Сергей Гайдуков - Ядерный будильник
— Спасибо, я это уже слышала. Что хорошо в провинциальных мальчиках — так это их упертость. Я подозреваю, что ты так и будешь твердить про этот долг, пока язык не посинеет.
— Я буду говорить так, как было.
— Ну вот, об этой упертости я и говорю. Пожалуй, пора мне выпить кофе, — она посмотрела на часы и направилась к выходу. — Я зайду позже.
Алексей смотрел ей в спину, подозревая подвох, но подвох явился с другой стороны, ударив сзади в основание позвоночника. Алексей рухнул на колени. После второго удара он уже валялся на бетонном полу. Били его двое, но ощущение было такое, как будто молотили человек десять. Алексей не делал попыток отбиваться, он просто закрыл руками голову и подобрал колени к груди. Сделав это, он закрыл глаза и представил, что его здесь нет, что это не его пинают ногами два бугая. Когда он представил это, боль стала тупой и как бы посторонней. На неё можно было не обращать внимания. Алексей словно спал тревожным неглубоким сном, разве что место для сна было выбрано не слишком удачно.
Когда удары прекратились, он продолжал лежать с закрытыми глазами. Сквозь сон были слышны слова:
— Вы уже закончили? Или у меня хватит времени ещё и на пару телефонных звонков? — это женский голос, которому предшествовал стук каблучков по бетонному полу.
— Хрен его знает, — раздражённо ответил мужской голос. — Какой-то он… Какой-то он ненормальный. Просто лежит, и все. Не кричит, не сопротивляется. Я, конечно, могу ещё над ним поработать, только…
— Что — «только»?
— Мы его просто забьём до смерти. А если мы его забьём, то он вам уже ничего не расскажет.
— Какая логика! — восхитилась женщина. — И кто бы мог подумать, что после стольких лет занятий боксом головной мозг у тебя ещё не полностью уничтожен.
— Так мне продолжить?
— Да, конечно. А ты точно его уже не прибил? Какой-то он бледненький. Ну-ка пощупай пульс. Есть? Ну тогда все в порядке. Продолжайте. Пока в нём не проснётся страстное желание рассказать о своих истинных целях.
— А если не проснётся?
— Не будь пессимистом. Работай, и все у тебя получится.
— Ага, — сказал мужской голос, и Алексей на миг снова ощутил себя мячом, которым экскаваторы играют в футбол. Потом он вспомнил, что все это только сон.
3
Возможно, это было только продолжение прежнего сна, а возможно, что-то новое. Голоса слышались откуда-то сверху, нечёткие, смутные, будто бы накрытое одеялом радио передавало запись театрального спектакля. Сюжет казался Алексею странно знакомым.
— Так ты можешь объяснить, что это здесь за отбивная на полу валяется? — это сказал мужчина. Ответила женщина.
— У меня сегодня утром сломалась кофеварка. В результате — я всю дорогу полусонная, на автопилоте. Терпеть не могу, когда я полусонная.
— Теперь-то ты взбодрилась?
— Немного.
— Хочешь ещё кофе или хочешь ещё немного попинать бедного мальчика?
— Этот бедный мальчик пристрелил Дона Педро.
— Кого?
— Данилу, посредника. Ты должен его помнить — такой жизнерадостный тип в парике. От него всегда хорошо пахло.
— Господи, ещё не хватало запоминать людей по запаху. И что, тот Данила был ценным кадром?
— Не слишком. И ещё он любил болтать.
— Ну так и хрен с ним — убили и убили. Люди постоянно убивают друг друга. Особенно из-за денег.
— Мне кажется, этот парень — он все врёт. Он говорит, что Дон Педро был ему должен. Я не верю.
— Люди постоянно врут друг другу. А что касается Дона Педро, то потеря небольшая. Толку, сама говоришь, от него было немного. Так что не стоит переживать и устраивать разборки по полной программе.
— Но с Доном Педро я хотя бы знала, чего от него можно ожидать, а чего нет. А вот про этого мальчика я не знаю ровным счётом ничего. У него нет документов, про него никто ничего не знает. В гостинице сунул администратору сотню баксов вместо паспорта. Вещей в номере — ноль. Ни зубной щётки, ни даже пистолета.
— И ты из него так ничего и не выбила?
— Да, какой-то он неразговорчивый. Обиделся, наверное.
— Ну тогда это не мальчик, а просто клад. Умеет держать язык за зубами, умеет убивать, умеет врать. Странно, что такой клад валяется у тебя на полу.
— А если этот клад нам подбросили добрые люди?
— Кто? Менты? ФСБ? Что подсказывает твоя знаменитая интуиция?
— Она ничего не подсказывает, потому что я ничего не понимаю. Он врёт, но я не понимаю зачем. Вряд ли он заслан ментами, и он совершенно точно не из ФСБ.
