Самый лучший апокалипсис 2 - Ам Аль Гамма
Собрав мысли в кучу, бросился за расторопным медбратом.
– А ну стой! – попытался ухватить лекаря за куртку. – Стой, сказал!
Игнатов, аки зебра, выполнил стремительный рывок, увернулся от моей пятерни, хитро изловчился и хлопнул металлической дверью подъезда перед самым моим носом.
– ИГНАТОВ!! – влетел я всем телом о металлический барьер. – НЕ ДУРИ, ИГНАТОВ!
Скребясь о металлические двери, пытаясь пробиться внутрь, принялся истошно выть и звать армейца:
– Открой двери, Игнатов!! Открой мне двери!!
Не помогало.
– Ну пусти меня, Игнатов! – начал я упрашивать забаррикадировавшегося солдафона. – Ну пусти-и-и-и-и! Ты слышишь меня, Игнатов?! Открой двери! Пусти меня внутрь. Ну пусти-и-и-и-и!
В голове неожиданно прояснилось. На душе полегчало, в глазах посветлело. Невидимые тиски, беспощадно сжимающие мою больную голову, внезапно испарились. Я устало сполз на бетонный пол.
– Фу-у-у-у-х, – вырвался из моей груди вздох облегчения.
Ещё десяток секунд я валялся на холодном полу, приходя в себя и собирая мысли в кучу. Что это сейчас было? Я бегал за вооруженным армейцем? С монтировкой в руках пёр на солдат, рискуя в любой момент получить пулю в живот? Происходящее напоминало дурной сон.
– Помешательство какое-то, – не прекращая бубнеж, я принялся подниматься на ноги. – Я бы в жизни на такое не пошел. Это был не я.
Подхватив с землю верную фомку, сунул в рукав. Зябко кутаясь в бушлат, вышел из-под козырька, осмотрел молчаливую девятиэтажку. Дом казался вымершим. Ни на лестничной клетке, ни в квартирах – нигде не горел свет. Некоторые окна и вовсе были выбиты, молчаливо размахивая белоснежными занавесками на холодном ветру.
«Всё понятно», – укутался я за теплым воротником, поковылял в нужную мне сторону. Пагубное влияние лучезарного пропало, а значит я прав и светоносный наверняка уже труп. – «Игнатова съел подъезд».
За спиной послышалось сбитое дыхание и топот ног – вояки бежали проверить кто орал и причем тут Игнатов. Я продрался сквозь кусты, обошёл бесчувственного радиста, забрал у мертвого армейца неподалеку каску с кровью.
«Не много тут», – оценил я полученный объём.
Плескалось на самом дне. Громко выдохнув, сосредоточился. Кривые алые каракули вновь загорелись под моими ногами, буква за буквой потянулись по следу. Скупо разливая кровь из кевларового котелка, я заспешил прежним маршрутом. Первый круг, считай, закончен и теперь любой, кто ступит на эту заговоренную сияющую полосу, окажется у чертей на вертеле. Отлично.
Глава 8
Закончив первый круг, я вновь оказался у стартовой точки. Перевернутое авто, паук и псевдо-заместитель директора по-прежнему были на месте, но что удивительно – зубатая гадина каким-то образом умудрилась оставаться в живых. Судя по тому, как скулящую образину мощно потряхивало, цыганский барон как-то изловчилась и шибанула себя и своего восьмилапого пленителя электрическим разрядом. В пользу данной теории говорил и внешний вид моего волосатого попутчика. Паук, со свойственной ему находчивостью и упорством, замер в паре метров от скулящего деликатеса и на глазах у последнего обрастал смолянистой на вид диэлектрической прослойкой. Я даже потрогал обновленный хитин на волосатом брюхе. Ну точно, как резиновый. В общем, ситуация для собаки всё ещё была патовой и если у зубатой выдры не припасено других фокусов для голодного арахнида, то жить ей оставалось совсем не долго. Паук практически закончил эволюционировать.
