Леонид Влодавец - Фартовые ребята
— Не научили в детстве сложностям… — проворчала Райка. — Я только восемь классов окончила.
Механик отошел от нее, открыл дверцу джипа и сел на сиденье сбоку, свесив ноги над полом. У ветрового стекла, над бардачком, лежали забытые кем-то сигареты и зажигалка. В душе что-то непонятное творилось, какая-то каша заваривалась. Но не такая, какой людей кормят. Скорее, варево для свиней. Мутное, грязное, противное. Олег закурил, пытаясь успокоиться, унять разбуженного зверя. Начал думать о том, что надо пристрелить эту бабу поскорее, раз просит, спихнуть в колодец и забыть напрочь. Где семь трупов, там и восьмой сгодится. Потом попробовал с другого конца подъехать — начал насчет Юльки размышлять, которая, небось, сидит сейчас, мерзнет в подполье, прислушиваясь к тишине ночной и со страхом и надеждой ждет его. А может, после того, как стрельбу услышала, уже попрощалась с ним мысленно и дожидается, когда придут те, чужие… Может, и с гранатой в руке. Лишь бы, дура, чеку не выдернула!
Но не помогало это все. Бес какой-то в Еремина залетел. И тихо так, нежно, подзуживал, подначивал. Дескать, баба вся в твоей власти, делай что хошь. А потом пристрели — и все твое при тебе останется, и Юлька об этой подлости не узнает.
Нет, Механик так просто не сдавался. Он пытался и на мораль опираться, и на брезгливость — небось Райка всего ничего как под Арканом побывала. Опять же, оба они друг от друга погуливали, могли заразиться чем-нибудь. Но только из сопротивления этого получался один детский лепет, и ничего больше. Инстинкт заиграл. Слишком долго Механик в этой области ничего не мог. Юлька зимой в Знаменке чудо сотворила, вернула ему все, так сказать. Уже за одно это надо было бы ей до гроба верность хранить… Но это в теории, а на практике чем больше Механик сомневался, тем больше ему хотелось на все наплевать и поддаться искушению. Может, если б был у него любимый «Беломор»-горлодер, то сумел бы сбить это чертово влечение, подавить все нездоровые шевеления в мозгах и остудить все это клокочущее, дурно пахнущее варево в душе. Но сигареты были легкие, «Marlboro-lights», ни уму ни сердцу. Механик, хоть и искурил ее до фильтра за пару минут, ничуть не насытился. А страсть до того разыгралась, что Механик уже ничего с собой поделать не мог. Жарко ему стало — это среди бетона и цемента, холодной ночкой в самом начале весны. Механик разулся, потом снял с себя комбез, оставшись в куртке и брюках, опять валенки надел… Нет, не унималось. И тогда решил поступить так, как поступал всегда. То есть по принципу «будь что будет».
Механик выдернул из кабины джипа резиновый коврик и подошел к Рае, безучастно сидевшей на корточках у «бодалки». Молча постелил коврик, поверх него уложил вдвое свернутый комбез.
— На, — сказал он хмуро, — подложи под коленки. Сотрешь на цементе…
— Заботливый ты… — вздохнула Райка, скорее саркастически, чем с благодарностью, но покорно встала коленями на подстилку, свесив голову между скованных рук.
Механик скинул куртку, бросил на пол сбоку от себя, уложив все вооружение, которое мешало. Еще чуть-чуть помедлил, потому что крепко стыдился того, что собирался делать. Потом решительно послал на фиг все сомнения и моральные препоны.
Рывком поднял вверх полы Райкиного плаща, забросив их ей на голову, задрал юбку аж до пупа, а потом, словно бы устыдившись за эту грубую резвость, мягко приподнял подол розовой ночнушки, бережно просунул пальцы под резинки трусов и колготок. Ладони ощутили под собой гладкую, горячую кожу, нежную зыбкую теплоту… Механик плавно приспустил все это хозяйство до колен и при свете желтоватых подфарников увидел большущие, пышные половинки, длинные ровные бедра. А между ними — как по стрелочке, хотя баба не юная и пожила с мужиками вдоволь. Механик бережно прокатился ладонями по всей этой благодати.
— Ну что ты там возишься-то? Не видел никогда? — глухо и зло спросила Райка. — Давай уж поскорее… Холодно…
Она и правда отчего-то дрожала. То ли и впрямь от холода, то ли от стыда, то ли от страха, то ли еще от чего-то — это и Механик не мог понять, и сама Рая тоже.
— Сейчас… — нервно ответил Механик, пытаясь разодрать упаковку с презервативом. Фигулину кто-то так запрессовал, что надо было истинно российское терпение иметь. В конце концов зубами надорвал, расстегнул штаны и пристроил «изделие № 2», как положено. Придвинулся к Райке, подхватил под живот, ощутив под пальцами волнующую мохнатость, притянул к себе прохладную попу, немного разжал ляжки и, чуток подправив инструмент, плавно задвинул его в нежную, расслабленно расступившуюся плоть.
