Укрощенный тигр - Сергей Иванович Зверев
Федя задумался:
– А какой высоты воды не боятся танки? Если мне выше пояса?
Соколов вспомнил лекции о водных преградах из танковой школы:
– Выше, до полутора метров высоты. Это вот мне по плечо.
Федька примерился внимательным взглядом, кивнул:
– Тогда пройдете. Есть тут недалеко место, где ключ из-под земли бьет, река не замерзает. Там мне по плечо, я летом проверял. Дно щебнистое, с камнями. Оттуда по сверткам можно к аэродрому, чтобы возле Мелового не проезжать. Дорог много, от нас щебень возят во все деревни по тому берегу.
– Проведете? Давайте сейчас туда пойдем. Мы проверим, нет ли там топких мест. – Алексей старался сдержаться от преждевременной радости. Неужели нашли обходной путь и его план будет реализован!
– Конечно, – Гришка уже приплясывал от нетерпения рядом с Русланом, заглядывал ему в глаза. – А танк покажете? Вы его зарыли, да? Я видел, как шпионы эти парашюты в лесу зарывали. Мы потом раскопали и мамке моей отнесли, она с него, сказала, нам рубахи в школу пошьет, как наши немцев прогонят. Гоните быстрее уже, страсть как в школу хочется и рубаху новую.
Федька шикнул на болтливого дружка:
– А ну, Гришка, воды-то в рот набери. Наткнемся еще на старосту или полицаев, а ты тут разорался. Еще на разведчика хочешь учиться.
– Ну ты чего, Федь, кто зимой по лесу будет бегать, холодно ведь. Я вон в валенках примерз, пока на сосне прятались. А я тебе сразу сказал, что это наши. Сердцем вот почуял.
– Сердце – это орган, им нельзя чувствовать, – суровый Федор хромал, на ходу поучивая приятеля.
Омаев с Соколовым пошагали следом за мальчишками, прислушиваясь к их забавной дискуссии.
* * *
Василий Иванович возился с белилами, замазывая и второй танк для маскировки. За несколько часов он переделал гору дел. Успел прикопать трупы немецких танкистов. После чего вырыл глубокую ямку и, закидав лапником, устроил там бездымный охотничий костер, чтобы растопить снег и подогреть воду для чая. Необходимо перекусить и поспать перед атакой на аэродром, чтобы голова работала ясно. На двух танках без связи друг с другом им надо уничтожить авиацию вермахта, а еще уйти от многочисленных противников по вражеской территории. На голодный желудок, после почти 20 часов на ногах можно и ошибок наворотить, которые провалят всю задумку. Он на минутку помедлил – замазывать ли знак СС. Может, пускай останется, немцы от растерянности примут за своих.
– Семен, как думаешь, знак закрашивать или пускай будет? – заглянул он в люк немецкой машины. По его настоянию бледный, измученный болью Бабенко прилег отдохнуть, пока ребята ушли в разведку. После тяжелой дороги азарт у избитого мужчины схлынул. И ребра разнылись не на шутку, напала такая слабость, что он даже не уснул, а словно под воду провалился в короткое забвение.
Логунов наклонился над другом, прислушался к тяжелому дыханию и тронул влажный лоб ладонью. Плох Семен, мокрый до гимнастерки от лихорадки. От прикосновения водитель с трудом разлепил глаза:
– Василий, долго наших нет. Неспокойно мне, куда они запропастились? Может, сходим, разузнаем? Три часа как ушли, тут недалеко ведь мост.
– Ты лежи, лежи. Давай чай тебе принесу, надо горячего попить, Сема. Придут. Может, высматривают брод, пошли вдоль русла. Ты не суетись, на войне это самое пропащее, когда нервы шалят.
Снаружи раздались голоса, высокие, незнакомые. Бабенко со стоном приподнялся с сиденья:
– Немцы, Василий. Нашли нас…
– Заводи потихоньку, – башнер приник к смотровой щели. – А я с пулемета загоню их сейчас на дальнюю дистанцию. Придется отходить, поедем искать наших.
Бабенко с усилием начал щелкать клавишами, чтобы началась подача топлива и танк прогрелся, башнер водил прицелом, высматривая среди еловых зарослей, кто разговаривает снаружи. От увиденного он вздохнул с облегчением:
– Отставить, Бабенко, наши это с пацанятами. Местных, видать, нашли в проводники.
Семен Михайлович выдохнул, дрожь в руках сейчас же прошла. Вернулись! И не одни, а с местными ребятишками, значит, получится подойти к аэродрому. По борту танка рука выстучала знакомый условный сигнал – можно открывать тяжелый люк.
Логунов засуетился, богатырь и при этом добряк, детишек он любил и всегда норовил сунуть угощение, погладить по вихрам. Напоминали они ему Кольку, который таким же лохматым воробьем был, подростком, когда Василий начал ухаживать за его матерью.
– Так, мальчишки, располагайтесь, – он усадил маленьких гостей на скатку для мягкости, сунул ложки и поставил поближе котелок с нехитрым угощением. – Сначала обед, а потом уже расскажете о вылазке. У нас тут сухари, тушенка, чай. По скромному, по-фронтовому.
– Тушенка, – выдохнули разом мальчишки, которые за время войны и забыли о том, что такое сытная еда.
Загремели ложки, согрелись от сладкого горячего чая замерзшие разведчики. От каждого кусочка сухаря, глотка черной терпкой жидкости приходили они в себя после нескольких часов на свежем морозце и ветре с реки. Василий, пряча потаенную улыбку в усах, смотрел, как жадно дети глотают пищу, наставительно успокаивал:
– Да не торопитесь. Потихоньку, чтобы кишки не завернуло с непривычки.
Очнувшись от звериного аппетита, смышленый Федор протянул ложку:
– Вы тоже ешьте, дяденька. Вам воевать еще. А мы тут все слопали.
Глядя на товарища, Гришка со вздохом отвернулся от котелка, где соблазнительно блестел соус от остатков.
– Лопайте, – Логунов сунул по сухарю мальчишкам. – Чтобы дочиста вытерли. Мы потом еще откроем, паек только получили. А мы тут с командиром совещание проведем.
Соколов уже ждал его с немецкой картой, разложив ее на коленях, рядом пристроился Руслан. Бабенко слабо улыбнулся со своего места:
– Товарищ командир, я послушаю издалека, разрешите? Больновато двигаться.
Командир всмотрелся в бледное лицо, обметанные сухой коркой губы, но Логунов, поняв его тревогу без слов, успокоительно заявил:
– Ничего, до свадьбы заживет. Сутки продержись, Семен, а потом тебя в госпитале залатают лучше прежнего.
Тот слабо улыбнулся, откинулся назад на кресло, каждое движение отдавало пульсирующей резью.
Соколов прошелся по карте, прочертил пальцем линию вдоль реки:
– Парнишки нам путь показали, отсюда в трех километрах есть брод, вода не замерзает. Высоту преграды водной промеряли шестом, около метра. Как сядет солнце, можно будет выдвинуться к броду.
– Охрана не услышит нас? Два двигателя – не шутка, – задумался Лоугнов.
Но Омаев возразил:
– Утром от воды звуки лучше слышно. Ночью, когда испаряется влага, туман погасит гудение двигателей, а мы, наоборот, будем слышать то, что происходит на берегу.
– Я на дальномерной штриховке бинокля посчитал расстояние, – командир целый час у берега примерялся к мелководью. –
