Рождение Тени [СИ] - Алекс Шу

— У меня сразу возникла ещё куча вопросов, — признался я, пользуясь небольшой паузой.

— Я тебе на них отвечу, но позволь мне всё-таки закончить свой рассказ. Тем более что в нём будут некоторые ответы, — попросил дед. — Давай немного прогуляемся возле дома, зайдем в сад. Там есть, что посмотреть. А я тем временем продолжу повествование.

— Ладно, — согласился я.

— Называй меня, Рюу. Это моё второе имя и я к нему привык, — попросил дед.

— Как скажете, — поклонился старику, и он мне ответил.

— Основатель нашего клана — Тоби Като, был убит дайме Такедой Сингэном. Наша родня не смогла стерпеть такого. После убийства Като началась война. Полегло очень много людей с обеих сторон. Спустя столетия родня Такэды поменяла фамилию, стала семьей Сагава. А мы остались семьей Като. Официально аристократами. Неофициально — кланом синоби «Воины Тени». Кровная вражда и жажда мести со временем утихли,но взаимная ненависть осталась. У меня был старший сын — Акиро. Он должен был стать моим наследником, — лицо старика осталось каменным, но в глазах на мгновение мелькнула боль. — Я отправил его учиться в токийскую школу Охара. Когда 1 сентября начался второй триместр, в школу, перевелся Тору Сагава. Он учился на класс старше Акиро.

Старик сделал паузу. Несмотря на внешнюю невозмутимость, ему было тяжело вспоминать прошлое.

— Тору с дружками начал задирать сына. Закончилось это грандиозной дракой за школой. Акиро я лично тренировал с рождения, и у Сагавы не было никаких шансов. Сын отправил Сагаву в кому, проломив череп, а парочке его дружков поломал руки и ноги. Скандал был страшный. Тору попал к целителям слишком поздно и скончался, не приходя в сознание. Семья Сагавы, во главе с патриархом Ивао жаждали крови, и надеялись надолго засадить сына в тюрьму. Но у них ничего не вышло. Расследование доказало его невиновность. Школьные камеры всё зафиксировали. Тору с дружками напали на Акиро первыми. Да ещё и с холодным оружием, намереваясь, если не убить, то искалечить. Это была чистая самооборона и сына оправдали. Ивао с роднёй были вынуждены отступить, но злобу затаили. В марте, когда закончился последний триместр, и Акиро выехал на машине в свой загородный дом, его убили. Стандартная коробочка. Две фуры спереди и сзади зажали и смяли машину в лепешку. Перед преступлением обе машины были угнаны с частной стоянки компании, занимавшейся грузоперевозками. Оба водителя с места происшествия скрылись. Я не сомневался, что убийство сына — дело рук Ивао Сагавы. Но весомых доказательств не было никаких. Хотя я подключил всю свою шпионскую сеть и определенные сведения раздобыл. Они не годились для суда, и не могли быть предъявлены открыто, иначе я бы подставил людей, предоставивших информацию.

Мы собрались в родовом поместье, чтобы обсудить ситуацию и принять решение, как разобраться с семьей Сагава. Но у нас завелся предатель. Он сдал нас Сагаве и другим семьям, заинтересованным в нашем устранении. Они подкупили пилота военных императорских сил, заплатив ему фантастические деньжищи. Подозреваю, что император был в курсе, и акция проводилась с его тайного согласия. Иначе я не могу понять, почему реактивный военный самолет самовольно покинул аэродром и беспрепятственно добрался до нашего дома, да ещё и с полным боекомплектом. Сначала он обстрелял родовое поместье ракетами, потом проутюжил всё вокруг бомбами. Мой дом находился среди гор, вдали от населенных пунктов, поэтому больше никто не пострадал. Впрочем, я не думаю, что если бы рядом были другие дома, это кого-то остановило. Погибла вся моя семья. Жены, дочки, сыновья, братья, — маска невозмутимости спала с лица Рюу, он замолк, остановился, тяжело вздохнул и прикрыл глаза. В уголках губ обозначились трагические складки.

Я сочувственно промолчал, давая старику время прийти в себя.

Через пару секунд синоби открыл глаза и продолжил рассказ.

— Меня спасла случайность. Перед совещанием, я находился в подвале, готовился с общению с роднёй. Там был целый подземный этаж — моя берлога, где я работал в уединении, не опасаясь, что дети или жены отвлекут от дел. И как раз в момент ракетного удара, изучал собранные агентурой сведения, доказывающие причастность к аварии семьи Сагава. Если бы обстрел начался минут на пять позже, погиб бы вместе с остальными.

