Михаил Серегин - Честное слово вора
– А я думаю, – сказал смотрящий, – что не сами. Кто же перед началом сезона разборки устраивает, ведь одни убытки от них. Я думаю, это менты.
– Что менты?.. – недоуменно спросил длиннорукий.
– По-моему, это менты их стравили. Посадить законно они никого из спортсменов или ингушей не могут – улик не хватит, а старатели показаний не дадут. Вот они, видать, и решили стравить отморозков, чтобы они друг друга сами перебили, сделали за ментов их работу.
– Почему ты так думаешь? – с интересом спросил пожилой блатной со шрамом.
– Во-первых, потому, что началось все с ментовского налета на хаверу Коли Колымы. Наверняка мусора информацию, от Колымы полученную, использовали, чтобы отморозков стравить. И размах там был нехилый. Рации, автоматы, «ЗИЛ» с подъемником… Да и менты сами этого не отрицают – подтвердили они, что их операция была. Если не они, то зачем им на себя чужое дело брать?
– Мало ли, – задумчивым голосом сказал пожилой. – Они ведь для своего интереса и приврать могли.
– А если не они, то больше некому, – развел руками смотрящий. – Вот кто именно из ментов – неясно, но что это они, я почти уверен.
Пожилой блатарь пожал плечами. Видно было, что совсем согласиться со смотрящим он не может, но и возразить ему нечего.
– Значит, ты, как выйдешь, начнешь остатки «зверей» и спортсменов к ногтю брать? – спросил сидящий справа от Бати крепкий мужик со свернутым набок носом. – А не опасно? Если это ментовская провокация, то и мы под нее попадем. Может, лучше в стороне остаться?
– Я за это дело обязательно возьмусь, но не сразу, – покачал головой смотрящий. – Сначала нужно конца войны дождаться, а только потом, когда они друг друга окончательно перемочат, и вступать в игру. Такой шанс никак нельзя упускать. Свято место пусто не бывает: если мы его не займем, то другие отморозки появятся. Или те из воюющих, кто хоть как-то на ногах останется, или кто-то новый. А какой я тогда смотрящий буду, если упущу шанс всю область под контроль взять? К этому все блатные стремиться должны. Если бы во всей России воры взяли власть в свои руки, никакого беспредела бы не было, никакой «бакланки», и ходить по улицам можно было бы в любое время суток. Мы за порядком следим покруче, чем мусора, и закон наш воровской – самый справедливый!
Смотрящий немного помолчал, а потом продолжил:
– А что опасно, так я же не вчера родился, понимаю. Потому и начну не сразу. Я так думаю, нужно еще недели две подождать. Они как раз воевать закончат, а менты тех, кого смогут, посадят. Не может быть, чтобы в такой рубке никто конкретно не засветился.
– Получается, что лучше бы тебе и не сейчас откидываться, а недели через две?
– Да нет, оно и лучше, что сейчас, – усмехнулся Батя. – Две недели воли – это две недели воли. Я пока на материк съезжу, здоровье поправлю, не молодой уже, седьмой десяток разменял. В Сочи, пожалуй, съезжу, давно я там не был. А как приеду, так и возьмусь за дела.
– А с мусорами как? – осторожно спросил пожилой.
Смотрящий понял его правильно. Он-то уходит, а пацаны на зоне остаются.
– Насчет грева мусорам не менжуйтесь. Я сказал, значит, сделаю. Кстати, скоро в Магадане большой сходняк. Много воров авторитетных съедется – вот как раз к нему я и приеду.
– А кто будет? – заинтересованно спросил блатарь со свернутым носом.
– Все самые серьезные сибирские авторитеты. Толя Паровоз, Китаец, Захар, Бородач, Дима Шило… Вот поговорим на сходняке про обстановку в Магадане, после этого и за дело взяться можно будет. Кстати, может, и коронуем кого на сходняке, хотя это я еще не решил. Ну да я вам по-любому весточку перешлю.
– А что с Колей Колымой, Батя? – спросил пожилой. – Пока мы его не нашли, на всей области косяк.
– Он свое получит, – с холодной усмешкой обронил смотрящий.
Глава 30
День стоял довольно ясный и солнечный, только иногда с севера налетали короткие порывы холодного ветра, гнавшие по небу большие белые облака. Было двенадцать часов дня. Над огромной ямой, из которой на прииске «Счастливый» брали золотоносную породу, стоял экскаватор с нависшим здоровенным ковшом. В яме копошились фигурки старателей, они выбирали золотоносную породу.
