Джек Хиггинс - Последнее место, которое создал Бог

Мунро перекрестился, а я спросил:

— И ты еще веришь в Бога?

Он удивился:

— Но что Бог может здесь поделать, сеньор? Это все люди, и только люди.

— У меня есть друг, и я хотел бы, чтобы вы когда-нибудь встретились. Думаю, что вы сразу найдете общий язык.

У него оставалась еще одна сигарета. Он попросил огня у охранника, и мы отошли к поручням, чтобы вместе выкурить ее. Мунро хотел было присесть, а я сказал:

— Нет, давай постоим. Я уже достаточно навалялся.

Близко придвинувшись ко мне в полутьме, он вгляделся в мое лицо:

— Мне кажется, что вы снова стали самим собой, мой друг.

— Я тоже так думаю.

Мы стояли у поручней и глядели через реку на джунгли, темные на фоне вечернего неба и заходившего солнца, — картина необычно красивая. Кругом стояла тишина, даже птицы умолкли. Только мерные удары лопастей гребного колеса нарушали гармонию. Мунро отошел от меня и опустился на колени возле Рамиса, того самого человека, который провел некоторое время в Мачадос.

Вернувшись ко мне, он тихо заговорил:

— Как сказал Рамис, мы прибудем туда к утру. В двадцати милях отсюда свернем с Негро в приток. Эта река называется Секо и идет в самое сердце болот. Мачадос — что-то вроде острова в десяти милях от устья.

Я представил себе, что за мной уже закрываются ворота, и меня вдруг охватило опасное возбуждение.

— Ты умеешь плавать?

— В этом? — спросил он, поднимая руки.

Я растянул цепь, которая соединяла мои запястья, — два с половиной фута. И такая же на лодыжках.

— Достаточно, чтобы плыть по-собачьи. Мне кажется, я смог бы удержаться на плаву, пока не достигну берега.

— Вам этого никогда не сделать, мои друг, — ответил он. — Посмотрите-ка за корму.

Я перегнулся через поручни. В ночи краснели глаза аллигаторов. Там, внизу, они злобно мерцали, маленькие, как булавочные головки. Аллигаторы следовали за пароходом, как чайки в море, в ожидании отбросов.

— У меня такая же громадная жажда свободы, как и у вас, но самоубийство — совсем другое дело.

Мунро был прав. Такую попытку иначе, как самоубийством, не назовешь. К тому же мы упустили момент. Охранники убрали карты, построили нас в колонну и загнали обратно в трюм.

Спас меня Рамис, тем, что перерезал себе горло бритвой, которую предусмотрительно утаил и прятал от самого Манауса. Он умирал несколько минут, и было просто ужасно слышать, как он, хрипя, расстается с жизнью в этой полутьме.

Наш пароходик успел уже подняться на две или три мили по реке Секо. Смерть Рамиса произвела взрывной эффект на остальных узников. Один из них, совершенно потеряв самообладание и вопя, как женщина, прямо по телам других пытался пробиться к трапу.

Всех охватила паника, люди с проклятиями кидались из стороны в сторону, борясь друг с другом. Тут с треском открылся люк, и прогремел предупредительный выстрел вверх, и все замерли на месте. Охранник с пистолетом в руке спустился до середины трапа. Рамис валялся вниз лицом, и все сгрудились позади тела. Охранник спрыгнул вниз и перевернул его носком ноги. Зрелище было ужасно, горло зияло разрезом, а покойник все еще сжимал бритву в правой руке.

— Хорошо, — сказал охранник. — Давайте поднимем его наверх.

Я вышел вперед первым и взялся за тело, а Мунро, подчиняясь какой-то телепатической связи, оказался рядом. Он вынул бритву из сжатой руки, и я взвалил тело Рамиса ему на плечи.

Кровь хлестала страшно. Мои руки оказались в крови, кровь лилась мне на голову и на лицо, когда я за Мунро поднимался по трапу.

Река здесь достигала всего тридцати или сорока ярдов в ширину, и по обоим берегам тянулись болота, поросшие мангровыми деревьями. От воды в прохладном утреннем воздухе клубами поднимался туман. Даже теперь, в этот решительный момент, я не знал, что собираюсь делать. Оставалось только положиться на волю случая.

Мы как раз проплывали мимо несчастной деревушки в полдюжины хижин из плетня, стоявшей близко к берегу. Я увидел пару рыбачьих сетей, растянутых на шестах для просушки, и три каноэ, вытащенных на берег.

Это и послужило толчком. Я посмотрел на Мунро. Он кивнул. Как только деревушка скрылась в клубах тумана, мы прошли мимо охранников с нашей печальной кровавой ношей и приблизились к поручням.

— Давайте выкидывайте его, — приказал сержант, который был здесь старшим. — А потом вымойте палубу.

