Роже Борниш - Плицейская история
На следующий день мы оказываемся в еще более смехотворном положении, узнав из «Паризьен либере» о том, что инспектор Морен из префектуры полиции арестовал Рене Жирье и Матье Робийяра на их квартире в Монфермей.
До чего же глупо! Префектуре удалось то, чего не смогли сделать мы!
Когда я прихожу в контору, Толстый вне себя от ярости:
— Вы превзошли себя, Борниш! Я вас поздравляю. Морен арестовал Жирье на нашей территории, в Бри-сюр-Марн! Я слишком либерален с вами и даю вам много свободы, вы же выставляете меня в смешном свете! Мерси за все!
Он умолкает, поправляет галстук и снова дает волю своему гневу:
— И все это по вашей вине! Вы не знаете, как им это удалось?
— Нет, — говорю я, — может быть, они выследили его благодаря жене?
Толстый садится в свое кресло и, не глядя на меня, выдвигает ящик стола.
— Неважно, — заключает он. — В любом случае я выгляжу болваном. Спасибо, Борниш, я этого никогда не забуду.
Согнув спину, я выхожу из кабинета.
Я погнался за двумя зайцами и не поймал ни одного.
* * *Когда два дня спустя я вхожу в кабинет Кло, чтобы забрать Жирье, он сидит привязанный к креслу и уклоняется от ответов на вопросы, которыми засыпает его инспектор Лемуан, сидящий за пишущей машинкой.
Мой визит, оправданный следствием по делу о нападении на инкассаторов Патронного завода, не нравится моим коллегам из ПП, которые понимают, что это лишь предлог, а на самом деле я продолжаю охотиться за Бюиссоном. Но я не хочу рисковать и слишком долго оставлять Жирье в руках ПП. Кто знает, он тоже может проявить слабость…
Когда я вхожу в кабинет, Жирье окидывает меня сначала равнодушным взглядом, затем узнает меня и на его лице удивление смешивается со страхом.
— Гады! Они вас тоже арестовали?
Я успокаиваю его, после чего отвязываю от кресла и соединяю наручниками с запястьем Пуаре. В машине Крокбуа Жирье смеется:
— Ничего не скажешь, вы провели меня. Я вас действительно принял за журналиста.
Однако, оказавшись в моем кабинете, Жирье не проявляет больше никакого желания поболтать. Он уходит в себя, и я не могу вытянуть из него ни единого слова о том, что касается его отношений с Бюиссоном.
Когда я уже собрался уходить, он говорит мне:
— Единственное, чего я не могу понять, это как они на меня вышли. Уверен, что меня заложила какая-то сволочь.
Эта сволочь помогла префектуре полиции арестовать Жирье, а мне — другую сволочь, которая и приведет меня к Бюиссону.
Но кто же это? Ведь Мсье Эмиль работает только с надежными людьми. А при малейшем сомнении он стреляет…
ПЯТЫЙ РАУНД
34
Современные психологи сказали бы о Симоне Лубье, что он наделен интеллектом выше среднего. Разумеется, он мразь, но у него есть серое вещество, и он умеет им пользоваться.
Среднего роста, мускулистый, с быстрой реакцией, одутловатым лицом и курчавыми волосами, Симон Лубье не относится к людям, которых мучают угрызения совести. Он не терпит противоречий, для этого у него слишком деликатная нервная система. Как только события принимают неприятный оборот, Симон бледнеет, выходит из себя и находит утешение только в применении силы. Когда-то он был бухгалтером и ему прочили блестящее будущее, но он потерял место, избив заведующего отделом. Он находился под следствием по подозрению в убийстве коммерсанта, которого хотел ограбить, но за недостатком улик был отпущен на свободу. Тяжело ранив одного из сообщников, которого он подозревал в осведомительстве, он заслужил авторитет в воровской среде.
Последние дни Симон Лубье пребывает в мрачном и агрессивном настроении, так как у него сорвалось одно очень выгодное дело, а сейчас как никогда он нуждается в деньгах.
Именно в таком состоянии застает его Юг Грожан, сутенер, в баре на улице Вожирар.
— Возможно, у меня найдется для тебя дельце, — говорит Грожан другу.
— Пошел к черту со своими кассами бакалейщиков, — огрызается Лубье. — Разве ты можешь предложить что-нибудь стоящее?
— Как угодно, Симон. Но я знаю человека, которого мое предложение заинтересует. А тебе советую пока забыться в объятиях шлюх и успокоить нервы.
— Ладно, выкладывай, — снисходительно говорит Лубье.
