Сергей Самаров - Кроме нас – никто
Согласно законам боя, первой колонне следовало залечь и лежать без движения, пока над ними свистят пули подошедшей колонны. Но законы пишутся для тех, кто в состоянии их выполнить. Необученные солдаты такой способностью не обладают. Нервы не выдерживают напряжения – в тебя стреляют, значит, необходимо тоже стрелять. А если дал несколько очередей с одного места и «показал себя», следует обязательно перебежать в другое место. Вот тут-то и возникает эта возможность – угодить под пули тех, кто пытается тебя спасти…
Вторая колонна приближалась, рассеявшись по всей ширине ущелья, и, таким образом, уже перестав быть собственно колонной, но от этого потери не уменьшились, а процентное число вооруженных возросло. Ситуация несколько меняла первоначальные планы спецназовцев. Пополнению предстояло вот-вот попасть на мины с механическими взрывателями, заложенные для первой группы. Если это остановит «духов», то они не войдут в сектор кинжального расстрела, подготовленного Солоухиным. И не могут быть задействованы мины с дистанционным управлением, пока первая группа не начнет отступать дальше. Дальше от десантуры и ближе к своим…
17
Для старшего лейтенанта Семарглова и его взвода день выдался таким же напряженным, как минувшая ночь и следующее за ночью утро. Солдаты устали, как, впрочем, и сам старший лейтенант, но в новом вертолете спать было уже не так неприятно, как в первом. Здесь не так шумело и трясло, и ни у кого не возникало опасения проснуться во время свободного падения. И все, кто как мог и умел, старались пристроиться с возможностью поспать.
Взвод разведки вместе с командиром собрался в этот раз почти в половинном составе, что с ним вообще случалось в последних операциях редко. В результате единственный вертолет, оказавшийся подготовленным к немедленному полету, был набит гораздо больше всех допустимых норм, тем не менее это не смутило даже пилотов. Разведчики тоже не успели отдохнуть, и многие спали прямо на полу салона. В том числе и сам старший лейтенант Вадимиров, уютно устроившийся рядом с выходным люком.
Семарглову, когда после доклада полковнику Рауху он получал новое задание, казалось, что после завершенной операции он готов уснуть хоть на ходу, хоть на лету, хоть на бегу. По крайней мере, шел он к новому вертолету так, словно перед этим основательно «хлебнул» из пилотской фляжки. Бетонированная поверхность аэродрома слегка пошатывалась под ногами – плавно, как играла на волне. И Василий Иванович сам не замечал, как тяжко вздыхает. Тем не менее уже в вертолете старший лейтенант, как ни старательно закрывал глаза, уснуть не смог. Потому что, едва закрывал глаза, перед внутренним взором вставало осунувшееся лицо подполковника Яцко, измученного маршем и получившего избавление от мук в виде пули. Впрочем, избавление подполковник получил, скорее, не от мук физических, а от мук нравственных, потому что последняя его фраза показала, о чем человек долго и надсадно думал.
«Дух Мураки»…
Говоря честно, Василий Иванович Семарглов в свои молодые годы давно научился присматриваться и прислушиваться к людям больше, чем это могло показаться со стороны при его обычной легкомысленной манере поведения. Эту манеру поведения он сам выбрал себе как защиту от окружающей среды, и такая защита пока работала безотказно. Однако от самого себя она защитить не могла, хотя внешнее поведение тоже формирует внутреннего человека, вопреки общему мнению, что только внутренний мир влияет на поведение видимое. Никто бы со стороны не сказал, что он переживает, что он утруждает себя тяжелыми мыслями о деле, в котором принимал непосредственное участие. А он переживал…
«Дух Мураки»…
И совсем не думал старший лейтенант, что он особо чувствительный человек. Он себя к обычным относил и никогда к особенным. И потому, что сам переживал, к другим присматривался. И то же самое наблюдал. И среди офицеров, и среди солдат. При этом отдавал себе ясный отчет, что само уничтожение имама, которого афганцы считали святым, может быть, и неприятный осадок на душе оставляет, тем не менее неспособно вызвать тот поток чувств, что обрушился на спецназовцев и даже не только на них, а на всех, кто так или иначе соприкасался с операцией. Семарглов слышал, что даже прапорщик-заправщик с аэродрома, что отправлял их вертолеты на задания, слег в госпиталь с сердечным приступом. Во всем виноваты последствия. Странные ощущения жесткого постороннего взгляда… Землетрясение… Облако в форме человеческого глаза… Все это в совокупности так повлияло на людей, что уже на протяжении длительного времени заставляло беспокоиться.
