Сергей Зверев - Забудь дорогу назад
– Это не сон, Соколова, это я – твой преданный раб. Лежи спокойно. Наши в городе.
– Ага, – усмехнулся Корович. – Как говорит реклама холодильников: мы работаем – вы отдыхаете.
– Луговой, господи помилуй… – Она оттащила мою руку, хрипло дышала, хватала за грудки. – Где ты был, Луговой, сколько можно тебя ждать… Кто обещал мне безопасность…
– Мы трудились, не покладая, Анюта, – уверял я. – Тебя не тронули?
– Меня уже всю измусолили… – стонала она, принимая под моим настойчивым нажимом сидящую позу. – Впрочем, нет. – Она задумалась. – Если ты про страшное групповое изнасилование, то пока бог миловал… Рассказать даже нечего, Луговой, по затылку дали, облапали, тащили куда-то… Я не помню ничего, мне плохо было, старая карга поила меня какой-то горькой гадостью… – Анюта недоверчиво уставилась на прожигающую ее взглядом старуху, судорожно икнула. – Объясни мне, Луговой, – подняла она на меня объятые ужасом глаза, – за каким хреном меня поперло в тот бар? Пришла – вся такая бодрая, позитивная… – Она сделала попытку подняться, но ноги подкосились, я поймал ее и с ужасом догадался, что придется тащить этот божий дар на себе.
Корович уже открывал дверь, чтобы пропустить – как истинный джентльмен – второго джентльмена с грузом, но тут окраину деревни огласили истошные крики. И рев в сотню глоток – возмущенный, явно не ликующий…
– Но почему? – растерялся я.
– Позвольте догадаться, – проворчал бледнеющий Корович. – Мы же не надеялись, что тех парней под мостиком никогда не найдут?
Это был забег почище армейского – на тридцать верст при полной амуниции. Верста была одна, но весила Анюта как две амуниции. Это на вид она худая, как лопата, а на деле – тот еще бегемотик… Мы неслись по деревне, оглядываясь на каждом шагу, ужас колотил по затылку, а возмездие уже догоняло: видно, охрана деревни не ограничивалась четырьмя штыками, а пастырь оперативно реагировал на ситуации. Приказ – и вся толпа сменила место увеселения. Деревня наполнялась криком, топотом, а когда нас увидели, взревели луженые глотки, разразилась лихорадочная стрельба из нескольких автоматов. Я обернулся, жар ударил в голову: за нами бежала озверевшая толпа, размахивая кольями, руками, автоматами…
– Быстрее, Михаил, быстрее… – понукал Корович, подвывая от нетерпения. – Чего ты там возишься, было бы чего тащить…
– А ты сам попробуй, – хрипел я и ускорялся из последних сил.
– Послушай, Луговой, я и сама могу бежать… – развлекала меня разговорами Анюта. – Брось же, комиссар, все равно не донесешь…
Мы вынеслись из деревни. До скалы метров шестьсот – та еще коломенская верста. А на пути деревья, буераки, канавы. Мы краем зацепили огороды – уж не знаю, каким чудом мне удалось перепрыгнуть через завалившийся плетень и не растерять свою ношу. Анюта стонала, плакала, истерично смеялась, а я, как козлик, прыгал по рельефам местности. Крики за спиной не смолкали, временами их разнообразили выстрелы.
– Беги, прикрою! – каркнул, отставая, Корович. – Поогородничаю тут слегка…
– Николай Федорович, не надо! – хрипел я. – Тебя же сомнут…
Но ему мои советы были до лампочки. Он откатился в бурьян, прореженный всходами картошки, застучал «калашников». Я не утерпел, обернулся. Корович бил длиннющими очередями, не щадя патронов. Сектанты валились гроздьями – мужчины, женщины. Задние напирали, а передние падали, сметенные плотным огнем. И откуда взялись силы? Эх, Корович, Корович, а кто сказал, что никогда не отдаст жизнь за нас… Я помчался на открывшемся втором дыхании, до скалы уже метров сто, извилистый подъем, площадка… А за спиной погоня захлебнулась, живые выбирались из-под павших, кто-то высаживал в белый свет очередь за очередью.
– А ты всё не шевелишься… – прорычал, обгоняя меня, Корович. – А ну прибавь газку, чуток осталось…
– Ты живой! – возликовал я.
– Ага, передумал, – согласился Корович. – Больно надо подыхать за вас…
Мы карабкались на склон, Анюта падала с плеча, я тащил ее волоком. Куда подевался человек-гора? Он сидел на этой площадке, он обязался показать нам дорогу до Гиблого леса! Мы уже почти взобрались, но камень проскочил под ногой, я оступился, поехал вниз. Анюта – за мной. Корович кинулся, чтобы нас удержать, но нас было больше, и мы все трое покатились кубарем под откос!