Грожан пожимает плечами, выдерживает паузу, затем шепотом говорит:
— В Сен-Море у меня есть сосед, Жорж Дезалл, столяр, тихий, честный человек. Однажды, сидя в баре за рюмкой анисовки, он сказал мне, что работает в банке, который еще строится, но сейфы там уже установлены, и каждый вечер их набивают бабками. Утром приезжают два молодца и забирают деньги, чтобы выдавать их клиентам. Понял?
— А когда заканчиваются строительные работы? — спрашивает Лубье.
— Не раньше чем через неделю. Если дело тебя интересует, то надо спешить.
Лубье задумывается, взвешивает шансы на успех.
— Тебе известен маршрут инкассаторов?
— Еще бы! Я выслеживал их целых два дня. Все очень просто: стоит им только пересечь улицу, как их чемодан набит миллионами!
Загоревшись, Лубье решается.
— Хорошо, — говорит он. — Скажи мне название банка, адрес, расписание работы служащих, а также их маршрут.
Грожан криво усмехается:
— Не торопись, приятель. Сначала я должен узнать, сколько ты мне за это выделяешь.
— А ты на сколько рассчитываешь?
— На равную долю с теми, кто будет проводить операцию.
Лубье снова задумывается, затем, пожав плечами, уступает:
— Идет.
— Хорошо. Речь идет о Депозитном банке в Шампини, авеню Жана Жореса, восемьдесят семь. Оба конвоира отправляются оттуда каждое утро в восемь часов тридцать минут. Они пересекают дорогу, так как старый банк находится напротив, в доме номер восемьдесят восемь. Так что в твоем распоряжении будет не больше минуты.
— Не волнуйся, успею, — говорит Лубье, которого не смущают столь жесткие условия. — Встретимся завтра у тебя. Салют.
— Салют.
* * *Только один человек может блестяще провести эту операцию, думает Лубье, идя вдоль улицы Вожирар. Этот человек — Мсье Эмиль. В воровской среде каждому известно, что большинство вооруженных нападений в Париже или его пригородах было делом его рук. Самые авторитетные мошенники мечтают о том, чтобы работать вместе с Мсье Эмилем. Однако здесь есть одна загвоздка: никто не знает, как выйти на него. Известно, что он посещает некоторые бары, в частности «Пирушку» на улице Льеж и «Фаворит» возле Опера-Комик, но эти посещения бывают редкими и непредсказуемыми.
В жизни многое зависит от связей. Чтобы сделать карьеру, политическую, военную или промышленную, необходимо быть ловкачом. То же относится к мошенникам. Тюрьмы и каторги — это воровские высшие учебные заведения, наподобие привилегированных университетов. Здесь завязываются контакты, возникает дружба, устанавливаются связи. Именно в тюрьме Лубье познакомился с Орсетти, и сейчас он надеется через него выйти на Бюиссона. После убийства Полледри Орсетти не показывается больше в «Двух ступенях», и единственное место, где он изредка появляется, — это бар «Ротонда», потому что в нем имеются два выхода и огромные окна, позволяющие следить за тем, что происходит снаружи.
Лубье это известно, и именно туда направляется он в этот холодный январский вечер 1950 года.
Войдя в зал, он быстро окидывает его взглядом, но Орсетти не видно. Лубье пересекает зал и входит в небольшую комнату, служащую убежищем для влюбленных.
За одним из столиков, в стороне от обнимающихся и целующихся пар, он замечает Орсетти, оживленно беседующего с Анри Болеком, бретонцем, другом Франсиса Кайо.
«Я как нельзя кстати», — думает Лубье, подходя к столику.
При виде его оба мужчины умолкают и ждут, когда он сядет за стол.
— Как дела? — спрашивает Лубье.
— Плохо, — отвечает Орсетти лаконично.
Лубье прикуривает смятую «Голуаз», бросает пачку на стол, зовет официанта, заказывает три рюмки анисовки и спрашивает:
— В чем дело, Жанно?
— Эмиль прислал мне Анри, чтобы я с ним работал.
• — Разве это плохо?
Орсетти отпивает глоток и ставит рюмку на стол.
— Но я не хочу больше работать с сумасшедшим! Он чокнутый. Он прикончил моего друга Полледри просто так, за здорово живешь.
— Но, Жанно, ты должен признать, что Итальянец наделал немало глупостей, — вставляет Анри Болек. — Рано или поздно он нас всех довел бы до решетки. Порой приходится быть безжалостным ради собственной безопасности.
Орсетти отрицательно качает головой.
— Бедняга Анри, — говорит он, — мне жаль, что ты такой наивный дурак. Никто из нас не гарантирован от приступов ярости Эмиля, и я хочу, чтобы ты это понял. В один прекрасный день он пришьет нас всех из-за собственной безопасности. Это больной человек, психопат, прожорливый, ненасытный некроман.