Сергей Зверев - Свинцовый шторм
Полицейский помолчал минуты две, не меньше, затем лениво шевельнул пухлой ладошкой, указывая куда-то себе за спину, и неразборчиво буркнул что-то вроде: «Там найдешь…»
И действительно, пройдя пару десятков метров, Орехов обнаружил нечто вроде автомобильной биржи или стоянки такси, если этаким красивым термином можно было назвать несколько облезлых, ржавых машин – почему-то все они были японского производства и с правым рулем.
Столковаться с одним из водителей удалось до неприличия быстро, но тут же выяснилось, что в рейс такси отправится только тогда, когда наберется полный комплект пассажиров – ну совсем как в российских маршрутках. Ждать пришлось часа два – по местным меркам, считай, вовсе ничего, – после чего ржавая «японка» довольно бодро рыкнула двигателем, скрежетнула коробкой передач и уверенно покатила по грунтовке в сторону Харгейса. Орехов намеренно не стал интересоваться у бегемота в полицейской форме, как проще и удобнее добраться до Берберы и дальше – до самой Алулы. Сергей справедливо решил, что знать, куда на самом деле стремится попасть подтянутый, загорелый европеец, полицаю было совсем не обязательно – кто же в таких делах оставляет лишние следы…
Десятка два километров по каменистой и пыльной грунтовке Орехову вполне хватило, чтобы понять одну относительно важную и приятно тешащую самолюбие россиянина вещь: многолетние слухи о том, что в России самые мерзкие в мире дороги, здорово преувеличены.
«Японку», на приличной скорости несущуюся по трассе, трясло, подкидывало и мотало так, что ни у кого из пассажиров и мысли не возникало о таких глупостях, как любование окрестными видами. Во-первых, смотреть, собственно, было и не на что, кроме любопытных и наглых бабуинов на обочинах. А во-вторых, гораздо важнее было не по сторонам глазеть, а постараться уберечь свои головы и языки, которые можно было с легкостью соответственно отбить и откусить…
Мудрецы давным-давно подметили, что даже самый длинный путь становится короче после первого шага и рано или поздно, но обязательно заканчивается. Путешествие Орехова, на денек прерванное пребыванием в Харгейсе, закончилось в Бербере – в городе-порту, откуда можно было без особого труда добраться и до Алулу. Но Орехов решил не торопиться – поспешность, как известно, нужна совсем в другом ремесле…
Когда подполковник, донельзя измотанный, ввалился в вестибюль отеля в Бербере, в его гудящей голове билась только одна мысль: «Господи, скорее бы добраться до душа и упасть в чистую постель да выспаться!»
Менеджер отеля был в меру приветлив и улыбчив. Быстро оформил необходимые бумажки и, вручая гостю ключ от номера, вежливо поинтересовался:
– Путешествуете? И как вам наша страна?
– Свыше всяких ожиданий, я потрясен, – с вымученной улыбкой на обветренном лице честно признался подполковник, и в самом деле чувствовавший, что местные лихачи своей ездой отбили ему все печенки.
Уже поднимаясь по лестнице на свой этаж, Сергей устало ворчал, разговаривая сам с собой:
– Будь прокляты все путешествия вместе взятые! Это какие ж задницы должны были быть у тех же монголов, которые целыми неделями с седла не слезали… Наверное, как панцирь черепаховый.
В номере, вполне обычном, считай, ничем не отличавшемся от подобных где-нибудь в Подмосковье или в европейской глубинке, Орехова ждало еще одно потрясение: вопреки ожиданиям, душевая функционировала и из новенького рожка лилась теплая вода. Скинув пропотевшую и до безобразия запыленную одежду, подполковник торопливо забрался в крохотную душевую и добрых минут двадцать блаженствовал под жиденькими струйками воды, охая и мыча от удовольствия.
Выйдя из душа, он открыл дверцу объемистого холодильника, одним духом опустошил пластиковую бутылку минеральной воды, закурил сухую сигарету из новой пачки и впервые за много часов почувствовал себя человеком.
– Хорошо быть белым человеком с хорошими деньгами в кармане, – глубокомысленно изрек Орехов, вспоминая нелегкий путь, проделанный от базы коммандос под Аддис-Абебой до этого милого отельчика в довольно симпатичном городке на берегу Аденского залива.
