Только для мертвых (СИ) - Гриньков Владимир Васильевич
– Вопросов нет, но есть пожелание.
– Выкладывай.
– Ублюдка того чтоб больше не было.
– Какого ублюдка? – опешил Кочемасов.
– Того, что за моей спиной стоит и в приоткрытую дверь заглядывает. Не люблю я этого – чтоб за спиной маячили.
Кочемасов засмеялся и махнул Богдану рукой: исчезни.
– Глазастый! – сказал уважительно. – А что, этому, чтобы спиной видеть, где-то учат?
– Да, – ответил Стас и поднялся. – Есть одна контора, где всяким таким штучкам обучают.
И больше ничего объяснять не стал.
Глава 36
Утро было такое же ласковое и многообещающее, как и накануне. Воронцов хлопотал у плиты над кофе и напевал что-то щемяще-нежное. Хельга в ожидании завтрака пальцем чертила круги на пластиковой поверхности стола.
– Что это вчера было? – неожиданно спросила она.
– Ты о чем? – обернулся Воронцов.
Он ее сразу понял, но настроение было слишком хорошее, и не хотелось говорить о неприятном.
– Я говорю об этом жутком вое.
– Ах, это…
Воронцов разлил кофе в чашки.
– Не знаю, – ответил он после паузы.
– Ты не хочешь об этом говорить?
– Да, – честно признался Воронцов. – Не хочу забивать голову всякой ерундой. Может быть, это все нам просто послышалось.
– Нам обоим одновременно?
– Или ветер так гудел, – пытался уклониться от темы Воронцов.
– Это выл зверь. Или человек.
– Волк.
– Я не шучу.
– Или пятнистая гиена.
– Саша, не надо шутить. Мне не по себе.
– Или здесь прячется маньяк, сбежавший из психушки.
– Прекрати! – взорвалась Хельга и хлопнула ладонью по столу.
Чашки звякнули.
– Извини, – сказал Воронцов.
Хельга дышала тяжело, сердито.
– Я очень испугалась вчера, Саша. Это было так жутко, просто непереносимо.
– Я тоже долго думал о том, что бы это могло быть, – признался Воронцов.
Он сел рядом с Хельгой и обнял ее.
– Конечно, здесь кто-то есть.
– Кто? – всполошилась Хельга.
– Какой-то зверь, наверное.
– Почему же нас никто не предупредил? Ни Брайен, ни представитель фирмы. Ведь они знали.
– Во-первых, они могли и не знать. Во-вторых, могли знать, но не стали предупреждать, потому что никакой опасности этот зверь не представляет.
– Да он не может не представлять опасности! – возмутилась Хельга. – Ты же слышал этот вой! Так может выть или волк, или…
Она замялась.
– Или собака Баскервилей, – подсказал Воронцов и засмеялся.
Хельга вздохнула и прижалась к нему.
– Не надо бояться, – сказал Воронцов. – Нам ничто не угрожает, поверь. Днем, при свете, ничего не произойдет! А с наступлением темноты мы будем укрыты в нашем гнездышке.
Больше они к этому разговору не возвращались. После завтрака ушли на пляж, к океану. Здесь было солнечно и празднично, и все страхи отступили. Хельга, как и вчера, резвилась, как ребенок, позабыв свои опасения. Когда они, утомленные, лежали на песке, Воронцов сказал с улыбкой:
– Ты, наверное, в детстве была очень бойкая.
– Да, – подтвердила Хельга и блаженно потянулась. – Я никому не позволяла брать над собой верх.
– И сейчас такая же.
– Такова жизнь, Саша. Приходится быть цепкой.
– Цепкой – это как?
– А вот так! – Хельга неожиданно навалилась на Воронцова и крепко его обняла. – Своего нельзя упускать, держать надо изо всех сил.
– Не очень-то ты за меня держишься. И замуж вот не идешь.
– За-а-а-муж! – протянула Хельга, отпустила его и легла на спину. – Я ведь должна присмотреться к тебе, понять, что ты за человек. Нешуточное, между прочим, дело.
И опять невозможно было определить, серьезно она говорит или шутит по обыкновению.
– Это только ты такой шустрый: р-раз – и все решил.
– Мне легче, – ухмыльнулся Воронцов. – За меня выбор другие сделали.
– Кто? – Хельга даже приподнялась на локте.
– Мама. Хорошая, говорит, девушка. Женись, сынок.
– Да, в людях она у тебя разбирается слабовато, – призналась Хельга.
– Ну уж нет. – Воронцов даже засмеялся. – Она качества моих подруг определяет с первого раза. Глаз наметанный.