Технология золотодобычи на прииске была самая что ни есть примитивная, так же золото добывали и сто лет назад. Оно и неудивительно. Поскольку к государству «дикие» старатели не имели никакого отношения, то и современной техникой их никто не снабжал. Были только этот самый экскаватор для снятия верхнего слоя земли и устройство для промывки породы – система деревянных лотков, к которым была подведена вода из протекавшей тут речки.
Старатели сначала нагребали каждый на своем участке золотоносной породы, а потом несли ее на промывку. Порода сваливалась в верхний лоток и размывалась водой до тех пор, пока не смывалась вся. А потом старатели осматривали лотки. Тяжелое золото оседало в верхних – в первом, втором и третьем, а пустая порода уходила вниз. Разумеется, при такой системе какая-то часть золота смывалась вместе с ней, да и производительность была очень невысока, но если порода была достаточно богата, то кое-что намыть было вполне можно. Следовало полагаться только на удачу – какой участок достанется, какая делянка. Их в самом начале сезона разыгрывали по жребию, так что тут все было честно.
Старатели работали весь световой день. Ведь чем больше успеешь промыть, тем больше получишь золота, а сезон короток. Кто не успел, тот опоздал. Вот и сновали черные фигурки мужиков от ямы к лоткам, а потом снова к яме.
Валя Ломаный разогнулся и вытер со лба пот тыльной стороной ладони. У него начала ныть сломанная ключица, и нужно было немного передохнуть, а то боль усилится, и вообще работать не сможешь. Он досадливо сплюнул – жаль время зря терять – но покорился неизбежному и присел на землю, закурил и стал наблюдать за своими товарищами, роющими землю на соседних делянках.
Его соседями были Саша Охотник и Гриша Веретенников. С Гришей у Ломаного были нормальные отношения: два простых мужика, они искренне симпатизировали друг другу. А Охотника Ломаный не любил. Они уже не первый сезон работали в одной артели, и Ломаный успел составить о нем определенное мнение. Саша Охотник был слишком самолюбив для того, чтобы хорошо ладить с людьми. Он искренне считал себя душой коллектива и старался этому званию соответствовать.
Некоторых морально нестойких мужиков ему даже удалось в этом убедить, они с уважением относились к любым его словам и во всем поддерживали. Но большая часть артели относилась к нему так же, как и Ломаный. Среди «диких» старателей подавляющее большинство – серьезные самостоятельные мужики, правда, многие с несложившейся жизнью, но тем не менее. Такие не любят тех, кто считает себя круче всех остальных, особенно когда это мнение ни на чем реальном не основано.
Охотник старался косить под блатного. Он отмотал срок за хулиганку по малолетке и утверждал, что с тех пор зажил по понятиям и что блатные на зоне его признали. При этом было непонятно, почему же он тогда работает, но Охотник утверждал, что на самого себя работать можно, западло только на государство. Еще Ломаный не любил Охотника потому, что заметил, как тот относится к Колыме.
А Колыму Саша Охотник явно побаивался и очень не любил. Невзлюбил он его буквально с первого дня, как они приехали на прииск. Причины, в общем, были понятны – в присутствии настоящего блатного кидать понты было сложнее.
– Эй, Ломаный, что сидишь? – послышался голос Охотника. Он как раз поднимался наверх по утоптанной тропинке, проходившей мимо делянки Ломаного. – Надоело работать? Решил, как твой кореш, побездельничать?
– Твое-то какое дело, Саша? – спокойно спросил Ломаный. – Что ты, начальник мне, что ли? Хочу работаю, хочу сижу.
– Да я шучу, Валек, что ты так серьезно! – весело ответил Охотник, исчезая за краем ямы.
Ломаный хмыкнул. Ишь ты, шутник выискался. Без его шуток тут скучно, можно подумать. Он потянулся, разминая затекшую спину, затушил догоревшую сигарету и встал. Боль в ключице прошла и можно было продолжать работать. Ломаный взял лопату и вонзил ее в землю.
Раз, другой… Вдруг лопата наткнулась на что-то твердое. Беззлобно чертыхнувшись, Ломаный нагнулся, собираясь вытащить из-под штыка мешающий работать камень, но, взяв его в руку, неожиданно присвистнул.
Это был не камень. Облепленный грязью комок весил в несколько раз больше, чем должен весить камень такого размера. Ломаный был опытным старателем и сразу понял, что это значит. Золото! Самородное золото!
Он прикинул вес самородка, подкинув его на ладони. Не меньше килограмма. Ничего себе! Вот это фарт! Ломаный счистил с одного из боков грязь. Точно золото! Это сколько же он за этот самородок получит, если сдать его ингушам? Ого, получается, что никак не меньше пяти штук баксов, а то и поболе.
