Михаил Март - Роковое соглашение
– Крыша не поехала, – твердо заявил подполковник. – Предсмертное письмо написано человеком в здравом уме. Можно считать его как явку с повинной.
Марецкий прочитал письмо. Глянув на капитана, он спросил:
– Деньги пересчитали?
– Конечно. Не хватает полутора миллионов. Вот я и подумал, что санитар уехал не с пустыми руками, а письмо на столе он просто не заметил. Мы уже оцепили выезды из Москвы и дали данные и описания Кравцова и Хлопушина. Кравцов увидел труп, а потом открытый тайник, набитый деньгами. Ему было уже не до писем на столе. Хватанул, сколько мог унести, и удрал. Страх его подгонял Сейчас, небось, жалеет, что не все унес.
– И уж тем более не станет делиться добычей с Хлопушиным, – добавил Марецкий.
– Но Хлопушин не вышел на работу – это факт.
– А вы же весь двор своими машинами забили. Какой же псих полезет в петлю! Они же не думают, что происшествие их как-то касается.
– Конечно. Официально они не работали в клинике. И никто не знал из них, что за Маковым идет наблюдение, – согласился капитан.
– Это облегчает поиски санитаров. Они не станут осторожничать в первые часы. Но они знают, что медсестры могут проболтаться, и, разумеется, захотят покинуть город. С такими деньгами везде жить можно, – сделал заключение Тюнич.
– Ты будешь оформлять это дело как самоубийство, Стас?
– Маков – отработанный вариант. Он получил по заслугам. Искать убийцу – дело неблагодарное. Я на его стороне. Возможно, несколько клиентов Макова скооперировались и наняли профессионала, а это глушак. Я его не поймаю даже в паре с тобой, Степа. Такие случаи по горячим следам не проходят, а уже прошли почти сутки.
– Дело твое. Может, ты и прав. Важно найти недостающие деньги, а убийцы пусть гуляют.
– Только не разыгрывай из себя литературного героя, Степа.
– Я ни в чем тебя не упрекаю, Стас. Ты меня не так понял. Но на прощание хочу обратить твое внимание на детали. – Он подошел к окну, где все еще висел труп. – Глянь на узел. Пояс от халата привязан к оконной ручке парашютным узлом.
Врач-самоубийца такой узел завязать не смог бы, так же, как точно стрелять из экзотического оружия. Это тебе так, на всякий случай, если под руки попадется бывший десантник, очевидно, офицер. И еще. На письменном столе, как видишь, стоит на мраморной подставке серебряная звезда Давида. Значит, Маков был евреем. Но в предсмертной записке мы читаем: «Я услышал голос Господа нашего» и в конце: «Да просит меня Господь». Неувязочка получается. Боюсь, что писалось все под диктовку наемника, который плохо знал профессора. Это пока все.
– Учту, Степа. Ты заглядывай, если возникнут вопросы.
– Обязательно. Сделай мне, пожалуйста, копии медицинских карт Любовской и Рогозина. Авось пригодится.
– Не сомневайся. Завтра же получишь. Спасибо за помощь.
Марецкий направился к выходу.
10.
И опять Вика проснулась с похмелья. Шел одиннадцатый час, а рабочий день у нее начинается в девять. Ни малейшего желания идти на работу. Вика привыкла к ответственности и дисциплине, похмелье, болезни никогда не могли стать причиной прогулов или даже опозданий. Но сейчас ее словно подкосило, выбило из привычного ритма, и она уже не могла подчиняться правилам. Слишком большой груз неприятностей свалился на ее плечи, и она устала сопротивляться. Ни дня передышки, один стресс следовал за другим, ей хотелось кричать и бежать с закрытыми глазами куда угодно, но только не оставаться больше в этом аду.
Вика позвонила на работу и предупредила главного инженера, что у нее важная деловая встреча и сегодня в офис она не приедет.
Она кое-как привела себя в порядок и ушла. В почтовом ящике лежала открытка от любимого муженька, присланная из Кисловодска. Читать ее она не стала, а выйдя на улицу, не успела и десяти шагов сделать, как к ней прицепился какой-то тип.
– Извините, Виктория Дмитриевна, я к вам.
– Ко мне, это куда?
– Неважно. Мы можем и тут поговорить.
– У меня сегодня день молчания.
– Я из милиции. Капитан Шмелев. Отдел экономических преступлений.
– Интересуетесь бюджетом моей семьи?
– Вы знаете профессора Макова?
– Конечно. Та еще сволочь, но специалист прекрасный. Он велел передать мне привет?
– Он приказал всем нам долго жить. Маков умер при странных обстоятельствах.
Вика вздрогнула. По коже пробежали мурашки. Она не сразу поняла, почему слова капитана так на нее подействовали.
– Вы были у него совсем недавно, судя по талонам, которые мы нашли.
– И что из этого?
