Павел Стовбчатый - В бегах. Цена свободы
— Встанем! Надо сперва лечь. Интересно, как мы вообще будем спать? Мы же не одни…
— Что-нибудь придумаем. На худой конец поспим одну ночь со сменкой, а дальше «потеряем» их, пусть идут назад.
— А если они успеют подойти к поселку раньше, чем мы дойдем до Свердловского тракта? — спросил он. — А?
— Хорошо, продержим их две ночи, тогда точно не успеют.
— Странный ты человек, Михей, ох странный… Посчитай, сколько трупов за нашими спинами? Скольких убил ты лично?
— И что? — Я уже понял, к чему он клонит.
— А то, что ты жалеешь этих троих, рискуя почем зря. Суд не зачтет тебе это, не жди.
— Дело не в суде, Боря. Я никого, понимаешь, никого не убивал с наслаждением, просто уж так случилось. Если я не буду жалеть их, я перестану жалеть и тебя. Ты этого хочешь?
— А ты меня жалеешь? — смеясь спросил он. — Не знал, не знал.
— Ты все понял, не понтуйся. Я поклялся, Граф. Поклялся водиле, что не убью его! Клятв нельзя нарушать. Так ведь?
— Нельзя, но ведь нарушают, еще как нарушают. Только зачем клялся? Тебя что, заставляли? С каких делов?
— Он очень просил, не верил, мог выкинуть какой-нибудь фокус. Пришлось…
— Но бабе и менту ты не клялся, Михей, — тут же нашелся Граф.
— Им — нет.
— То-то же. Не толкай мне мякину. Что ты предлагаешь конкретно?
— Конкретно предлагаю пройти краем Ослянки, вот что. Она уже виднеется, смотри… — Я показал рукой вперед. — Огни… Другого поселка тут нет.
— Но там менты, это же поселение, та же зона! — воскликнул он.
— Не та же, а поселение… Разница есть, Граф, маленькая, но все же есть.
— Хорошо. Подойдем поближе, решим. Не торопи события.
Он замолчал, а я думал над его словами о трупах. Вряд ли он не понимал, почему я жалел этих людей. Зачем считать? Я помнил всех, кого мне пришлось застрелить. Но в любом случае, даже если речь идет о профессионале-киллере, пока в тебе остается хоть одна, последняя капля че-ло-ве-че-ско-го, ты еще человек. Ты еще не отделился полностью от всего человечества и принадлежишь к роду людей. Людей, а не зверей. Так уж устроен человек: судьба судьбой, а мысль есть мысль. И лишь после того, как ты отпустил все тормоза, лишь после того, как поймал себя на мысли: «Мне никого не жаль, люди — ничто», ты перестаешь быть человеком. Отныне в тебе живет смерть и каждый встречный и дальний интуитивно чувствует в тебе зверя. Энергия, обращенная против людей, возвращается к тебе черной ненавистью, и ты сожалеешь, что не успел убить больше. Ты как бы утверждаешься в истинном сатанизме, понимая, что дороги назад уже нет. Ты не видишь другого выхода, как только убивать, уничтожать тех, кто является живым, пока еще живым укором тебе и таким, как ты. Живое вызывает в тебе отвращение, ты жаждешь крови, как настоящий вампир, и только кровь, теплая человеческая кровь приносит тебе хоть какое-то пусть временное, но все же успокоение.
Глава двадцатая
Машина, брошенная нами на дороге, волновала не только меня. Да, мы спихнули ее в кювет, но не затолкали в лес. Это было слишком утомительно и долго, да к тому же мешали деревья, молодняк — они росли прямо на обочине, за ней.
Водила переживал за свою собственность, мы с Графом думали о ментах. Утром ее обязательно заметят, обнаружат, и дай бог, чтобы это были какие-то шофера или поселенцы. Жена водилы наверняка уже спохватилась и бросилась на поиски мужа. Он подтверждал это сам: «Должна». Менты конечно же будут искать его машину, и, когда им позвонят с Ослянки и скажут про найденную на дороге тачку, они защекотятся: «А где же шофер?» Да, они могут подумать иначе — угон, ограбление, загул, но не исключено и другое. Тем более та «фея»… Кто знает, где она сейчас и с кем говорит? Может, лежит до сих пор связанной в доме, а может, и нет. След явно оставлен, что и говорить. Как мы ни мудрили, а ниточка за нами тянулась, да еще какая! Теперь нас не так легко поймать, на такой-то территории, но все же.
Подойдя к Ослянке на довольно близкое расстояние, мы удивились ее размерам. Поселок величиной километр на километр, не более. Несколько двухэтажных бараков в стороне — для зэков, одноэтажные аккуратные домики в центре и на другой стороне — для ментов. Никаких ограждений и запреток мы не заметили, но забор, точнее, его останки все же сохранились. И то не везде, а кое-где, местами. Поселение было довольно хорошо освещено, особенно в центре, там, где находились вахта и штаб. Так нам пояснил подполковник, когда мы настоятельно попросили его «жевануть» нам что к чему. Через десять — пятнадцать минут мы знали более чем достаточно, конечно при условии, что он не врал и не загонял нас в угол умышленно.
