Зловещий рубеж - Сергей Иванович Зверев
Пушку «восемь-восемь» заряжать надо каждые три секунды, но обслуживают ее человек 5–7. Сейчас они только достают снаряды, укладывают их в казенник. И еще развернуть и навести прицел орудия на легкие движущиеся цели. Он отсчитывал про себя секунды. Когда досчитал до 120, отдал приказ.
– Экипажи, смена траектории. Бабенко, вправо тридцать, ориентир куст, больше ход! – вслух произнес Соколов, а сам про себя продолжал отсчитывать секунды: один, два, три.
Танки, до этого шедшие ровным строем, вдруг изогнули линию, крутанулись на 90 градусов и разъехались на высокой скорости в разные стороны. Грохнул выстрел. Между танками взлетел фонтан из земли и раскаленных осколков. Сразу же за ним загремели еще и еще страшные удары. Выли летящие снаряды, а земля между разъехавшимися танками вздыбливалась трехметровыми волнами. От страшных ударов заложило уши, но Соколов прокричал в приемник:
– «Пятерка», «одиннадцать», увеличить дистанцию! Разворот сто, больше ход!
Один, два, три, – снова отсчитал он между маневрами и дал новую команду – спускаться вниз в траншею. Зенитная пушка била и била. Со страшным, пронзительно воющим звуком летели ее снаряды, чуть резче вторили 37-миллиметровые «Pak». От ударов снарядов содрогалась земля, так, что рядовых пехоты подкидывало внутри траншеи, на головы, за воротники шинелей осыпалась земля. Но все смертоносные снаряды попадали в поле, вырывая в нем глубокие воронки, раскидывая во все стороны смесь из влажных комьев и горячих металлических осколков.
– Рот открой широко, уши закрой! Чтоб не контузило! – успел выкрикнуть Завьялов какому-то новобранцу. От очередного удара край окопа обрушился на солдат огромным пластом, завалив по колено.
– Вылезаем, давай бревно готовь! – Ротный стал выдергивать своих подчиненных за воротники шинелей. Он сам упал на колени от взрывной волны бесконечных выстрелов и ползком двинулся вдоль стены, чтобы вернуть обратно вылетевшее из рук бойцов бревно.
Зенитки немецкой артиллерии били без передышки, покрыв небо черной завесою из гари, усеяв все поле перед мостом глубокими рытвинами. В окопе солдаты кричали от ужаса, казалось, что вот-вот очередная болванка разорвется у них над головами. Но танки двигались по полю невредимыми. Перед каждым выстрелом машины с красными звездами на бортах оказывались чуть правее или левее цели, выбранной немецким наводчиком.
– «Пятерка», отходим к окопу, «одиннадцать» на прикрытии, правый край, прямым ходом сто метров и спускайся вниз! – прокричал в ларингофон Соколов.
«Зверобой» послушно скатился в овраг, тут же под его гусеницы легли несколько свежеструганых бревен, за концы которых держались солдаты пехоты. Бабенко плавно крутанул танк, проехал влево и на несколько секунд замер. Такой же маневр проделали остальные бронированные машины.
Немецкие орудия в растерянности замолчали, сделали пробные выстрелы и остановились. Вот же только что были советские танки в поле, шли в атаку и вдруг словно испарились. Соколов, воспользовавшись заминкой в обстреле, откинул люк, выкрикнул в гущу пехоты:
– Завьялов, мы сейчас далеко отъедем! Давай завесу на сто метров от окопа! Мы за нее уйдем!
– Есть! Дымовики, выполнять приказ! За танками выстроить завесу.
И вдруг снова по полю поползли танки. Расчет немецких артиллеристов кинулся заряжать пушки, в суете путаясь друг у друга под ногами. Наводчик в ужасе выкрикнул:
– Их там целое полчище! Они пустили дым! Опять они растут из этого дыма!
На другом берегу майор Фаулер, разбуженный сообщением фельдфебеля о нападении русских танков, был заспанный и злой из-за невыпитой утренней чашки кофе. Его только что привезли в люльке мотоцикла к зенитной установке. Он еще не пришел в себя после вчерашних посиделок до полуночи со штабс-фельдфебелем Шульцем. Тот наливал ему одну за другой разноцветные пряные жидкости, чмокал красными губами, облизывался. После очередной стопки вздохнул, и лицо его обмякло:
– Вишневая, прямо как дома. Я же из Витценхауза, нас называют вишневый город. Эх, сейчас я бы пил свежую наливку из нового урожая. Для кислинки можно бросить в стопочку замороженную вишню, мы храним их в специальном леднике до самого Рождества. Как бы я хотел сейчас… – Он вдруг осекся и бросил на герра Фаулера тоскливый взгляд. – Зачем нам эта война, герр майор? Неужели вы не хотите домой? Почему я сижу в каком-то грязном русском доме? До моего милого уютного, чистого дома тысячи километров… Как, для чего я тут оказался, герр офицер?
Фаулер выпрыгнул из-за стола, ухватил за шиворот Шульца, так что опрокинулся стол и полетели на земляной пол все пахучие сладкие настойки. Он в ярости протащил того до крошечных сеней и выкинул мужчину за дверь:
– Радуйтесь, Шульц, тому, что я не хочу марать об вас руки. Если бы не наступление русских, то я бы вас сию минуту отдал под трибунал. Мы воюем за Великую Германию, глупый деревенщина! Пошел вон со своей вишней, чертов крестьянин!
Потом Матиас Фаулер, штабс-офицер вермахта, майор артиллерии, долго не мог уснуть. Вертелся на затхлой пуховой перине и злился теперь уже на самого себя, на то, что никак не мог отогнать назойливую, словно муху, мысль: зачем тебе эта война, Матиас?
Он рывком поднялся, в темноте нащупал кресты на офицерском кителе. Вот для чего – фюрер наградит каждого героя этой войны после победы Германии. И он, Матиас Фаулер, заберет себе несколько деревень и заставит прислуживать ему русских. Таких же глупых, как этот невежда и деревенщина Шульц, пускай копаются в земле. А он будет их строгим правителем, элитой, представителем высшей арийской расы.
А потом у Фаулера было самое худшее утро за всю войну, когда ему доложили об атаке советских танков.
Майор Фаулер на боевой точке выслушал доклад от обер-лейтенанта о том, что артиллерийский расчет из восьми человек до сих пор не уничтожил ни одной цели. Фаулер вскинул к глазам бинокль – вот же они, зеленые танки, ездят по полю, словно огромные насекомые на ладони. Пускают густой дым, неторопливо катаются в разные стороны и постепенно приближаются к мосту.
– Немедленно открыть огонь! – взвыл Фаулер. Он точно помнил из артиллерийской школы: русские танки сделаны из плохого железа, их легко пробить любым снарядом. Почему чертова «восемь-восемь» до сих пор не превратила эти юркие коробочки в ошметки?!
На его глазах в казенник снова и снова закладывали снаряды, орудие стреляло с такой силой, что рядовые из расчета подлетали над землей, но танки противника продолжали бороздить гусеницами черное поле за мостом. Артиллеристы со снарядами застыли рядом с дулом орудия, наводчик
