Энди Макнаб - До наступления темноты
Я выключил приемник. Это были первые услышанные мной новости об инциденте. В последние шесть дней я как только мог удерживал себя от попыток выяснить хоть что-то.
Я потратил три долгих дня на то, чтобы выбраться из джунглей, привести себя в божеский вид и на попутных машинах добраться до столицы Панамы. Еды в рюкзаках не оказалось, так что мне пришлось выкапывать съедобные корешки. Но зато на рюкзаках можно было лежать, спасаясь от грязи, а нашедшаяся в них запасная одежда, хоть и была мне не по размеру, ночами защищала мои руки и голову от москитов.
Добравшись до столицы, я просушил на солнце две взятые мной на трупах в доме Аарона и Кэрри сотенные бумажки, и пятна крови осыпались с них крохотными чешуйками. На эти деньги я купил одежду и снял в старом квартале грязнющую комнату, хозяина которой не заботило, кто я и что я. Лишь бы деньги платил.
Во вторник, то есть четыре дня назад, моя кредитная карточка все еще не была аннулирована, так что, похоже, договоренность с Дасэром пока оставалась в силе. Помывшись и переодевшись, я отправился в банк и снял с нее максимально разрешенную сумму – 12 500 долларов, после чего воспользовался билетом до Майами. Оттуда я покатил железной дорогой в Балтимор, штат Мэриленд. Чтобы добраться до него, потребовалось два дня и четыре поезда – не желая привлекать к себе внимание, я не покупал билетов дороже ста долларов. Дасэр мог установить, что я покинул Панаму, и проследить мой путь до Майами. Ну и пусть его, не возражаю, а вот сверх этого ничего ему знать не следовало. Сейчас, по прошествии трех дней, Редфорд и Кроссовки вполне уже могли осматривать достопримечательности Вашингтона.
Я услышал щелчок дверной ручки автомобиля и увидел Джоша за окном его черного, пожирающего непомерные количества горючего «доджа», в котором я и сидел. Одной рукой он открывал дверцу, в другой держал бумажный стаканчик с растворимым кофе и банку колы.
Когда Джош уселся за руль, я взял кофе, пробормотал: «Спасибо» – и поставил стаканчик на приборную доску.
Джош не отрывал глаз от въезда в многоуровневый гараж, стоявший на другой стороне улицы.
– Через полчаса, – сказал он. – А пока пей колу.
Я кивнул и потянул за колечко на крышке банки, Джош между тем отхлебнул кофе. Что бы он сегодня ни говорил, я соглашался со всем. Он встретил меня на вокзале, два часа вез в машине, и вот мы здесь, в Международном аэропорту Балтимора. Джош даже купил мне колу.
Он выглядел все так же: сверкающая коричневая лысая голова, неизменная легкая полнота. Очки в золотой оправе придавали ему вид скорее угрожающий, чем интеллектуальный.
Помолчав немного, Джош повернулся ко мне. Я знал, что он зол на меня – ему не удавалось этого скрыть.
– Дальше будем жить по правилам, – сказал он. – Ты слышишь? Первым делом, дружок, тебе придется разгрести дерьмо, в котором мы все оказались по твоей милости. Меня не волнует, в чем там суть и что тебе придется делать. Просто покончи с этим. Тогда, и только тогда, позвонишь мне. Вот так оно теперь и пойдет – как у разведенных супругов, которые ради детишек стараются вести себя пристойно.
Мы просидели, вглядываясь в автомобили, еще десять минут. Джош время от времени вздыхал – размышлял о нашей с ним договоренности. Она ему явно не нравилась, однако он все равно будет придерживаться ее, потому что это правильно. Наконец он допил кофе, и мы выехали с парковки, направляясь к многоуровневому гаражу. Когда мы подъезжали к барьеру кассового автомата, я пригнулся, притворившись, будто что-то уронил. Последнее, в чем сейчас нуждался Джош, – это наша с ним общая фотография.
Свободных мест на первом этаже было много, но мы покатили прямиком к ведущему наверх пандусу.
Мы встали на свободное место на самом верхнем этаже, и Джош кивнул в сторону зеленого «вояджера» с номерами штата Мэн и тонированными стеклами.
– Пять минут, понял? Это опасно. Господи боже, она мне все-таки сестра.
Кивнув, я потянулся к дверной ручке.
– И не забывай, дружок, девочка прождала тебя всю прошлую неделю.
Я вылез из машины и пошел к «вояджеру». Стекло на его переднем боковом окне опустилось, открыв моему взору женщину лет тридцати с небольшим, чернокожую красавицу с собранными на затылке в узел волосами. Она одарила меня встревоженной полуулыбкой и, вылезая из машины, указала пальцем назад, на сдвижную дверь.
– Очень тебе признателен, – сказал я.
Ответа не последовало. Женщина отошла к машине Джоша и забралась в салон.
