Антон Антонов - Негодяи и ангелы
— А ты бы меня отпустил, игемон, — кротко произнес в ответ Арик. Громадин тоже читал «Мастера и Маргариту» и узнал цитату. И ухватился за нее, как за спасательный круг.
— Ты что, правда чокнутый или передо мной выеживаешься? Лучше не надо. Тоже мне, Иешуа га-Ноцри выискался.
— Ага! — все так же кротко пробормотал Арик. — Выискался.
— Ты мне лучше вот что скажи, — решил прервать этот странный обмен мнениями Громадин. — Какая польза от тебя в дисбате?
— Никакой, — честно ответил Арик.
— Вот и я думаю, что никакой, — сказал прокурор. — А на свободе кое-какая может быть. Если, конечно, мы с тобой по хорошему договоримся о дружбе и сотрудничестве.
— А мы договоримся? — с надеждой спросил Арик.
— А это от тебя зависит, — сообщил Громадин.
— А, ну если от меня — тогда договоримся, — сказал Арик, и они стали договариваться. Выяснилось, что военный прокурор Белокаменского округа собирается создать политическое движение и играть в нем примерно такую же роль, какую Арик играл в «Оранжевом шаре». То есть свою личность не афишировать, официальных должностей до поры до времени не занимать, но при этом заправлять всеми делами целиком и полностью. Для того, чтобы раскрутить это дело, ему необходима карманная пресса. И в качестве таковой он решил прибрать к рукам «Оранжевый шар». Искать людей со стороны ему некогда, неохота и невыгодно, а у Арика, как он понял, редкостный талант подбирать нужных сотрудников, находить нужные темы и добиваться популярности. В этом он убедился, выяснив по своим каналам, какие ничтожные (по меркам издательского бизнеса) средства были вложены в «Оранжевый шар» и какую отдачу дала эта затея. Взамен Арик получает свободу и белый билет — правда, с записью о психическом заболевании, но это только придаст дополнительный шарм ему и его газете. Арик не стал спрашивать, не повредит ли его психическое заболевание имиджу будущего политического движения во главе с Белокаменским военным прокурором.
Между тем, Громадин об этом думал и решил, что нисколько не повредит. У нашего народа настолько загадочная душа, что среди политиков у него наибольшей популярностью пользуются очевидные шизофреники и параноики. К тому же политическое движение — вовсе не главный элемент большого плана Сергея Громадина, ключевую роль в котором играет развитие «Трибунала» и привлечение к его деятельности камикадзе из секты «Храм Сверхнового завета». Именно последнее дело волновало Сергея Громадина больше всего. Поэтому он, добившись от Арика Чудновского согласия сотрудничать с «Трибуналом» на условиях последнего, попросил его о небольшой услуге: Громадин хотел познакомиться с «Патриархом всея Земли и Верховным Понтификом Востока и Запада». Лично с Шерстобитовым Арик связать Громадина не смог, но вывел его на приближенных «понтифика». После чего сел в санитарную машину и отправился в Белокаменскую психоневрологическую клинику, оставив прокурора разбираться с сектантами самостоятельно.
64
Белокаменская психоневрологическая клиника располагалась в здании, построенном еще в девятнадцатом веке. И всегда в этом здании была больница. Сначала — общая, а с 30-х годов нашего века — психиатрическая. Арика Чудновского доставили в психушку на санитарной машине. Как и все простые смертные, он прошел через процедуру приема, включавшую купание в ванне на глазах молоденькой медсестры.
Арик отнесся к этому философски. После казармы, пребывания на нелегальном положении и следственного изолятора он ко всему относился философски. Более того, он даже предложил медсестре сниматься для его газеты и будущего журнала. Но так как недавно некто предлагал этой же девушке слетать с нею на луну, она пропустила предложение мимо ушей. Работая в психушке, быстро к такому привыкаешь. Первым сумасшедшим, которого увидел Арик, оказался тихий больной, убежденный в том, что он уже умер, и требующий, чтобы его немедленно похоронили. Старожилы психушки рассказывали, что этот пациент одно время вел себя буйно, но ему резонно заявили, что для покойников такое поведение недопустимо. Это подействовало и теперь «покойник» был тих, как ягненок. Арику эту историю рассказал молодой врач, который от нечего делать решил поближе познакомить нового больного с отделением и его пациентами. Естественно, будь Арик настоящим психом, доктор не стал бы этого делать — но он прекрасно понимал, что из себя представляет Арик на самом деле, и ему было интересно поболтать с нормальным умным человеком с весьма интересной (особенно в последние месяцы) биографией. Они неспешно беседовали о жизни и любви в больничном коридоре, а мимо дефилировали сумасшедшие. Некоторые, впрочем, не могли дефилировать. Например, лейтенант Цыганенко, бывший адъютант генерала Игрунова, ходить не мог. Он лежал в отдельной палате, уставившись бессмысленным взглядом в потолок. После выхода из комы выяснилось, что хирурги и терапевты больше сделать ничего не в силах. Помочь лейтенанту могут только психиатры и невропатологи. Генерал хотел отправить адъютанта в Москву, но ему сообщили, что один из лучших специалистов по восстановлению функций мозга работает как раз в Белокаменской психоневрологической клинике и к нему привозят пациентов даже из самой Москвы. Арик заинтересовался историей лейтенанта и даже попытался растормошить его, тихо говоря на ухо: «Эй, командир! Подъем! Боевая тревога! Без тебя дивизии каюк!» — но успеха не добился и снова отправился болтать с молодым врачом по имени Ярослав.