Назвать путешествием минувшие сумасшедшие гонки по пересеченной местности у него язык не поворачивался. Да и впечатлений оказалось не густо: разве что памятник советскому истребителю «МиГ» в Харгейсе удивил спецназовца, да то, с каким воодушевлением сомалийцы старательно объедали с веток зеленые листочки ката – местного не то легкого наркотика, не то транквилизатора. Причем веники этого ката продавались, считай, на каждом шагу. Больше, собственно, и вспоминать-то было нечего – унылая степь кругом, жара, пыль и немилосердная тряска в полудохлых автомобильчиках…
…Вашукову, прибывшему в Мозамбик почти в то же самое время, когда и Орехов добрался до Берберы, повезло значительно меньше: ни чистой постели в уютном номере, ни душа ему не досталось. Двое дюжих полицейских подвели морпеха к железной двери камеры, сняли наручники и втолкнули арестованного в душный сумрак, откуда пахнуло едкой вонью и чей-то голос негромко произнес на скверном английском:
– Ого, братцы! Вы только посмотрите, кого к нам подсунули. Всякое эти стены повидали, а вот белого здесь, готов поклясться, не было ни одного…
5. Сомали, порт Бербера, один из городских рынков, начало августа 2010 года
Если бы сейчас кто-то спросил Орехова, что общего у стран Африки, он бы, не раздумывая, назвал цвета, жару и пыль. Причем в понятие цветности подполковник включил бы не только желто-коричневые и зеленые оттенки пейзажей, но и цвета кожи обитателей этих стран. Хотя, если честно, и кожа аборигенов частенько имела не только черно-угольный оттенок, а говоря о расцветках пейзажей, непременно стоило бы упомянуть и сине-голубое небо, и серебристо-синее море – где оно было, конечно. А разница, по мнению подполковника, была лишь в нескольких градусах плюс-минус, да в том, что одни страны были излишне засушливы, а другие страдали от переизбытка влаги подобно джунглям и болотам Вьетнама. Утешало Орехова лишь то, что забрасывать его в жарко-душные джунгли судьба пока вроде бы не планировала…
Во многих странах биржей свеженьких новостей по-прежнему остается рынок – или базар, если употреблять более точное и менее официозное словцо. Именно на местный рынок и отправился Орехов прямо с утра, справедливо полагая, что именно в это время там идет наиболее бойкая торговля и болтается больше народа. Для начала подполковник обменял в каком-то подозрительном сарайчике полсотни долларов на местную валюту. При обмене выяснилось, что напряженки с бумагой в гордом Сомалиленде нет – взамен трех американских бумажек Орехову выдали восемь полновесных пачек денег, для переноски которых тут же пришлось купить специальный пакет.
Рынок-базар Сергею в принципе понравился. Как и положено подобному предприятию, рынок был шумен, деятелен, пахуч и по-цыгански многоцветен. Причем обилие цветов имело место быть не только в одеждах покупателей и торговцев, но и на прилавках – хотя большая часть товаров лежала прямо на земле или была просто развешана на веревках. Проходя по овощным и фруктовым рядам, Орехов быстро выяснил, что в Африке, оказывается, выращивают и едят то же самое, что и во всем остальном мире: картошку, лук, чеснок, морковку, помидоры и яблоки. Из экзотики подполковнику удалось разглядеть разве что ананасы, бананы и маниоку, да еще добрую сотню каких-то неизвестных специй. Зато ни одного грейпфрута или, например, зелененького киви Орехов так и не увидел. А вот в рыбных рядах пришлось признать, что почти ни одной из разложенных на прилавках и в лотках рыбин подполковнику до этого дня видеть не приходилось. Правда, Орехова это ничуть не огорчило, поскольку на рынок он пришел не рыбу или картошку покупать, а совсем за другим…
Это «другое» долго искать не пришлось: то там, то тут подполковник натыкался взглядом на небольшие группки молодых людей в разнообразных нарядах, но с весьма характерной внешностью и повадками.
«Вот интересно получается… – прикидывал Орехов, не спеша пробираясь между рядами и беспечно помахивая сумкой с местными тугриками. – Сколько на свете стран, сколько народов и национальностей, а эта порода, считай, везде одинаковая. Повадки, походочка, особый взгляд… Вроде бы и не уголовники – те как раз посерьезнее выглядят, – а публика все равно поганая и достаточно опасная. Одно слово – шпана…»
У здоровенной бабищи в немыслимой расцветки и еще более немыслимого размера платье подполковник купил банку вроде бы немецкого пива, чпокнул крышечкой и осторожно отпил глоточек. Пиво оказалось вполне приличным, и спецназовец, не без удовольствия прихлебывая горьковато-терпкий напиток, подошел к двоим топтавшимся в стороне парням несомненно шпанистого вида и без обиняков заявил:
