Сергей Зверев - Гамма-воин
— Не проблема: я нашу госпитальную вызову! — поднялся Ларичев. — Наручники сними с него! — приказал он водителю. — Ключ-то есть небось?
Освобожденный Тарасов сел, подтянув колени к животу, и принялся растирать затекшие лодыжки.
Секретный объект опустел, только сиротливо чернела на лавочке забытая бойцами черная маска. Отправил их Михаил Федорович куда или сами убрались от греха подальше, убоясь проверки, — спрашивать Артему совсем не хотелось. В большой политике больно бьют. В живот и по голове. Только того глиста бы встретить, поговорить по душам…
Ларичев подмигнул Артему и весело промолвил:
— Будем-были, майор! Знаешь такую присказку?
— Это как понимать, товарищ генерал? — растянул в улыбке разбитые губы Тарасов. — У меня с чувством юмора в последнее время как-то не очень.
— Значит: будем помнить, какими мы были, и впредь будем жить на полную катушку. Чтобы помирать стыдно не было!
— Без базара! — осклабился Артем.
— Что-что?! — не понял Ларичев.
— Это означает «так точно, товарищ генерал!»
Глава пятнадцатая. Дракон на пороге
— Но мне надо это знать!
— Невозможно, господин…
Реплика потонула в гуле — видеоабонент в Москве сидел у открытого ввиду жары окна; только что вкатился в колодец двора громогласный мусоровоз…
Ле Жэнь усмехнулся и бросил стоящему рядом слуге:
— Сделай так, чтобы там увидели то, что у меня за спиной…
Босс тронул кресло, и оно откатилось в сторону, деликатно щелкнув колесиками. Слуга склонился над клавиатурой, переместил глаз веб-камеры и поклонился.
Ле Жэнь вернулся к беседе с далеким земляком. Точнее, он уставился в монитор на собеседника, с которым его разделял добрый десяток тысяч километров. На бархатной стене за спиной босса висел узкий китайский меч с кованой ручкой и кисточкой, подаренный недавно товарищами из ЦК компартии Китая; прямо под мечом тепло улыбался Ле Жэнь. Добавить к увиденному было нечего. Намек был понят.
— Но это невозможно, господин! — На мониторе было видно, как низко поклонился абонент и прядь черных волос упала ему на лицо. — Я пытался, но это невозможно…
— Меня все-таки очень раздражает эта новая техника, — доверительно сообщил Ле Жэнь слуге. — Я напрасно согласился разговаривать с помощью компьютера. В следующий раз Ван должен будет прилететь для разговора сюда, в Пекин, первым же самолетом… Кстати, тебе известно, почему меня называют Ле Жэнем?[5]Я вселяю ужас в души людей, но меня мало кто видел…
Босс вернулся к пруду и уткам. Он мог бы себе позволить эту роскошь — истратив безумные деньги на разведку, пригласить к себе того самого русского спецназовца и посмотреть ему прямо в глаза. Может быть, в них отыскались бы ответы на вопросы старого Ле Жэня?.. Но нет: значение слова «невозможно» босс знал. Значит, следует убить. Убить — к сожалению. Даже мудрый Конфуций и тот не мог бы не согласиться с таким решением…
Спецмашина с бригадой медиков, вызванная Ларичевым, прибыла довольно быстро. Пока суровая фельдшерица, сияя круглыми голыми коленками, обрабатывала ушибы и ссадины, молодой доктор, несмотря на все протесты Тарасова, вкатил ему хорошую дозу обезболивающего. В ватной тишине, последовавшей за уколом, Артем услышал, как заводится черная «Волга» и негромко беседуют люди — тот, незнакомый человек, который, похоже, спас жизнь незадачливому майору спецназа… и генерал Ларичев.
«Спокойные оба такие… будто не случилось ничего… — поплыли в голове Антона мысли. — Все-таки подрихтовали меня те волки конкретно… как никогда… В голове так и поет… черт…»
Артем очнулся в отдельной больничной палате. Койка, тумбочка, пластмассовые цветы на подоконнике. Жалюзи приспущены, и окно приоткрыто. Капельница булькает едва слышно, вливая в вену прозрачную жидкость. Вдалеке слышно, как звякают в лотке инструменты… Это был госпиталь Мандрыки, он же Центральный военный клинический госпиталь. Новые Горки, недалеко от станции Болшево. Экология, уют и забота. Ларичев побеспокоился.
Первый день прошел в суматохе: за новым больным то и дело являлись санитары с каталкой и, несмотря на протесты способного ходить пешком Артема, возили его по перевязочным-процедурным. Ночью покоя ему тоже не дали: явилась суровая толстая тетка-медсестра, всадила в задницу полупроснувшегося Тарасова дико болезненный укол и удалилась с чувством исполненного долга.
