Александр Чернобук - Капкан для Скифа
— Вот и замечательно, — Савельев поднял руки ладонями вверх, обозначая тем самым окончание переговоров.
— Тогда и обмоем это дело, — добавил Марк Ариевич.
Конрад Карлович обиженно взглянул на компаньона и тяжело вздохнул.
— Согласен, — улыбнулся Сергей.
***Следующий день я, пробуждаясь, встретил смехом. Именно день, а не утро, как подтвердили мои предположения часы. Они показывали тринадцать часов десять минут. Обед. Ничего удивительного в этом не было, поскольку мы расстались с Майклом уже сегодня, около шести утра.
После нашего ночного общения, я еще долго не мог усадить Мишку в такси, выслушивая его подозрения относительно моих жульнических трюков при игре в шашки Го. Для этого у него имелись все предпосылки — общий счет сыгранных партий был шесть один в мою пользу, а вот оснований не было, и быть не могло — в Го мухлевать практически невозможно.
Правда, если уж совсем быть перед собой откровенным, последние две партии можно было сбросить со счетов — они велись уже после третьей бутылки водки, за которой мы дружно сгоняли под утро в ближайший круглосуточно работающий супермаркет. Майкл поплыл после этой прогулки, и за полноценный выигрыш последние два очка можно было не считать. Четыре один — это был реальный счет вчерашнего турнира.
Настроение у меня было прекрасное. Алкоголь, трансформировавшийся в похмелье или утренний бодун, у всех гуляк вызывающий самые негативные ощущения, на меня действовал странно — не так как на нормальных людей — мне было радостно.
Причем, я испытывал это чувство с самого первого серьезного злоупотребления водкой — после перелома ноги на соревнованиях. Так я тогда отметил окончание своей профессиональной спортивной карьеры. Вот и сегодня у меня с похмелья было прекрасное настроение — в минуты пробуждения я любил этот мир всей душой. И смеялся так же — весело, открыто и задорно.
Причиной смеха был сон. Мне приснились соревнования по гребле. Вода, солнце, голубое, без единого облачка, небо. На байдарках, сосредоточенно пыхтя, орудовали веслами… крысы. Огромные белые лабораторные крысы, килограммов по пять-семь каждая. Забавно гримасничая, они активно загребали двусторонними веслами, пытаясь обогнать соседей и выиграть состязание.
К чему нам снятся эти, не особенно жалуемые людьми, твари, я не помнил а, порывшись в памяти, мог определенно и честно признаться себе — никогда я этого и не знал. Но к чему мне сегодня приснились крысы, еще и плавающие, мог сказать вполне определенно.
Вчера я клятвенно пообещал Майклу связаться с другом по спорту, чемпионом Европы по каратэ в тяжелом весе — Витьком. С этой мыслью я и заснул под утро: как только проснусь немедленно позвоню в столицу корешу по сборной и провентилирую тему насчет издательства «Космос». С плавающими крысами Витька был связан у меня в мозгу намертво — вот и приснилось.
Все дело было в том, что Виктор, помимо усиленных занятий по своему основному профилю и тренерской работы, числился сотрудником ПНИЛ в ГИФК.
Непонятно? Я б тоже сразу не сориентировался. Объясняю. ПНИЛ — это проблемная научно исследовательская лаборатория. А ГИФК — государственный институт физической культуры. Расположенный в столице нашей родины. Вот там-то и водились приснившиеся мне крысы, не в институтских коридорах, а в лаборатории, конечно.
Кроме всего остального, Виктор еще получал заработную плату в этой лаборатории. Институт физической культуры он закончил не напрягаясь и, собственно, не покидая спортзалов даже во время сессий. Теперь там же он учился в аспирантуре, делал вид, что готовит кандидатскую. Впрочем, надо отдать ему должное, не особенно активно.
Как называлась его тема, я толком не помнил, хотя Витька мне ее озвучивал неоднократно. Приблизительно она звучала так: «Влияние больших физических нагрузок на изменение структуры и химического состава мышечного волокна». Если Витька не привирал, работа эта была секретной, и занималась этим направлением, кроме него, целая группа ученых.