В бараках свет горел лишь в некоторых окнах — усталые зэки спали без задних ног. Зато в других строениях и домах светящихся окон хватало. Даже не верилось, что в этой в полном смысле лесной глуши может кто-то жить и быть довольным своей жизнью. Где-то вдали, в самом конце поселка, должна быть река, мы ее пока не видели, там было темно. Если бы она текла к Свердловску, если бы! Бери на «прихват» катер или чью-то моторку — и через два часа ты будешь ой как далеко. Но река текла в другую сторону, к зонам, туда, где уже ждали волоки с лесом, в десятки тысяч кубов каждый. Белое золото, хлеб многих и, конечно же, чья-то смерть. Граф еще ничего не решил, слушал себя, раздумывал. Вокруг и в самом поселке было в общем-то тихо, лишь кое-где лаяли псы. Кого-кого, а псов здесь хватало, я в этом не сомневался. Во-первых, мясо, собачатина — деликатес для зэков, во-вторых, собаки — лучшие помощники ментов, охранники их домов. Когда вокруг тебя находятся пятьсот — шестьсот воров, хулиганов и грабителей, которые отнюдь не питают к тебе симпатий и знают, где твой дом, весьма легко остаться без имущества. Шкаф и кровать, разумеется, не потянут, а магнитофон, видик и ружье — запросто. Еще лучше залезть на почту, в магазин, кассу. Сигнализации нет, постройки все как одна деревянные. Гуляй не хочу. Для этого на поселениях и держат псов. Их кормят гораздо лучше, чем зэков, и если кто-то действительно счастлив в этом глухом раю, то это, конечно, псы. Подойдя к какому-то вагончику, стоящему рядом с деревянной будчонкой, мы не рискнули топать дальше и на некоторое время сошли с дороги. Лес здесь был редкий, тонкая береза и сосна, но с дороги он не просматривался. Это нас устраивало. В принципе мы вполне могли обойти этот поселок — побили бы изрядно нога, но обошли, однако мне не хотелось терять понапрасну силы и время. Такой обход отнял бы у нас часа полтора, а то и два. Вот почему я так настаивал на коротком пути. Но Граф был мудрее меня, он не хотел рисковать за здорово живешь и на йоту. Тем более где? В ментовском поселке. В то время, когда мы почти достигли цели и оторвались от преследования.
— Нет. Никаких окраин и тропинок, — сказал он как отрезал. — Идем только лесом и чем дальше от поселка, тем лучше.
И мы пошли. Когда мы наконец обошли эту злосчастную Ослянку, я хорошо понял и представил себе, чего будут стоить нам остальные восемьдесят километров. Мое лицо и руки были исцарапаны в кровь, побитые ноги гудели. Идти временами приходилось в полной темноте и надо было успевать еще смотреть за пленниками. С Нинкой, куда ни шло, было легче — она мелькала своей светлой юбкой, и ее бы мы не упустили. Но вот подполковник и водила могли ускользнуть, запросто. Их темную одежку разглядеть не так-то легко. Ориентировались по сумке, которую они несли, — она была светло-голубой в красную полоску. Конечно, мы старались не отставать, шли в трех-четырех метрах от них, но иногда задерживались, запинались, даже падали. Ночь не день, увы. Пройдя по узкому, грубо сколоченному из досок мостику через речку — в том месте она была чуть шире, чем мосток, — мы очутились «за границей». Еще рывок, и эта «граница» разъединит нас с поселком до делов. Нам оставалось пройти самую малость, туда, где река вновь обретала широту и стремительно несла свои воды вдаль. Переплыть ее там можно только на катере, человеку это не по силам.
— Ну наконец-то! — воскликнул Граф, когда мы снова вышли на дорогу. Это была именно та дорога, о которой я говорил ему перед самой Ослянкой. Она вела в глухой лес, туда, где зимой и летом работали зэки. Наверняка на нашем пути будут зимовья и тепляки, будки и разные подсобки. Пока идет сплав, там никого нет, можно и переночевать. С комфортом! Мы радовались от души, благодарили вырвавшуюся из-за туч луну, а наши пленники, наоборот, скисли. Скисли и очень устали. Я не могу сказать, сколько килограммов провианту находилось в сумке — семь, восемь, десять, — водила упаковал нас, как велели, но когда ты несешь два с лишним часа любой, пусть и килограммовый груз, он начинает катастрофически тяжелеть. Мы их предупреждали, но джентльмены держали стояк и упорно не желали привлекать к «общественно-полезному» труду даму. Сама она, ясное дело, не напрашивалась. Наш подполковник прямо-таки упрел: очевидно, последние двадцать лет он не носил ничего тяжелее портфеля с бумагами.