— Если ты ничего не добилась от него силой, добейся лаской.
— Это как в кино — злой полицейский и добрый полицейский? Кнут и пряник? Пряником придётся быть тебе, потому что я им быть просто не способна.
— Из-за кофеварки?
— Из-за общего строения организма.
— Ты преувеличиваешь. В глубине души ты добрая и пушистая.
— В глубине чего? Души? Какой души? Ты издеваешься, Харкевич?
— Как я могу, Морозова.
4
У крекеров был пресный вкус, а точнее, не было вообще никакого вкуса. Интересно, кто вообще покупает такую гадость? Или их специально покупают для недорогих гостей? Чтобы пока гость давится, можно было обмозговать важный вопрос — закопать этого гостя живьём или просто пустить пулю в затылок.
Тем не менее Алексей заставил себя проглотить ещё один крекер. Чай был получше, и там сверху даже плавало что-то похожее на лимон.
— Вот и славно, — сказал человек по имени Аркадий Харкевич, доброжелательно улыбаясь. Похожую доброжелательную улыбку Алексей видел пару лет назад у майора на призывном пункте. Майор обещал службу в Подмосковье, но выгрузили их потом почему-то на Северном Кавказе.
— Теперь расскажи мне все ещё раз, — попросил Харкевич.
— А вы все такие тупые, что с первого раза не понимаете?
— Морозова тебя поняла, но, видимо, неправильно.
— Эту тётку зовут Морозова? Она в гестапо случайно не работала?
— Не обижайся на неё. Женщины, знаешь ли, они такие — нервы и всё прочее. Тем более у Морозовой утром случилось большое личное горе… Вот она и погорячилась.
— Раз у неё личное горе, так можно людям ребра ломать?
— Тебе ничего не сломали.
— Вы-то откуда знаете?
— Знаю, — сказал Харкевич и снова улыбнулся. — Ну так что, Лёша? Ты хотел работать с нами напрямую?
— Да, была такая идея. А что?
— Мы к твоим услугам.
— Разве вы меня не будете пытать? Или там в бетон закатывать?
— Если ты только сам этого захочешь. Но в наши планы это пока не входит.
— То есть меня два часа в том подвале метелили просто за знакомство? Из вежливости? Чтобы показать, какие вы крутые?
— Нет, Лёша, мы не крутые. У нас просто бизнес. Отлаженный прибыльный бизнес, с которого мы имеем свой кусок хлеба с маслом. Хочешь поучаствовать — пожалуйста. Хочешь нам испортить бизнес — мы с тобой такое сделаем, чего ты даже представить не можешь. У нас для таких случаев специалист из Китая выписан, он такие веши с человеком делает — просто супер. Потом даже и не скажешь, что это человек был. Так, набор сухожилий и мелко перемолотых костей. А про бетон ты даже не мечтай, это только как подарок для особо дорогих людей за отдельную плату.
Говоря всё это, Харкевич не переставал улыбаться.
— Так что все очень просто. Хочешь у нас что-то купить — принеси деньги и получи товар. Если все это были дешёвые понты — исчезни. Если у тебя какие-то скрытые мысли, если ты ведёшь какую-то игру — познакомишься с нашим китайским специалистом. Рано или поздно. Скорее рано, чем поздно. Вот такие у нас правила. Что скажешь, Лёша?
Алексей взял крекер, посмотрел на него и раздавил пальцами в крошку. Интересно было бы сейчас сказать этому улыбающемуся придурку — знаете, меня к вам заслала спецслужба. Хрен знает, как эта спецслужба называется, но заслала. У меня здесь типа практики, так что вы уж тут не очень со мной… Я же, типа, новенький. Я же первый раз такое делаю. Я один. Мне страшно. Но у меня нет выбора. Потому что сзади все сожжено как из огнемёта.
А потом он подумал — интересно, а чем же это всё должно закончиться? Допустим, я здесь стану своим человеком, все про всех узнаю… Что будет потом?
И он сам себе ответил — а что бывает с подразделением, в которое противник внедрил своего человека? И этот человек выяснил места дислокации, численность, вооружение, маршруты, базы? Это подразделение будет уничтожено.
То есть они все здесь умрут. И этот улыбающийся Харкевич, и стерва Морозова, и те козлы, что пинали его в подвале. И водитель машины, которая привезла Алексея, и тот парень, что принёс чай и крекеры… Они все умрут.
Они умрут, а я останусь. Я должен остаться. Я сильный, я смогу.
— Ну так что? — спросил Харкевич.
— Я смогу, — сказал Алексей.
— Приятно слышать, — кивнул Харкевич, не подозревая об истинном смысле ответа.
— И если уж вы когда-нибудь решите меня прикончить, пусть этим займётся кто угодно, пусть это будет ваш гребаный китаец, но только не та стерва.
