Джордж Бейкер - Тюряга

   — Тебе бы не мешало и расплатиться, — засмеялся Даллас.

   — Я потом расплачусь, — сказал Джон. — Я отдам, правда.

   — Хорошо, — хлопнул товарища по плечу Фрэнк.

   — Давай быстрее, — грубо потянул Джона за рукав Палач.

   — Слушай, ты, не надо меня тащить, понял? — обернулся на него Джон.

   — Быстрее, — процедил Палач, поставив на Джона свои маленькие злобные глазки.

   — Ладно, — сказал Джон, делая вид, что не обращает внимания на Палача, и пожимая руку Фрэнку. — Увидимся позже.

   — Давай, — ответил, дружески улыбаясь, тот. Джон пошел вслед за Палачом к двери.

   — Вот, — сказал Палач, оставляя Джона в спортзале. — Убери все вон в том углу и вымой пол.

   — Ты же говорил, что только пол? — возмутился Фрэнк.

   — Опять пререкаешься? —как-то странно хмыкнул Палач. — Смотри, как бы тебе не пришлось заплатить подороже.

   Он смерил Джона уничтожающим взглядом и направился к двери. Звук его шагов гулко отдавался в пространстве спортзала. Наконец дверь громко хлопнула, и Джон остался один.

   Прежде, чем взяться за уборку, Джон решил немного побродить. Ведь не так часто остаешься один там, где обычно слышится шум и гам, где толкутся без конца, мешая друг другу люди. «Что-то есть завораживающее в этой тишине, — подумал Джон. — Дома я часто любил оставаться один». Он подошел к рингу и потрогал канаты. Пустой, обтянутый канатами квадрат, казалось, мирно приглашал его в свою середину. Джон улыбнулся, вспоминая отца, который в детстве иногда брал его с собой, посмотреть на соревнования. Потом он перешел в другое помещение, где стоял бильярдный стол. В комнате не было окна, и Джон включил лампу,висящую над столом. Сноп света выхватил из полумрака зеленое сукно стола, и Джон снова почувствовал какое-то умиротворение на душе. Сейчас, без людей, эта комната казалась такой уютной, и Джон почему-то вновь вспомнил свой дом. «Да, да, — улыбнулся он, — ведь в спальне у нас было зеленое покрывало, и на нем были вышиты яблоки, совсем как эти желтоватые, с выбоинами шары». Джон словно наяву увидел, как мать наклоняется над покрывалом, расправляя его и взбивая подушки, вот она обернулась и погрозила ему пальцем, улыбаясь своим маленьким кукольным ртом. Где-то хлопнула дверь, Джон оглянулся, но больше никаких звуков не доносилось. Он выключил свет и прошел в следующее помещение. Это был гимнастический зал. Здесь тоже никого не было, снаряды тускло и одиноко поблескивали — брусья, перекладина, несколько гирь, штанга и два велотренажера. Шторы на окнах были опущены, и потому в гимнастическом зале тоже был полумрак, как и в бильярдной. Но это был совсем другой полумрак. Джон вдруг почувствовал какую-то холодную враждебность во всех этих металлических предметах, они словно с каким-то порочным любопытством разглядывали его маленькое хрупкое тело. Он решил не включать даже в этом помещении свет. «Здесь нет ничего, что бы навеяло мне хоть какие-то воспоминания», — грустно усмехнулся он про себя, и хотел уже выйти в боксерский зал и приняться наконец за уборку, как вдруг чья-то тень на полу заставила его вздрогнуть и обернуться. Огромный негр загородил ему выход в бильярдную. Джон инстинктивно посмотрел на другую дверь, ведущую в коридор, но и там стоял какой-то парень. «Это же люди Грейвса, — вдруг осознал Джон. И словно в продолжение его мысли из-за спины парня вышел медленно и сам Грейвс.

   — Ну что, маленький пидор, пришла пора разобраться? — спросил он без тени усмешки.

   Джон снова оглянулся, рядом с негром стояли еще двое. Он понял, что дело — серьезное.

   — Ну! — вскрикнул Джон, отскакивая к стене. — Давайте.по одному!

   Но на него бросились сразу четверо. Он попробовал было ударить наскочившего на него первым негра, но тот сразу перехватил его руку, заламывая ее ему за спину. Остальные повалили Джона на пол, и негр засунул ему в рот кляп, скрученный из обрывков полотенца.

   — Сюда, — показал Грейвс на помост рядом со штангой.

   Они отволокли Джона к помосту и распяли его, навалившись по одному на руку и на ногу. Джон несколько раз дернулся, пытаясь вырваться, но это было бесполезно. Грейвс подошел и с отвращением посмотрел Джону в глаза, как будто тот был уже мертв.

   — Ну что, маленький пидор, скоро и твой приятель Фрэнк последует за тобой.