– Не надо принимать меня в штыки, Виктория Дмитриевна, я всего лишь занимаюсь своей работой и мог бы вызвать вас повесткой, однако приехал сам.
– Ну ладно, а от меня-то что хотите?
– За Маковым мы наблюдаем давно. На днях его должны были арестовать. Он занимался шантажом и поборами, и у нас есть основания считать, что вы входили в число его клиентов, с которых он стриг зеленые купоны.
– Значит, вы прочли мою карточку. Да. Я платила ему по две тысячи долларов в месяц, но при моих возможностях это не бешеные деньги.
– У него не одна вы были, и мы подозреваем о существовании сговора лиц против Макова. Что вы об этом думаете?
– Думаю, туда ему и дорога. Но в сговор я ни с кем не вступала. И вообще я женщина самостоятельная, захотела бы, так без помощи других проломила бы ему башку кирпичом. Но у меня без него дел хватает.
– На вашего мужа также есть карточка в архиве Макова. Как мне его повидать?
– Приедет из отпуска, и повидаете.
– А где он, если не секрет?
Вика достала из сумочки открытку и протянула Шмелеву.
– Если не лень, то можете и туда смотать, только не помню, какой трамвай ходит до тех мест. А вернется он через месяц. У него большой отпуск. Вам что делать нечего? У Макова пять шкафов с такими, как я. Он сгниет в могиле, пока вы всех обойдете, и чего вы этим добьетесь? Взрослые люди, а занимаются всякой…
Не договорив, Вика ретировалась. Шла она быстро, не думая о дороге. Утро только началось, а ее уже хватают за глотку. Вот умри она, и весь мир развалится, людям не останется дел на земле, потому что каждый норовит залезть ей в душу и нагадить там. Устроили сортир, сволочи!
Ноги сами привели ее в какой-то бар. Тихо, прохладно, полумрак.
Она заказала себе бутылку шампанского и выпила два фужера подряд, закурила.
Немного отлегло, руки уже не тряслись.
За спиной засмеялись какие-то девчонки. Вика опять вздрогнула. Боже, что стало с ее нервами. Она дергается по каждому пустяку.
Вика медленно повернула голову назад и увидела двух размалеванных девиц лет по восемнадцати. Ее прошиб холодный пот. Все вдруг всплыло в памяти. Тот же бар, то же французское шампанское и те же шлюхи.
Как она сюда попала? На этот вопрос у нее не нашлось ответа. Она даже не знала, где находится. Что за улица и как называется эта шарашка. В памяти всплыли физиономия цыганки и страшное лицо колдуна. Карты. Странные карты, звездочки, квадратики, кружочки и пять имен. Пятеро заклятых врагов.
Вика бросила деньги на стол и вышла на улицу. Ей удалось остановить частника, согласившегося отвезти ее в Марьину Рощу.
Вика чувствовала себя кошмарно, и делала она все, не думая, словно в угаре. Машина привезла ее к тому дому, где она уже однажды побывала. Странно, но она точно помнила адрес. Ей казалось, будто все происходило вчера и она совсем недавно виделась с колдуном, старухой, но они были какими-то не живыми, а прозрачными призраками из тяжелого и тревожного сна. Но откуда тогда она знала адрес и дом, который стоял на своем месте?
Вика зашла во двор. Все так узнаваемо, нет, это не сон, все настоящее.
Вот и подъезд, провонявший котами, ободранные стены, стоптанные ступени.
Вика медленно начала подниматься на второй этаж. Старуха жила за семью печатями, но на этот раз ее дверь была распахнута настежь.
Испуганная женщина зашла в квартиру, как в клетку льва. Здесь ждало ее что-то, способное погубить или воскресить, она не понимала.
Но чуда не произошло. Квартира с ободранными обоями пустовала, тут и следов не осталось от пребывания живого человека. Мертвое, заброшенное пустое пространство, от которого становится жутковато. Вика выскочила из квартиры и побежала на третий этаж. Все то же самое. Квартира колдуна превратилась в пустой гнилой орех. Тут были открыты окна и разгуливал ветер, по комнатам бегали мыши.
Ей стало нехорошо. Ноги подкашивались и отказывались слушаться. Она с трудом выбралась на улицу. Немного посидела на скамейке и выкурила несколько сигарет одну за другой.
Мимо проходил какой-то старик. Вика его окликнула:
– Скажите, а вы не знаете тетку Аксинью? Она жила здесь на втором этаже. Совсем недавно.
– Да Бог с тобой, дочка. Этот дом выселили три года назад. Тут никто не живет. Его ломать будут, но пока только разговоры разговаривают. На этом месте какой-то банк хотят строить. А банки у нас один за одним лопаются. Вот и тянут кота за хвост. А жить нельзя. Кровля едва держится. Вот-вот рухнет, туда даже бомжи заходить боятся.