Наутро, едва Артем успел привести себя в порядок, в палату вошла девушка в накрахмаленном халатике и массивных роговых очках, так не шедших к ее миловидному личику, и заявила:
— Меня зовут Лия… Лия Евгеньевна. Я ваш лечащий врач, — сказала она и тут же набросилась на Артема: — Почему вы бродите по палате?! Почему не лежите, как полагается?!
Тарасов послушно улегся и сказал:
— Мамочке надо позвонить, а у меня телефон отобрали.
Докторша строго взглянула на строптивца поверх очков:
— Во-первых, он разбился и лежит в приемном отделении в вашем ящике вместе с вашими же грязными вещами. Во-вторых, пользоваться телефоном нельзя — только через дневального-санитара…
— А что можно? — поинтересовался Артем.
— Если вы про секс, то тоже нельзя, — бойко ответила Лия.
— Даже вприглядку?
— Вприглядку вредно для здоровья, — усмехнулась докторша.
Тарасов раскрыл рот, чтобы задать еще один — последний — вопрос, но девушка прервала его:
— Да, телевизор на этаже есть, но вам его смотреть нельзя… А можно лежать и выполнять назначения врача!
Закончив фразу, докторша развернулась на каблучках и вышла.
— Конвой может быть свободен, — проворчал Тарасов и повернулся на бок.
Боль ушла. Разукрашенная зеленкой физиономия покрылась частыми крестами пластырей, торчащими нитками швов. Болело в спине, но эта боль не шла в сравнение с муками сомнений, которые испытывал сейчас Тарасов.
Задремать не получилось: деликатно покашляв, в палату вошел посетитель — генерал Ларичев, — в халате, наброшенном на полевую камуфляжную форму.
— Артем, о той истории с задержанием и допросами придется забыть, — сказал генерал. — Это пока просьба.
— Это для вас так важно, товарищ генерал? — удивился Артем.
— Да, — кивнул тот. — Если бы я не знал твою манеру мстить — не отпирайся хоть передо мной, майор! — если бы не знал, то не стал бы убеждать так настойчиво… Даешь слово забыть?
— Так точно… В общем, даю, — подумав, ответил Тарасов.
Генерал с облегчением вздохнул, зачем-то сдунул пыль с цветов, стоящих на подоконнике, и положил на одеяло рядом с Артемом сверток.
— Это что, гостинец? — поинтересовался Тарасов.
— Это неучтенный ствол и к нему две обоймы, — просто ответил Ларичев. — Мы с тобой, брат, из спецназа, так что друг друга уже, похоже, поняли, так?
— Так точно, — усмехнулся Артем и, прикрыв глаза, добавил: — Спасибо вам за все!
После ухода Ларичева Тарасов уснул и уже не слышал, как генерал за дверью тихо переговаривается с врачом.
Второй день был тоже беспокойным, но он как-то очень быстро закончился. Явилась Лия, пояснив, что заступила на ночное дежурство.
— Как вы себя чувствуете? — стоя на пороге, готовая уходить, спросила она.
— Вы замужем? — поинтересовался Тарасов.
— Нет. Но к процессу лечения это не относится…
С этими словами докторша закрыла дверь палаты и, на мгновение мелькнув за мутно-молочным стеклом, пропала.
Сны в эту ночь Артему снились исключительно эротические, с очкастой докторшей в главной роли. Это значило, что он пошел на поправку.
Прошел еще один день, и снова наступил вечер. Тарасов несказанно удивился: Лия снова пришла.
— Вы опять дежурите? — вежливо осведомился Артем. — Не переутомляетесь?
Девушка молча присела на стул у окна и сдунула пыль с фальшивых цветов.
— Я вашу историю болезни просматривала: сегодня привезли из управления, — тихо сказала Лия Евгеньевна.
— Со мной все так плохо? — усмехнулся Тарасов.
Докторша серьезно покачала головой.
— Девяносто второй — пулевое ранение, — стала она загибать пальцы. — Девяносто четвертый — еще одно, посерьезнее. Две тысячи первый — атипичная бактериальная пневмония, похожая на тропическую. Две тыщи одиннадцатый — контузия, и вот снова — множественные травмы…
— К чему вы клоните, доктор?
Лия Евгеньевна не ответила. Она протянула изящную, с цепочкой на запястье, руку и погладила Артема по ежику волос.
— Вы это серьезно? — Тарасов задал этот вопрос, но его губы уже тянулись к тонкому девичьему запястью. Докторша отдернула руку, как от ожога.
Артем провел ладонью по мягким волосам Лии. Волна нежности и грусти затопила его. А девичьи, сложенные в усмешку губы были уже рядом с его распухшими разбитыми губами.