   Он подошел к штанге и с трудом ее приподнял. Потом, короткими шагами, неуклюже он поднес штангу к распятому Джону и с высоты своего роста отпустил огромный снаряд на грудную клетку лежащего. Что-то хрустнуло, хрякнуло, зашипело. Они отпустили тело, которое еще несколько раз дернулось и затихло. Кровь пропитала рубашку на груди и теперь обильно вытекала из-под врезавшейся в грудную клетку ручки штанги на черный помост, а по нему — вниз на пыльный, так и оставшийся невымытым пол.

   Они сидели по-прежнему в гараже, пуская тараканов, веселясь, щелкая насекомых пальцами и перебрасываясь шуточками, как вдруг в гараж ворвался один из индейцев из команды Здоровяка. Дверь хлопнула так громко, что все трое сразу оглянулись, догадываясь по виду вбежавшего, что произошло что-то дурное.

   — В чем дело? — тревожно спросил индейца Фрэнк.

   — Джона убили.

   — Что?! — вскрикнул, приподнимаясь, Фрэнк.

   — Он мертв, в гимнастическом зале лежит. Какое-то мгновение все трое — и Фрэнк, и Даллас и

Здоровяк, казалось, оцепенели. Никто из них не мог поверить. Как же так? Вот только что, час назад, Джон смеялся и каламбурил, он был среди них, а теперь... Нет, это же невозможно.

   — Что? — спросил, приходя постепенно от шока в себя Фрэнк, — Что случилось?

   — Я же говорю, он мертвый лежит в спортзале! — выкрикнул снова индеец.

   — Скорее, — сказал Даллас, как будто, поспешив, можно было еще чему-то помочь. — Скорее в спортзал.

   Они поднялись и быстро, опережая индейца, пошли к двери. На улице они уже бежали.

   Джон лежал с открытыми глазами, обрывок грязного полотенца торчал у него изо рта. Руки и ноги были раскинуты. А тяжелая штанга с тонкой блестящей перекладиной ручки по-прежнему была вдавлена ему в грудь. Фрэнк и Здоровяк осторожно подняли штангу за два конца, освобождая тело от орудия смерти. Казалось, что Джон на мгновение вздохнул и тело его шевельнулось, но это только казалось. Его глаза, его остановившийся взгляд, в котором запечатлелись и муки смерти и ненависть к Палачу, по-прежнему были устремлены в неведомое. Фрэнк осторожно ладонью прикрыл ему веки. Вчетвером они стояли над раздавленным телом, обескураженные, ошеломленные, но невидимая ярость уже медленно поднималась в их сердцах. До боли сжал кулаки Здоровяк, впиваясь ногтями в ладони. Даллас подавленно молчал, не сводя глаз с проломленной грудной клетки Джона.

   — Я знаю, кто это сделал, — тихо сказал Фрэнк.

   Он весь напрягся, жила вздулась у него на шее, синея и яростно пульсируя. Лицо его побелело, а потом кровь бросилась, окрашивая в красное щеки, лоб и словно наливаясь в глаза. Какие-то громадные, исполинские неуправляемые силы, казалось, овладевали Фрэнком, да так оно и было. Гнев и ярость поднялись в его душе и на этот раз им не было преград. Отчаянно пытался образ Розмари молить его о сдержанности. Но что был этот образ сейчас — лодка в бушующем океане. «Нет, Розмари, — словно с самого гребня волны говорил голос гнева Леоне. — На этот раз они достали меня». Индеец, стоящий рядом с ним, в ужасе отступил назад, так страшным было лицо Фрэнка.

   — Нет, это вам так просто не пройдет, — прошептал он.

   Но этот шепот был ужаснее грома и грохота бури. Фрэнк вздрогнул, сбрасывая с себя дотоле державший его панцырь оцепенения, и со всей силой, со всей яростью, на которые только было способно его тело, его упругие стальные мышцы, рванулся к двери.

   Несколько дней после того памятного разговора с миссис Леоне, когда Розмари показала ей фотографию дома Норта, девушка только и думала о том, как бы использовать имеющиеся теперь у нее сведения против Драмгула. Она была уверена, что он замышляет против Леоне что-то недоброе. Сердце говорило ей, что, быть может, в «Бэйкли» уже что-то происходит, но на все официальные запросы администратор тюрьмы давал ей один и тот же ответ: «С Леоне все в порядке. Он отбывает заключение согласно инструкции». Письма ее вежливо принимали, но в свидании с Фрэнком, как и в свидании с Драмгулом, которого она хотела лично просить о встрече с Леоне, вежливо отказывали. «Но как атаковать Драмгула? — думала Розмари. — Ведь, по сути, никаких доказательств, .что это он подставил Норта, нет. Наверняка, лишь Леоне знает что-то еще. А быть может, и до сих пор прячет те фотографии? Но зачем? Какой в них прок? Ведь и в самом деле на них же не запечатлено то роковое число из календаря, когда было совершено ограбление школьной кассы?» Эти и подобные им мысли постоянно крутились в голове Розмари. В первые дни она несколько раз доставала из сумочки и разглядывала фотографию дома. Но неясный, темный слегка от дождя снимок ничего ей не говорил. Она в отчаянии снова прятала фотографию в сумочку.