А погоня была уже рядом, уже гремел густой баритон: «Живыми хватайте демонов, живыми!» Корович бряцал пустым магазином, проклиная неуклюжесть отдельных слоев населения, а я не мог развязать свои руки, которые Анюта спутала морским узлом. И тут случилось невероятное! Словно земля разверзлась! Зашевелилось содержимое канавы поперек узкого прохода – ведь мы же прыгали через нее! – распрямила плечи могучая туша, поднялась голова, раздалось тигриное рычание! Так вот где был наш приятель!
– Бегите! – прорычал он. – Задержу их, чего там!
Встал, выпрямил спину, расставил руки, схватил за горло того, кто летел на него по инерции. Просто сжал пальцами, отпустил, и свежий покойник стек под тумбообразные ноги. Нагнулся, схватил двухметровую жердину… и достойно встретил толпу. Сила в нашем друге была какая-то титаническая. Можно представить – за краткий миг решил выпустить все, что копилось годами! Двое повалились с разбитыми головами, орала какая-то баба, пытаясь прыжком оседлать «пещерного человека». Ей удалось на него запрыгнуть, он схватил ее за волосы и запустил обратно – в набегающую толпу, только скальп в руке остался…
А мы уже топали по площадке, уже влетали в пещеру. Я обернулся, прислонил Анюту к стеночке, схватился за сердце, чтобы не выскочило. Мелькнули чьи-то ноги – очередной незадачливый вояка, ломая кости, полетел в терновый куст. Двое запрыгнули на «орка», стали трясти, как грушу. Но тот на ногах стоял прочно, одного схватил за ребра, другого за волосы. Несчастные орали, как раненные из гаубицы гризли. Автоматная очередь пропорола взбудораженный воздух. «Орк» качнулся, и двое покойников сползли с него. Он отступил, но устоял. Вторая очередь пропорола богатырскую грудь. Подломились бугристые ноги, туша рухнула на колени, а потом, взмахнув руками, лицом в землю… Испытывая ярость, ни с чем не сравнимую, я сорвал автомат, разрядил магазин в рвущуюся на холм толпу. И Корович справился с несложной задачей перезарядки, открыл огонь от пуза, сопровождая пальбу торжествующими выкриками. Мама дорогая, сколько же народа мы навалили! А вдруг приснятся когда-нибудь все разом…
Факел, прикрепленный «орком» за поворотом, еще горел. Что бы мы делали без него! Мы заблудились почти сразу – слишком взбудоражены были, чтобы вспоминать дорогу. Да и какой резон возвращаться в пещеру нашего покойного друга? Мы двигались наобум, бежали по коридорам с гуляющими сквозняками, протискивались боком, когда они сужались, карабкались по каким-то наклонным плоскостям, напоминающим гладильные доски, – и частенько приходилось вставать на корточки, чтобы не пропороть голову о свисающие с потолка наросты. Анюта держалась, и частично бодрость в нее вселяло попискивание грызунов, от которых она шарахалась, как от проказы.
– Стоп, машина, – опомнился Корович. – У нас от этих ужасов крыша окончательно съезжает. Луговой, куда мы рвемся? Заблудимся, замерзнем…
– Лично я уже замерзла, – заявила Анюта, обнимая себя за плечи.
– А я заблудился, – хмыкнул я.
– Замечательно, – процедил Корович. – Те же самые грабли, называется. Самостоятельно к Гиблому лесу мы не выйдем. Зачем бежали? Могли бы сесть у входа – глубоко в пещеру эти твари не сунутся, а по окончании «праздника» потихонечку бы улизнули. А вот сейчас…
– Не спорю, все возможности извилин мы уже исчерпали, – согласился я. – Но умереть от холода будет глупо, нет? А стало быть, используем другие возможности…
После долгого плутания по подземным лабиринтам внимание привлек запах жареного мяса и матовые блики света. Мы обрадовались – кто ищет, тот всегда что-нибудь находит! – устремились на свет и запах. В зловонной пещере горел костер. Неясные тени копошились над огнем. Мы ворвались внутрь, оставив Анюту «ответственной за тылы», и я сразу же начал сомневаться, правильно ли мы сделали, что зашли на огонек. Волосы зашевелились на голове. Трое повернулись, и глухое рычание встало между нами и «резидентами». «Многие тут живут», – как-то загадочно выразился наш героически павший друг. Я, кажется, начинал понимать, что он имел в виду… Возможно, в незапамятные времена и эти твари были людьми. Но теперь это были какие-то безобразные гоблины. Сморщенные высушенные лица, покрытые коростами, искривленные носы, маленькие колкие глазки впились в нас, заставив волосы на голове шевелиться. Ничего подобного в Каратае я еще не видел. Блики от костра сновали по черным лицам, превращая их в морды изгнанных из ада исчадий. Эта троица до нашего прихода занималась приготовлением пищи (глухая ночь, самое время), а мы их вспугнули.