжко быть на Руси маленьким человеком. Его судьба не интересна никому, кроме почивших в бозе русских классиков. Маленький человек на Руси — беспомощный ребенок, гуляющий по минному полю, потому что больше гулять негде. И защитить его некому. И холодильник — это для него.
Но для людей, типа Михаила Зубовина, холодильник — это нетипично. Для них — пуля киллера, яд в бокале с шампанским, стилет с серебряной ручкой в спину. Так что в холодильник он попал случайно…
Надо ехать, проводить на местности рекогносцировку. Я нашел по компьютеру, где располагается этот холодильник. И принялся за свою внешность.
Опять маскарад. Я приоделся, взял все необходимое, добрался до кольцевой дороги на Северо-Западе, остановил машину в глухом местечке рядом с длинными рядами гаражей. Перед зеркалом заднего вида наспех привел себя в порядок — и из машины вышел бомж Вася.
Я прошел по пустырю, потом обогнул заброшенную стройплощадку. Вон и холодильник. Бетонный забор, ворота открыты, за ними — шлагбаум, около которого сидит на табуретке и курит охранник с помповым ружьем на коленях,
Дела на холодильнике днем шли ни шатко ни валко. Время от времени приезжали машины, но как-то не особенно активно. На окорочка спрос упал.
Около холодильника располагалась небольшая свалка. Там грязно-белые псы жрали выброшенную курятину. Меня они восприняли как конкурента и смотрели недобро.
Я побродил кругами. Встретил парочку бомжей — они, кажется, тоже имели виды на окорочка, которые работяги с холодильника начали вытаскивать на свалку, Меня бомжи, как и бродячие собаки, встретили угрюмыми настороженными взглядами. Один пошел на разборку, прихватив за горлышко бутылку.
— Ты, энта… двигай, — изрек он хрипло, смотря на меня с обжигающей ненавистью и опасением. — Тут, энта, не ты… Тут, энта, мы!
— Господин, не знаю вашего имени, — вежливо произнес я. — Но я свободный человек и имею обыкновение гулять там, где считаю нужным, ,
У него выпала челюсть, и даже злоба пропала, уступив место изумлению. Впрочем, он вскоре очухался и начал действовать. Если бы я обложил его родным трехэтажным матом, он бы обрадовался и, может, мы бы договорились. Но от такой речуги он обиделся, так и не нашелся, что ответить, и решил разрубить гордиев узел бутылкой, которую держал в руке.
Зря он полез…
— Энта, ты в натуре, да… — захныкал он, сидя на земле и хлюпая носом.
Приложил я его легонько. Эти существа вызывали у меня жалость, как и бродячие дворняги.
— Извините, — сказал я и побрел дальше, бомжи сзади оживленно переговаривались.
— Энта, ну чего энта! — ныл поверженный бомж.
— Козел хлюпатый! — бросила мне вслед бомжиха.
Возражать ей я не стал.
Через некоторое время я составил более-менее полное представление о местности и объекте. Про себя составил его схему, определил пути подхода и отхода. Берегли окорочка двое охранников с помповыми ружьями. Притом берегли не слишком радиво.
Я по нахалке попробовал сунуться через проходную, был препровожден обратно пенделем и обещанием «бошку снять». Я не обиделся. Отправился восвояси — готовиться.
К холодильнику я вернулся поздним вечером. Экипированный. Готовый к бою.