Я всегда подтрунивал над Виктором, недоумевая — какие могут быть ученые в спортивном институте? Посудите сами. Собрались вместе бывшие борцы, каратисты, боксеры, метатели молота и толкатели ядра. Ни для кого особым секретом не является, что эта публика с большим трудом вспоминает таблицу умножения и то, зачастую, только с помощью калькулятора. Какие «изменения структуры» и тем более «химический состав»? Менделеевы хреновы в кедах и борцовках…
Устроили себе тусовку на площадях института физкультуры, а для вящей солидности обозвались «Проблемной научно-исследовательской лабораторией». Гимнасток им там для полного научного экстаза не хватает. Виктор не спорил только с моей последней посылкой — женщины действительно не помешали бы им в извечном творческом поиске, а со всем остальным категорически не соглашался.
В качестве подтверждения серьезности их научных изысканий он приводил в пример опыты с крысами. Но последний эпизод с этими животными только упрочил мою позицию. Именно эта история, по всей вероятности, и послужила основной посылкой моему мозгу для создания сна с гребущими на байдарках крысами. Звучала она, со слов Витьки, примерно так…
В порядке экспериментов, они, как все великие ученые, издевались над братьями нашими меньшими. Павлов над собаками, Преображенский над кроликами, Шариков над котами, а друзья из «Проблемной научно-исследовательской лаборатории» мучили крыс. Выглядело это занятие наукой таким образом.
В лаборатории стояла огромная бочка с водой. Туда по графику бросали крыс. Края емкости были достаточно далеко от воды и бедные животные не могли оттуда выбраться без посторонней помощи и чупахались там, пока спортсмены-исследователи не благоволили их извлечь из бочки.
Поначалу эти опыты длились несколько часов, затем продолжительность водных процедур была увеличена до суток. А потом экспериментаторы начали привязывать к конечностям крыс свинцовые мерные грузики.
Описываемые ниже события произошли в тот момент, когда крысы достигли веса в пять-семь килограммов и могли свободно держаться двадцать четыре часа на поверхности с килограммовой гирькой на лапе.
Цель этого многолетнего эксперимента, как я уже говорил, обозначалась в названии кандидатской работы Виктора: — «Влияние больших физических нагрузок на изменение структуры и химического состава мышечного волокна». Практическое же изучение сводилось к снятию мышечного среза с бедра крысы после каждой из этих перманентно возрастающих нагрузок и групповое разглядывание его под микроскопом, обработка химикатами, пробование «на зуб» и прочее.
Причем, самым противным во всем этом было, по словам Виктора — подготовка режущего инструмента. Ткани надо было снять так мало — разрез должен был происходить на молекулярном уровне, — что скальпель алмазными тряпочками шлифовали сутками с такими нежными усилиями, которые можно сравнить только с поглаживанием носика любимой женщины маленьким птичьим перышком.
А закончилось это великое исследование во время празднования Нового года. Просто и банально. Крысы, которые героически сносили все издевательства на протяжении многих лет, во время праздничной пьянки, длившейся несколько дней, были забыты в бочке и все до одной просто утонули. Что я говорил? Спортсмены есть спортсмены. Как теперь будет творить свою кандидатскую работу Виктор, было непонятно.
Я зевнул, дотянулся, не вставая с постели, до мобильного, лежащего на столе, и набрал номер этого экспериментатора:
— Ну, что вы там, в столице, всех крыс уже перетопили, Энштейны в спортивных костюмах?
— Это кто такой грамотный? Уж не Скиф ли, который по ходу имеет два высших образования? И оба незаконченные.
— Точно. Он. Здорово, Витька!
— Привет, Жека!
— Как там столичное ничего поживает?
— Не дождетесь! А у вас, в провинции, как дела?
— Да помаленьку. Вашими молитвами.
— Ну, так молимся, не останавливаясь.
— Спасибо. Чувствуется.
— А у нас горе. Весь институт остался без курятины. Весь, не весь, а пятьдесят процентов точно. И самое хреновое, что моя лаборатория входит в эту половину. Впервые за три с лишним года мне придется идти за курицей в магазин, — пожаловался Виктор.
— Ничего не понимаю, — честно признался я.
— Что же тут непонятного? Хана всему…
— Что-то серьезное? — озаботился я.
— Конечно. Вся наша лаборатория и довольно большая часть моего института осталась без курятины.
— Объясняй толком. О чем речь? Причем здесь куры? Дохнут обычно первыми крысы, так вы их уже благополучно препроводили в мир иной. Или новых завели?
— Нет, крыс других пока нет. — Голос Виктора стал противно-жалостливым. — Еще слишком велика и тяжела боль от утраты…