— А Наполеон у вас есть? — спросил у него Арик, безмятежно взирая на пациентов, ведущих себя тихо, но крайне неадекватно.
— Есть конечно, как же без него. Только наш Наполеон — не император. Он пирожное, — ответил доктор и добавил: — А из императоров могу предложить Ельцина, Клинтона и Тутанхамона бен Рамзеса Младшего.
— А у Ельцина с Клинтоном тут что — встреча на высшем уровне?
— Нет. Они друг в друга не верят. «Самозванец», — говорят, и все тут. Врач и Арик расхохотались.
Мимо прошел человек, считающий, что он Леонардо ди Каприо. Прошел не один, а с собеседником, кричавшим, что люди размножаются, как тараканы, и их надо давить.
«Каприо» благосклонно кивал и бормотал что-то насчет «Оскара», утонувшего «Титаника» и оставшихся там ценностей. Свой путь в психушку этот товарищ начал с того, что затеял экспедицию по подъему корабельных сейфов «Титаника». Но тут показали кино с Леонардо ди Каприо в главной роли, потом последовал «Оскар», и крыша у белокаменского жителя — кстати, совсем не похожего на американского актера — поехала окончательно. Навстречу «Каприо» и «давителю» попался «покойник», и жертва «Титаника» грустно произнесла.
— Как я его понимаю! Тут «Каприо» споткнулся о тихого идиота, сидящего на полу, и выдал длинную фразу на исконно русском языке — из тех, что не принято печатать в приличных книжках.
— Вай! — завопил вдруг некто третий крайне немузыкально и с явственным русским акцентом. — Вай ши хэд ту го, ай дан но — ши вудын сэй! Арик с удивлением узнал в этом вопле припев самой знаменитой песни «Yesterday».
В переводе это означало что-то вроде: «Я не знаю, почему она должна была уйти — она не сказала», и Арик грешным делом подумал, что бедный больной огорчен внезапным и необъяснимым уходом подруги — но врач успокоил его.
— Не бойся. У него расчетверение личности. Он думает, что он — «Битлз».
— Да, забыл спросить, — пробормотал Арик, — они тут не опасные?
— Нет, — ответил врач. — Все опасные у нас в буйном отделении. Есть, конечно, элемент непредсказуемости, но самое большое ЧП, какое было на моей памяти — это когда Кинг-Конг покусал медсестру.
— Кинг-Конг?!
— Да, был тут у нас такой парнишка. Он в три годика заболел гриппом, да так и не выздоровел. Вымахал под два метра, руки до колен, морда обезьянья, разум как у трехлетнего. Короче, неандерталец. А наши шутники еще научили его бить себя кулаками в грудь и орать благим матом, так что получился натуральный Кинг-Конг.
Ну так вот, он однажды покусал медсестру. До крови, но не до смерти. Его, конечно, сразу в буйное перевели, а у нас с тех пор ничего такого не было. Так что спи спокойно, дорогой товарищ. От этого пожелания у Арика побежали мурашки по спине, но он вовремя вспомнил, что все психиатры, которые подолгу работают в сумасшедшем доме, сами становятся немного наполеонами, и отнесся к этому философски.
Как и ко всему остальному.
65
Генерал Игрунов поступил опрометчиво, сначала пригрозив сыну пистолетом, а потом оставив его в ящике шкафа и даже не разрядив.
Генерал никак не думал, что сын способен всерьез поднять на него руку.
Отмахиваться, когда тебя бьют по морде — это одно, а причинить реальный вред родному отцу — совсем другое. Но сын после скандала ушел из дома, пропадал где-то до глубокой ночи и вернулся в дым пьяный. Генерал не выдержал и завел скандал по новой. На этот раз он попытался излупить Макса ремнем, потому что именно ремень попался ему под руку. Макс бегал от него по квартире почти на автопилоте, поминутно валил мебель, расколотил посуду в серванте и каким-то образом добрался до того ящика, где лежал пистолет.