— Ой-й! — услышал Механик тихий, сдавленный вскрик.
— Больно? — спросил он.
— Какое твое дело? — огрызнулась Райка, ухватываясь скованными руками за «бодалку». — Что тебе до меня? Развлекайся…
Механик не развлекался. Это слово никак не отражало его самочувствие и состояние души. Не так уж много баб у него было по жизни. Самыми заметными, о которых он мог сказать, что любил, были две — жена, предавшая и продавшая его когда-то, да Юлька, которой он теперь изменял сам. Бывали у него, конечно, и всякие эмоциональные вспышки, и страсти кипели в жилах, и ночи бывали угарно-бешеные, но сейчас все было в прошлом. Жену он старался вообще не вспоминать — больно и тошно было. А Юлька за эти два месяца стала таким привычным существом, не то женой, не то дочкой, что для Механика общение с ней в постели было вовсе не главным. Он даже как-то стеснялся внутренне. Много раз ему казалось, что лучше б ему оставаться неспособным, чем спать с такой молоденькой. Ведь жили же они до Знаменки целомудренно, и ничего, не померли… К тому же Механик почасту признавался сам себе, что не дело это для молодой девчонки таскаться по Руси с таким отпетым, как он, который в крови уж не по локоть, а по плечи. При хорошем, нормальном парне, хотя бы тридцатилетнем, она была бы славной женой, и мамаша из нее наверняка получилась бы вполне приличная. Ведь может же она быть такой домовитой и заботливой при старом ворчуне Механике?! К тому же заявила однажды, шутя конечно: давай-де, ребятенка заведем? Это от бывшего алкоголика и недолеченного туберкулезника! В общем, с Юлькой все было и просто и сложно. Иногда Механик даже прикидывал, а не свести ли ее с каким-нибудь пареньком, чтоб увез ее куда-нибудь подальше. В ее родную Сибирь или вообще на Дальний Восток. А еще лучше — за кордон, чтоб если Механик вдруг спохватится, то не враз доберется.
Так или иначе, но Юлька никаких безумных страстей у Механика не вызывала, да и сама их не требовала.
Что же касается Райки, то тут было действительно нечто сумасшедшее и неподдающееся разумному объяснению. Он эту бабу еще и получаса не знал. И перекинулся с ней не больше чем десятком фраз. Больше того, размышлял над тем, убить или нет. Да и сейчас этот вопрос еще «находился в стадии решения». Правда, с каждым азартным движением вероятность того, что у него рука поднимется на эту бабу, становилась все меньше и меньше. Потому что Механику эта ворованная страсть дарила некие необычные ощущения, опять же с ненормальщиной, очень острые и воспламеняющие.
Страсть разжигало даже само место, где все это происходило, то есть огромное, просторное и длинное помещение недостроенного «коровника», освещенного только тусклыми подфарниками джипа, отчего в дальнем конце его, с той стороны, откуда проник Механик, стояла таинственная и непроглядная темень. Возбуждал пол, на цементе которого оставались свежие следы крови. А близость колодца, где лежало ни больше ни меньше, чем семь трупов? Причем один из тех, кто там лежал, спал с этой бабой, а шесть остальных хотели насиловать Райку так, как это сейчас делал Механик. Шесть хотели, но получили пули, а она досталась ему, маленькому, хилому, тощему и больному… Ну а уж сама поза мероприятия, в котором волей-неволей участвовали японский джип и наручники, наконец, ощущение соединения с женщиной, которая далеко не догола раздета — даже шапочка на голове оставалась — все это приводило Механика в какой-то безумный, эйфорический восторг. Он мог голову на отсечение дать, что так хорошо ему не было ни с одной женщиной и никогда в жизни. Ему хотелось, чтоб это тянулось как можно дольше и никогда не кончалось. Потому, что знал — если будет второй раз, третий или двадцать пятый, ничего подобного уже не повторится, даже если все воссоздать до мелочей.
Итак, Механик дурел от наслаждения, и ему поначалу было как-то по фигу то, что переживает партнерша. Первую минуту, может быть, полторы, Рая только сдавленно дышала да вздрагивала от толчков Олега. Но потом — и это Механик тут же заметил — вместе со вздохами у нее стали вылетать негромкие стоны, а еще через минуту она начала сперва робко, а потом все отчаяннее и азартнее толкаться навстречу. Потом стоны стали все громче и чаще, ритм ее движений убыстрился и в какой-то момент, жадно подавшись назад, Райка крепко сжала ноги и взвизгнула: