Александр Бушков - Под созвездием северных Крестов
– Да присаживайся ты, не маячь, – сказал «морской волк» Алексею, откинулся навзничь, повернул голову к окну: – Эй, Пастор, заманал уже. Харе трень-деть, чифирь стынет, да и к тебе люди пришли.
Карташ пожал плечами и сел на не застеленную шконку – явно необитаемую.
Тот, что стоял у окна, наконец с треском сложил трубку-раскладушку, сказавши под нос: «Ну не мудаки, а?..», – обернулся и подмигнул Алексею. И Алексей мигом узнал его – бледнолицего и беловолосого парня, который разглядывал его еще в «автозаке». Как его там назвал усатый встречающий… Родион Крикунов, во как.
Так, стоп. А этот «морской волк» что сказал? Пастор?
Пастор, Пастор, Пастор…
Да и погоняло знакомое, а не только рожа… Вот только где они могли встречаться?..
– Извини, начальник, – улыбнулся бледнокожий. – Дела, понимаешь…
– Мы ведь знакомы, да? – напрямик спросил Алексей.
– Я вот тут, пока на воле гулял, частокол себе подправил, – улыбнулся тот еще шире, во все шестьдесят четыре, как у кашалота, белоснежных зуба. – Ничего, а? А то те, старые, сгнили почти все под корень, на кичах-то…
Карташ прищурился. Маму вашу, как же он сразу не вспомнил! Чистая кожа, неплохой стильный костюмчик, правда, без галстука; светлые, почти как у альбиноса, волосы пострижены под «короткое карэ» – в жизни не скажешь, что перед тобой один из не самых последних авторитетов нонешней криминальной Расеи. Скорее подумаешь, что это директор банка или барыга из нефтяной шарашки, поднявшийся на плесени комсоргов районного масштаба. Но… остриги орла под ноль, замени зубы на черные обрубки, торчащие из кровоточащих десен, одень в зэковскую робу – и, повстречав такого даже в дневное время суток на людном проспекте, простой гражданин поспешит перейти на другую сторону улицы. Чтоб, значит, от греха подальше…
– Япона мать, – облегченно выдохнул Карташ. – Пастор!
Нет, ну елки-метелки! Дряхлеете, старший лейтенант. Собственный контингент можно было бы и запомнить…
– Ага, узнал, начальник, – довольно хмыкнул «уголок».
Удивительно все ж таки устроена человеческая психика. Алексей вдруг почувствовал, что почти рад встрече с вором, хотя они, естественно, в корешах не ходили (какая дружба может быть между вертухаем и контингентом!), да и пересекались раза четыре-то всего… Но увидеть знакомую рожу в чужом городе, да еще оказавшись по одну сторону решетки, было отчего-то приятно. Тем паче, что Пастор был, что называется, без подлянки в голове и по-своему щепетилен в вопросах воровской чести.
– Тебя сейчас узнаешь… – сказал Алексей. И спросил: – Частокол, что ли, у местного зубодера вставлял?
Без всякой задней мысли спросил, честное слово, по ассоциации, просто при упоминании о зубах вспомнился ему собственный опыт в изучении местной разновидности стоматологии – приятный во всех отношениях, но Пастор разинул пасть от удивления:
– Э, ты че, сам допер, что ль, насчет биксы? Или проболтался кто? Язык ведь вырву, уроду…
Теперь настала очередь Карташу удивляться. Вида он, разумеется, не подал, сохранил лицо, но в голове скоренько зашевелились извилины, отвечающие за причинно-следственные связи. Ах, вот в чем дело! Ну, Пастор, ну, благодетель фигов. Значит, и шлюшку Катерину, и дачку он заслал?.. Значит, не было никакой злой силы, пыжащейся окончательно испоганить и без того не сахарную жизнь старлея…
– Ясный перец, сам, – важно соврал Алексей. – Я тебя еще там, в «автозаке», срисовал – погоняло только вот запамятовал, – ну и сделал оргвыводы: кто ж еще мне такой подарочек здесь сделает… А за ту дачку и за Катерину – спасибо.
– Водки нема, – сказал Пастор, – не употребляю. А вот чифирек или кофеек… пожалуйста.
Карташ ухмыльнулся, оценив. Хитрый, гад. Поди угадай, что означает это его «пожалуйста» – то ли это ответ на «спасибо» (что невозможно, поскольку получается, что вор оказал услугу вертухаю), то ли предложение испить кофею (что невозможно по той же причине), то ли еще что. Вот и думай, что он имел в виду…
…Познакомились они в приснопамятном ИТУ номер *** под Пармой. Ну, не познакомились, конечно, – знакомство подразумевает общение, общие какие-то интересы, более-менее взаимопонимание. А тут… Просто получилось так, что тамошние опера по каким-то своим причинам решили вербануть Пастора. Пастор сам, конечно, был виноват – на контакт с вербачами пошел охотно, недвусмысленно давал понять, что ради пользы дела готов постучать на корешей, потом начинал юлить, набивать цену, за любую информацию требовал вовсе уж немыслимые блага… Естественно, стучать он и не собирался, врал, мерзавец: шутил он так от нечего делать, играл, понимаешь, в кошки-мышки с операми. А когда до тех, наконец, доперло, что их просто-напросто водят за нос, как представили они, что вечерами сидит Пастор эдаким князем, хитрозадым, блин, Штирлицем на нарах и рассказывает в лицах, как тупые мюллеры губищу раскатали на его счет, а кореша-зэки со смеху покатываются, то поначалу взбеленились опера страшно. А потом подуспокоились: сами ведь дурака сваляли. Но обидку затаили.
И вскоре представилась им возможность отыграться.
Приехала в Парму на свидание к Пастору невеста. Всамделишная. Поначалу никто, разумеется, не верил, и Карташ в том числе, что законный вор любовь имеет на воле – думали, что обыкновенная шалавка в гости пожаловала… однако ж нет. Времена, когда по понятиям правильному вору западло было иметь работу, собственность и семью, давно канули, и ничто человеческое оказалось Пастору не чуждо. Карташ видел мельком невестушку у КПП – очаровательное создание лет двадцати, не больше, огромные заплаканные глазищи, полные, припухшие от слез губы… Пес разберет этих баб, что такая ласточка могла найти в уголовном до мозга костей Пасторе, но любовь у них была настоящая и крепкая, видно было невооруженным глазом… Что ж, случается и не такое.
Вот тут-то и решили опера припомнить кошке мышкины слезы. Не мудрствуя лукаво, взяли да и запретили им свиданку. Под предлогом плохого поведения зэка Крикунова, не совместимого с гордым званием уголовника-рецидивиста.
Зэк Крикунов, в просторечии Пастор, и в самом деле повел себя неправильно, сам потом признал: он рвал и метал, умолял и угрожал – в общем, башню сорвало парню капитально… но единственное, чего он добился, это вывихнутое плечо и трое суток карцера. Не помогли ни посулы, ни авторитет. И, наверное, правы были ранешние воры, запрещавшие друг дружке заводить семью и надевать прочие оковы быта, – вот видите, ребята, во что любовь превращает хорошего человека. А мстительные опера потирали ручонки.
Собственно, пособил несчастному влюбленному вору Карташ. Кое с кем договорился, кое-кому проплатил толику малую, кому-то кое о чем напомнил, и в результате его стараниями Пастор таки был уединен с зазнобой на пару дней в пустующей избушке и под охраной двух расконвоированных со стволами – на всякий случай, чтоб в рывок не ушел.
Только не думайте, что Алексей помог ему из самаритянства и врожденного гуманизма – делать ему больше нечего было, кроме как восстанавливать справедливость между уголовниками и операми. Ни фига подобного, он имел на Пастора свои виды: в обмен на благодеяние Карташ собирался получить у вора кое-какие подробности касательно канала, по которому на зону поступает наркота. И надеялся, что Пастор не сочтет это крысятничеством, информашкой поделиться, потому как, во-первых, знает, что дальше Алексея сведения не пойдут, Алексей не гнида какая-нибудь, а просто делает свой маленький бизнес, а во-вторых, для Пастора звонок должен был прозвенеть где-то через месяц, и плевать ему уже было на все тайны и секреты…
Но вот не срослось. С тех пор Карташ Пастора не видел. Когда растрепанная после бурных дней и бессонных ночей невестушка уехала, на горизонте возникла Маша, а потом началась заварушка с бунтом Пугача – в общем, не до того стало.
Глава 18
Чистилище
– Знаешь, начальник, – раздумчиво сказал Пастор, прихлебывая чифирек, – а ведь тебя мне сам Бог сейчас послал, – и он мелко перекрестился.
А, ну да, вспомнил Алексей, он же еще и верующий, причем всерьез. Причем православный, хоть и носит погремуху насквозь католическую. Причем совершенно непонятно, как в одном теле уживаются вор и христианин, который, по идее, должен чтить заповеди.
– За мной ведь должок остался, помнишь? Честно скажу: хрен бы мы со Юльчонком поженились, если б ты тогда не устроил нам свиданку. Уехала бы она необласканная, обиженная, и поминай как звали. Так что, с какой стороны ни посмотри, а я тебе должен, начальник… Хорошо, что свиделись, не люблю быть должным, тем более вертухаю…
Мобила тоненько заиграла «Вихри враждебные», Пастор посмотрел на экранчик, поморщился, дал отбой, не ответив. И вздохнул:
– Поверишь ли, лет двенадцать назад я единственный был в «Крестах», у кого телик на хате имелся. А теперь ты посмотри, что делается, а? Разве что личной сауны в каждой камере не понастроено. И все равно ведь звонят, черти, без продыху – Пастор, тут помоги, Пастор, там разрули, здесь реши вопрос…