Он стоял у люка и курил. Второй охранник сидел рядом с карабином на коленях. Мы видели только их двоих, хотя знали, что где-то рядом есть и другие. Я взял Рамиса за лодыжки, а Мунро — за руки. Мы качнули его раз, потом другой. А на третий бросили прямо в сержанта и охранника, который сидел на люке. Я не стал ждать, что произойдет, а мгновенно бросился через поручни.

Как только вода сомкнулась над головой, я начал быстро работать руками и ногами, насколько позволяли мне цепи, стараясь не попасть под лопасти гребного колеса на корме. Работать ногами оказалось проще, и я вытянул руки вперед, чтобы избежать водоворота, и пароход миновал меня.

Должно пройти некоторое время, прежде чем охрана остановит пароход, что в нашу пользу, но солдаты уже начали стрелять. Пуля подняла фонтанчик воды в ярде передо мною. Я посмотрел назад через плечо и увидел Мунро немного позади, сержанта и трех охранников у поручней.

Все они стреляли одновременно, вдруг Мунро вскинул руки и скрылся под водой. Я сделал глубокий вдох, нырнул, стараясь уйти как можно дальше вперед. А когда вынырнул, то увидел, что нахожусь у первого ряда мангровых зарослей и что пароход уже скрылся в тумане.

Я схватился за корень, чтобы перевести дыхание, сплевывая гнилую, противную на вкус воду. Сильно воняло. Рядом скользнула змея, что напомнило мне о всех опасностях, которые подстерегают меня, если буду находиться в воде слишком долго. Но это было все-таки лучше, чем Мачадос.

Я снова погрузился в воду, выплыл на течение и позволил ему нести себя вперед. Теперь я уже мог рассмотреть крыши за деревьями, потому что туман здесь стелился достаточно низко над поверхностью воды.

Через некоторое время я добрался до берегового откоса, вылез из воды и упал ничком в грязь. С трудом выбравшись наверх, увидел старика, одетого только в изодранную рубаху. Он стоял на веранде одной из хижин и пристально наблюдал за мной.

Когда я достиг ближайшего каноэ и начал сталкивать его в воду, он издал некое подобие крика. Я понимал, что лишаю его или еще какого-то бедняка того, что обеспечивает их существование. Один Бог знает, на какую нищету я покусился, но такова жизнь. И, несмотря на свои цепи, я все же ухитрился забраться в утлое суденышко, взять в руки весло и выгрести на быстрое течение.

Я не думал, что они повернут пароход и пойдут вниз по течению, чтобы догнать меня, но что какой-то вид поиска будет предпринят, не сомневался. И когда они обнаружат, что похищено каноэ из деревни, то поймут, где меня искать.

Поэтому сейчас я старался уйти от них как можно дальше. Ну а что произойдет потом — дело случая. Но на берегах Негро есть множество прибрежных деревень, где люди изо дня в день ведут примитивную жизнь, не подозревая о таких признаках цивилизации, как полиция и правительство. И может быть, я найду там помощь и мне хоть немного повезет, чего уже давно не случалось.

Еще пара миль, и я достигну устья Секо. Меня беспокоило сильное бурное течение. Малейшая ошибка — и конец. Мне, скованному, продержаться на плаву в таких условиях достаточно долгое время — никакой надежды.

Я повернул каноэ к левому берегу, тянувшемуся всего в пятидесяти ярдах от меня. К тому же мне он почему-то показался более безопасным. Оставалось уже несколько ярдов до мангровых зарослей, когда меня занесло в водоворот.

Словно какая-то гигантская рука схватила каноэ, оно закачалось из стороны в сторону, и, чуть не вылетев за борт, я начал бешено грести, чтобы удержать равновесие, но тут же потерял весло. Каноэ дважды развернулось и потом опрокинулось вверх дном.

Я тут же почувствовал под ногами грунт, но слишком сильное течение не давало мне удержаться на месте. К счастью, тут ко мне подплыло перевернутое каноэ, и я смог схватиться руками за его дно.

Теперь стало немного полегче, меня наконец вынесло в тихую заводь среди мангровых деревьев, и каноэ ткнулось в берег.

Я поставил его на киль и оценил обстановку. До устья реки оставалось около четверти мили, и я не мог даже представить себе, как доберусь туда на каноэ при таком бурном течении без весла. И мне показалось наилучшим, а может быть, и единственным решением попытаться пробраться наискось, по воде, через мангровые заросли, так, чтобы выйти на Негро ниже устья реки Секо.

Я ухитрился снова забраться в каноэ и начал продвигаться вперед, хватаясь за нависающие над водой громадные корни деревьев, пока не попал в заросли бамбука. Здесь было совсем неплохо. Прямо как в Хенлее, на Темзе, в летний воскресный вечер. Не хватало только патефона и хорошеньких девушек. На какой-то момент мне даже показалось, что передо мной стоит Джоанна Мартин с зонтиком и смеется. Но это был недобрый смех. Будто бы оценивающий условия, в которых я оказался. Я глубоко вздохнул, собрал все силы и начал продвигаться вперед, отталкиваясь шестом.