Выбраться наружу мне удалось через один из подземных ходов, созданных именно для подобных случаев. Никто не знал, что я уцелел. Чтобы разобраться с семьей Сагава мне понадобилось пятнадцать лет. Они умирали так, что никто не мог заподозрить злой умысел. Ставший наследником Тори Сагава поскользнулся в ванной и ударился затылком. Изудзу умер, подавившись костью. Глава семьи Ивао, сдох во сне. По заявлению медиков, обследовавших тело, от оторванного тромба. Горо решил покончить самоубийством, и прыгнул с балкона своей квартиры.

— И что, за 15 лет Сагава даже не заподозрили, что их убивают? — недоверчиво прищурился я.

— Заподозрили, конечно, — усмехнулся дед. — Их служба безопасности носом землю рыла. Каждый случай дотошно расследовала. Но ничего найти не смогла. Я об этом позаботился. Вчера подох Горо Сагава. Он был последний. Отравился рыбой фугу в любимом ресторане. И повар, представляешь, куда-то исчез.

— А дети и женщины? Они хоть в живых остались? Или вы их тоже того? — я провел ребром ладони по горлу. И с интересом ждал ответа. Смерти взрослых Сагава меня абсолютно не волновали. Судя по рассказу, они такой финал заслужили. Но если дед ещё и с детьми и женщинами расправился, тогда мне с ним говорить не о чем. Нужно хватать няню и ребят, и уходить отсюда.

— Нет, конечно, — вздохнул Рюу. — Я не настолько озверел. Все живы. Просто станут частью другой семьи. Всё уже договорено. А я лишь подтолкнул процессы в нужном направлении. Одни они не выживут.

— А зачем вы нищим притворялись? Неужели это обязательно было?

— Нищий — это одна из личин синоби, — ответил старик. — В былое время, чтобы расправиться с врагами нам приходилось перевоплощаться в уличных акробатов, странствующих монахов, уличных музыкантов, богатых торговцев, самураев и ещё много в кого. Нищий — отличная маска. Как правило, их никто не запоминает. На них не обращают внимания, особенно в нашем районе. Вот скажи, ты, возвращаясь домой, после очередной работы в магазине, видел нищих, лежащих на земле. Можешь в деталях вспомнить их лица?

Я на секунду задумался, напрягся и отрицательно помотал головой.

— Вот видишь, — улыбнулся Рюу. — Твой взгляд скользит по этим бедолагам, не задерживаясь. Ты инстинктивно чувствуешь брезгливость, и хочешь оказаться подальше от них как можно скорее. Подойти и детально рассмотреть их немытые рожи, покрытые струпьями и царапинами, нет никакого желания, правильно?

— Правильно, — согласился я.

— В этом и состоит искусство синоби, — назидательно поднял палец дед, — быть на виду и одновременно оставаться безликими. Теперь отвечу на твой вопрос — сегодня именно маска нищего самая удачная. Можно изобразить одного из таких бедолаг, и затеряться в толпе людей, выкинутых жизнью на обочину. Ими особо никто не интересуется, даже якудза и полиция. У большинства из них нет документов. Они вынуждены просить деньги у прохожих, и выполнять самую грязную работу. Идеальное прикрытие для осуществления моих планов.

Когда я потерял свою семью, месть стала смыслом моей жизни. И для этого мне пришлось отказаться от обеспеченной жизни. Я стал бродягой, бедным торговцем, бездомным, спящим на улице. Мне пришлось быть мусорщиком, устраиваться на работу электриком, уборщиком, чтобы подобраться к своим жертвам. И мне удалось расквитаться с семьей Сагава. Её больше не существует. Люди, уничтожившие моих близких, мертвы. Остались их сообщники и помощники, они тоже получат своё, но позже. Я умею ждать.

— Почему вы покорно терпели нападки шпаны и даже позволяли себя избить? — поинтересовался я.

— Потому, что любую акцию нужно доводить до конца. Я достиг своих целей, и теперь мне нужно было тихо уходить, не привлекая к себе лишнего внимания. Искусство синоби в том и состоит, чтобы всё делать чисто, не оставляя следов. А уничтожение такой банды — это след. Поэтому я играл свою роль до конца. Причинить мне существенный вред они бы не сумели. А если бы они пошли дальше, например, решили попрыгать на моем бесчувственном теле, или воткнуть нож в живот или грудь для верности, пришлось бы раскрыться и уничтожить их. Здесь уже ничего не поделаешь.

— Поэтому,