И вот теперь подполковник Яцко… Последние его слова…
«Дух Мураки»…
Что же это такое?.. И сколько это будет длиться?..
Может быть, как говорят, от расплаты за содеянное никогда и никуда не уйти?..
Может быть, любой святой, невзирая на вероисповедание, лицо неподвластное человеческому суду?.. Кто даст ответ?..
* * *Выспаться никому не дали, поскольку полет много времени не занял. Вся оперативность операции обусловливалась как раз близостью района действий. Как и полагается, к старшему лейтенанту Семарглову, как к командиру группы, подошел второй пилот, протянул руку, чтобы за плечо тронуть, но Василий Иванович сам глаза открыл. Он так и не уснул и ждал этого момента.
– Прилетели?
– Подлетаем…
В этом вертолете и кричать сильно не надо было. Звукоизоляция хорошая. И долетели, кажется, слишком быстро. По крайней мере, то, что уже долетели, поняли все в группе, зашевелились, сели прямее. Старший лейтенант Вадимиров вообще встал и ремень подправил, и автомат в руки взял, показывая, что он к десантированию хоть сейчас готов.
Семарглов, а за ним и Вадимиров двинулись к пилотской кабине. Казалось, было все точно так же, как недавно, меньше суток назад, но тогда следом за ними двинулся и подполковник Яцко. Сейчас уже подполковника не было за спиной, и не будет его там никогда. Никогда… И от этого, от чувства безвозвратности, становилось невыносимо грустно, словно подполковник был им обоим хорошим добрым другом, на которого всегда можно положиться в бою. И совсем забылось, как раздражал их Яцко, как нервировали его не всегда обоснованные придирки при разборе каждой прошедшей операции, как морщились они, глядя на раскрытый бессильный рот задыхающегося подполковника на марше… Не повторится это, потому что «дух Мураки»…
– Где-то сбоку идет бой, – сказал первый пилот, не оборачиваясь. – Мы вас высаживаем в тылу. Выбирайте, что лучше – спуститься с перевала или догонять по дороге? По дороге будет километров на пятнадцать дальше. С перевала – крутовато.
Старшие лейтенанты переглянулись. Семарглов предпочел выслушать мнение более опытного товарища, чем пользоваться своим правом командира. Взгляд его откровенно спрашивал.
– С перевала обзор, по крайней мере, будет… – решил Вадимиров. – А пятнадцать километров после ночного марша короткими не покажутся…
– Перевал… – без сомнений подтвердил Василий Иванович.
Первый пилот не ответил, только круто «заложил» машину на бок и стал снижаться, показав этим, что выбор ему понятен, а остальное его волнует мало.
– Готовьтесь, – кивнул второй пилот. – Садиться не будем, прыгайте…
Высадка прошла быстро и без проблем с высоты около метра. Вертолет, едва все спецназовцы оказались на перевале, тут же поднялся выше и сразу пошел в разворот для дальнейшего пути, который шел в сторону аэродрома. Торопился, похоже, еще куда-то. В горячке последних дней и вертолетчикам не давали отдохнуть, и высыпались они зачастую, когда вертолет заправляли для следующего вылета топливом и боекомплектом.
Сверились по карте. Каждый из старших лейтенантов со своей.
– Бери, сколько тебе с собой надо, и – вперед, к дороге… Мы пока сориентируемся здесь.
– Думаю, не к дороге… Попробуем поверху пройти. Рядом с дорогой старая тропа обозначена… – показал Вадимиров в карте. – Правда, потом она обрывается… Может, там и спустимся…
– Действуй! Мы выходим через пять минут. Темп маршевый.
Командир разведвзвода взял с собой десять человек, в числе которых оказались, как всегда, снайпер ефрейтор Щеткин и Иванов-Петров-Сидоров. С привычной командой работать всегда легче. Пять минут прошли быстро, и основная группа вышла в марш. Если не считать нарушения дыхания и излишней нагрузки на мышцы, то спускаться по серьезному горному склону несравненно труднее, чем подниматься на него. Конечно, нагрузка на мышцы тоже немалая, но не такая, как при подъеме. А вот осторожность, выверенность каждого шага, более того, многих шагов вперед – это все сильно замедляет движение. Поэтому обычно используется не прямое направление спуска, а плавное, вдоль склона, в направлении необходимого движения. Это позволяет и скорость поддерживать необходимую, и силы сохранить. А когда запас сил может понадобиться, не скажет заранее никто.