– И что – многие ей нравились?
– Ты – первая.
– Льстишь, негодник.
– С чего бы это? Раз сказал, – значит, так и есть.
– И если ей девушка не нравилась, так вот потом и говорила тебе?
– Зачем же потом? Моя мама ничего не откладывает в долгий ящик. Увидит в моей квартире красотку, прищурится, оценит и без промедления выставляет за дверь.
– Ой, не верю! – покачала головой Хельга.
– Точно! Я с ней ничего не мог поделать. Мама моих подруг одну за другой выставляет, а я потом перед каждой извиняюсь.
– Стыдно бывало, да?
– Неприятно, конечно, – признался Воронцов. – Когда сам бросаешь – одно дело. А вот когда после скандала, устроенного матерью, расстаешься…
– Я тебя насквозь вижу, – неожиданно сказала Хельга.
– Поделишься?
– А как же. Ты, наверное, рос без отца.
– Да.
– Для тебя всегда старшая – женщина.
– В общем, да.
– Маму привык слушаться, – понимающе сказала Хельга.
– И это так.
– Ты просто ищешь замену своей матери. Тебе нужна женщина, которая тебя направляла бы и подстраховывала.
– Очень может быть.
Хельга перевернулась на бок, чтобы видеть его лицо.
– Ты действительно очень интересный экземпляр, честное слово. Я таких почти и не видела никогда прежде.
– Чем же я так интересен? – осведомился Воронцов.
– В тебе грязи нет, агрессивности – ты и не знаешь, наверное, что это такое. Сбежал на край света только для того, чтобы от своих компаньонов отдохнуть. Но о том, чтобы при этом их деньги прихватить, – ни-ни.
– Это не доблесть.
– Это доблесть, Саша. По нынешним временам почти подвиг.
– А какого ты меня больше любишь?
– То есть? – не поняла Хельга.
– Такого, который с миллионами? Или чтобы я обязательно был бессребреник?
Хельга рассмеялась:
– Ты угадал, Саша. Бедный и при этом незакомплексованный мужчина – моя почти несбыточная мечта.
– Все шутишь, – буркнул Воронцов.
– Ничуть. Сейчас я серьезна, как никогда.
Глава 37
Едва солнце потянулось к верхушкам пальм, Воронцов и Хельга без промедления вернулись в дом. Хельга со звучным щелчком закрыла замок, и этот стук ее будто насторожил. Она подняла голову и посмотрела на Воронцова. Похоже, что они думали об одном и том же. При солнечном свете все неприятности забывались, но едва близкий вечер напомнил о прошлой ночи, вчерашняя тревога вновь проснулась.
Они поужинали, почти не разговаривая. Хельга выглядела невозмутимой, но он понимал, что она вслушивается в звуки, доносящиеся из рощи. Когда Воронцов попытался открыть окно, Хельга быстро сказала, не поднимая головы:
– Не надо этого делать!
– Жарко.
– Включи кондиционер.
Воронцов вздохнул и подчинился.
После ужина смотрели телевизор. Транслировался концерт неизвестной им рок-группы. Ребята с гитарами подняли невообразимый шум, и это даже действовало на нервы, но ни Воронцову, ни Хельге и в голову не приходило убавить звук, и оба они понимали почему. Опасались, что в наступившей тишине услышат вой неведомого зверя. Пока что можно было обманывать себя, думая, что вчерашнее было не более чем случайностью. Но если это повторится вновь – исчезнут последние остатки душевного спокойствия.
Концерт закончился.
– Пойдем спать, – предложила Хельга.
Она выглядела утомленной.
В спальне зажгли все светильники и тщательно, не оставив ни щелочки, опустили жалюзи. Хельга села перед зеркалом, всмотрелась в свое отражение, прикоснулась к лицу ладонями.
– Неважно выгляжу, – призналась она.
Воронцов ничего на это не ответил, потому что знал причину, а ему об этом совсем не хотелось говорить. Он лег в постель и молча наблюдал за Хельгой. Она, задумчиво вглядываясь в собственное отражение, втирала крем, массировала лицо. Видимо, привыкла за собой следить. Интересно, что это для женщин – мания или необходимость? Воронцов никогда раньше об этом не задумывался. А мысли тем временем сменяли одна другую, будто кто-то подбрасывал их Воронцову. Журналисток на своем веку Воронцов перевидал немало. Все они стараются себя поддерживать в форме, потому что, грубо говоря, отчасти тело их кормит. Если не дурнушка и ножку выставишь в нужный момент как-нибудь эдак, то и насчет интервью легче договориться, и информацию тебе выкладывают охотнее.