Встреча с Келли внушала мне некоторые опасения. Мы не виделись с ней уже больше месяца. Я сдвинул дверь. Келли, пристегнутая ремнем безопасности, сидела на заднем сиденье и смотрела на меня, слегка смущенная. Возможно, слегка настороженная. Я залез внутрь, чтобы не торчать у всех на виду.
Поразительно, как меняются дети, если не видишь их каждый день. Глаза и нос Келли, казалось, приобрели теперь более четкие очертания, рот стал немного больше – совсем как у юной Джулии Робертс. Еще немного, и она превратится в живой портрет своей матери.
Я сдвинул в сторону валявшиеся на передних сиденьях игрушки и сел.
– Привет. Ну, как ты? – Мне не терпелось обнять ее, но я не решался. Вдруг ей этого не хочется.
Огромный лайнер закладывал вираж прямо у нас над головами. Рев стоял такой, что я перестал слышать даже собственные мысли. Я заткнул пальцами уши и скорчил гримасу. По крайности, улыбки я от нее добился.
Склонившись между спинками сидений я поцеловал ее в щеку. Холодности в ее реакции не ощущалось, но и особого восторга тоже. Я ее понимал: какие уж тут восторги, когда ждешь, что тебя снова огорошат.
– Я так рад видеть тебя. Как ты?
– Хорошо… А что это за шишки у тебя на лице?
– Осы покусали. Да бог с ними – ты-то чем занимаешься?
– Я на каникулах, у Моники. Ты останешься с нами? Ты обещал приехать ко мне еще неделю назад.
– Я помню, помню, просто… понимаешь, Келли… Послушай, я страшно сожалею, что не выполнял своих обещаний. Ну, ты знаешь, не звонил, не приезжал. Мне хотелось приехать… просто… ну, дела и все такое, ты понимаешь?
Она кивнула, как будто и впрямь поняла.
– А теперь я и вовсе влип в одну историю, так что мне придется на время уехать, прямо сегодня… Но я правда хотел увидеть тебя, хотя бы на несколько минут.
Лайнер уже приземлился и с воем катил по посадочной полосе. Меня расстраивало, что, пока не утихнет шум, я не смогу сказать ей всего, что собирался сказать.
– Знаешь, когда ты переехала к Джошу, я ревновал тебя к нему, но теперь я понимаю, это было правильное решение, самое лучшее. Нужно было, чтобы ты общалась с его детьми, играла с ними, ездила на каникулы к Монике. Так что мы с Джошем договорились вот о чем: когда я разберусь с кое-какими делами и вернусь сюда, я стану вести себя по-другому – ну, знаешь, навещать тебя, звонить по телефону, ездить с тобой отдыхать. Мне очень хочется этого, потому что я страшно скучаю по тебе и все время о тебе думаю. Однако пока все должно оставаться по-прежнему – ты будешь жить с Джошем. Понимаешь?
– А на каникулы мы вместе поедем? Ты говорил, что когда-нибудь мы так сделаем.
– Еще как поедем! Но, правда, не сейчас. Сейчас мне придется разбираться… ну…
– С делами?
Мы оба заулыбались.
– Вот именно. С делами.
Моника открыла переднюю дверцу и во весь рот улыбнулась Келли:
– Нам пора, солнышко.
Келли глянула на меня, и на один страшный миг я решил, что она вот-вот расплачется.
– А можно мне поговорить с доктором Хьюз?
– Зачем? – спросил я испуганно.
По лицу Келли расплылась улыбка:
– Ну как же, мой папа только что развелся с другим моим папой. У меня возникли проблемы.
Даже Моника и та расхохоталась:
– Ты смотришь слишком много сериалов, солнышко!
Я вылез наружу, дверца закрылась, и машина тронулась с места.
Когда я вернулся к Джошу, он сказал мне через окно:
– От выхода из зала прилета ходит автобус до железнодорожного вокзала.
Я кивнул и, махнув на прощание рукой, направился к лифту, однако Джош хотел еще кое-что мне сказать:
– Знаешь, дружок, может быть, ты и не такой урод, каким я тебя считал. Но тебе все-таки следует разгрести это дерьмо, привести свою жизнь в порядок.
Я кивнул еще раз, и Джош уехал, от «вояджера» его отделяли две машины.
Я больше не собирался спихивать Келли на Джоша. Это было бы слишком простым выходом. Она не только нуждалась в двух родителях, она их заслуживала, даже разведенных. Я надеялся, что мой визит, пусть и короткий, – это все-таки лучше, чем ничего.
Разобравшись с «делами», я вернусь сюда, и мы все как следует обговорим. Я получу права на посещение ребенка, мы придумаем, как дать Келли все, в чем она нуждается, упорядочить ее жизнь, внушить ей уверенность в том, что окружающие всеми силами заботятся о ней.