Задерживаться возле этой парочки я не стал. Высунув голову поверх перевернутого авто, быстро оценил ситуацию во дворе, прикинул количество вояк и траекторию движения Настасьи Павловны, отметил ещё две бутылки Молотова, летящие с небес на землю, и поспешил в темноту. Пленный цыганский барон, сообразив, что я вновь отчаливаю, взвыла как не в себя, затрепыхалась, задергалась с утроенной силой и принялась скулить так жалобно и тошно, что хоть ты рядом ложись и тоже помирай, столько безнадеги и отчаяния было в этом пронзительном собачьем соло. Я остановился. Слушать все эти предсмертные вопли было выше моих сил, а потому я вытащил фомку из рукава и решил прервать муки несчастной собаки прямо здесь и сейчас. Думаю, именно на это она мне и намекала.
Встав над заместителем директора, замахнулся монтировкой, прицеливаясь. Выдра, сообразив, чем для неё всё внезапно обернулось, вновь бросила все силы в собственный вокал и взяла решающую, отчаянно высокую ноту в этом последнем в её жизни сольном концерте. Взяла такую пронзительную и душераздирающую, что от накатившей к собаке жалости у меня аж сердце в тиски защемило и нестерпимо захотелось бросить всё и уйти в благотворительность. В красный крест, например. Прямо здесь и сейчас.
Я опустил монтировку. Собака перестала выть. Я вновь замахнулся. Выдра вновь заголосила.
«Херово», – мысленно почесал я в затылке. – «Ощущаю себя убийцей ни в чем не повинных домашних животных»
Я присел над затихшей образиной, принялся защищать сутулую собаку и искать причины почему мне не стоит убивать псевдо-заместителя Настасьи Павловны.
«Заряжать её в пушку черти побоятся», – перебирал я варианты, загибая пальцы. – «Слишком прыткая для снаряда. Слюнявить бабосы – тоже не вариант. Место и время здесь неподходящие. Да и нужной емкости под порошок я до сих пор не нашел. Всё добро по сумке рассыпется»
«Да не, глупости какие-то», – мотнул я головой, вновь замахнулся. – «Разве что…»
– Ты рисовать умеешь? – не особо рассчитывая на успех задал я вопрос.
– У… У… УМЕЮ!! – неожиданно заголосила собака, принялась интенсивно трясти башкой в подтверждение сказанного.
– М… М… Мазюкаю так, что л-любая выдра обз-завидуется, – запинаясь от страха запричитала зубатая. – Я и для п-п-подземных рисовала, каракули всякие. Им очень понравилось!
– Серьезно? – удивился я неожиданным подробностям. – И что, хвалили?
– ОЧЕНЬ! – жарко заверила меня собака, попыталась убрать свою прокушенную башку подальше от подбирающегося к ней голодного арахнида. – П-правда в катакомбы меня после этого пускать перестали, но там со всеми так. Подземные чужаков не любят.
– Ясно, – пожевал я губами. – И всё?
– Р… Р… Разведчикам карту рисовала! – лихорадочно затрясла башкой зубатая, вновь принялась жалобно скулить и трепыхаться. – Два дня мазюкала! Сделала им подробный маршрут до старого аэродрома. Через минные поля и заброшенную свалку. Как и просили. Вроде бы…
– Очень, очень точная карта получилась! – поспешила заверить меня одноухая. – С пояснениями, с рисуночками всякими. Эти тупицы все равно по итогу заблудились и померли, но карта получилась что надо! Аж самой понравилось!
– А ещё Безухому на заказ рисовала, – не прекращали засыпать меня убедительными доказательствами. – Он хоть и с пулей в башке, и вкусы у него странные. Были. Но мне-то чего? Я своё дело сделала! Три дня мазюкала, упарилась вся. Красками этими вонючими всю рожу себе испачкала. Неделю потом скреблась, отмыться не
