Игорь Рябов - Пуля уже в пути
— Вот и ладненько, маленькая моя. Теперь все будет хорошо. Скоро она перестанет болеть, и ты сможешь набить мне наглую морду.
Она слабо улыбнулась, а из глаз продолжали катиться крупные, как алмазы, слезинки.
Когда боль немного утихла, я помог ей надеть шубу, и мы тронулись в дальнейший путь. Я свернул к железнодорожному полотну, решив на всякий случай поплутать немного, чтобы сбить со следа маловероятную погоню. Береженого бог бережет.
Перебравшись на противоположную сторону, мы опять углубились в лес, уходя все дальше от железной дороги. Конечно, мы сильно при этом рисковали. Все-таки здесь тайга, а не парк культуры и отдыха, заблудиться в этих местах ничего не стоило. Но я предпочел рискнуть. Где сибирские сыщики станут искать беглецов? Там, где можно найти, то есть на дорогах. А в тайге скорее сам себя потеряешь* чем кого-то найдешь. Вряд ли нас оставят в покое после того, что я сотворил в поезде. И неизвестно, что лучше: сгинуть в тайге или быть порезанным на ленточки для мафиозных бескозырок.
Отмахали мы уже прилично. Я даже курил на ходу, не останавливаясь, чтобы не сбить темп. Ок-санка раскраснелась и попыталась было расстегнуть шубейку. Пришлось пресечь это на корню. Ей только воспаления легких не хватало.
Наконец и я окончательно запыхался. Прислонившись к дереву, стоял и жадно вдыхал морозный воздух, выпуская густые клубы пара, как скаковая лошадь. Оксанка пристроилась рядом и стала постепенно сползать вниз, норовя усесться прямо на снег.
— И не думай об этом, — строго предупредил я ее. — Потом тебя не поднимешь.
Ксюшка, недовольно сверкая в темноте огромными глазищами, прокричала:
— Садист безжалостный! В тебе нет ни капли сострадания к ребенку. И зачем ты только забрал меня из детдома? Чтобы постоянно измываться?
Я лишь горько ухмыльнулся, прекрасно понимая ее состояние. Мне, здоровому мужику, и то было нелегко. А что уж взять с этой пигалицы? Спасибо еще, что пока не приходится тащить ее на руках. Но рано или поздно может и до этого дойти. И я с ужасом представил себе, что будет, когда и я выбьюсь из сил. Останется нам только медленно замерзать под сибирским небом. Может быть, нас и найдут по весне, если не слопают хищники.
— А ты знаешь, куда нам нужно идти? — В голосе девчонки слышались мольба и надежда. — А то заблудимся здесь, как Сусанин со шведами.
— С поляками, — автоматически поправил я.
Откуда мне было знать, в какую сторону двигаться. Но и Ксюшке о потере ориентировки в незнакомой местности говорить нельзя. Страх быстро подтачивает остатки сил.
— Примерно знаю. — Я закурил и с сожалением заметил, что пачка почти пустая. Правда, оставалась еще трофейная, Димина. — Вперед, и только вперед.
— И далеко живет этот вперед? — Клубы пара окутали ее лицо.
— Леший его знает. — Я неопределенно пожал плечами. — Только на месте оставаться однозначно нельзя. Будем надеяться, что нам повезет и мы скоро выйдем к жилью или хотя бы на какую-нибудь дорогу.
— А дальше что?
— Там посмотрим.
Окурок улетел в темноту, разбрасывая по пути малюсенькие искорки.
— Пошли. — Я оторвал спину от дерева и пробормотал себе под нос: — Надеюсь, мы не перешли ненароком китайскую границу. Я в их проклятом ушу ни черта не понимаю.
Так мы брели еще очень долго, иногда останавливаясь на привал. Ноги гудели и чуть ли не дымились. Постепенно мной стала овладевать злость на самого себя, постоянно попадающего в переплеты. Ведь живут же другие люди спокойно. Растят детей, каждый работают от звонка до звонка, а потом просиживают штаны перед телевизором. И если куда-нибудь выбираются размять кости, так или до ближайшей пивнушки или всей семьей на дачу. Меня же как черти гоняют от одной неприятности к другой.
Оксанка поскользнулась, спускаясь в небольшой овражек, преградивший путь, да так и осталась сидеть, даже не пробуя встать. Нахохлилась, как замерзший воробей, хотя во все стороны от нее валил пар.
— Поднимайся, а то застудишься и детей не будет. — Я протянул ей руку, желая помочь.
Но она не пошевелилась, только упрямо покачала головой.
Глава 14
Я угрюмо уставился прямо в ее серые глаза. Там было совершенно пусто, лишь разлилось бескрайнее море безразличия. Я попытался приподнять девчонку и поставить на ноги, но она тут же равнодушно опустилась назад.
— Ты что вытворяешь?! — В голосе моем появился металл. — Вставай живо и пошли дальше.
— Никуда я не пойду, — мрачно прошептала Оксанка и отвела взгляд в сторону. — Я устала, мне все надоело. И это бесполезная трата времени и сил. Не пойду!
Ее голос постепенно усиливался, переходя к истерическим ноткам. Но глаза потухли, и в них больше не присутствовала жизнь.
Я опустился рядом на колени и взял ее разгоряченную руку в свою.
— Ксюшка, пожалуйста, вставай, — ласково произнес я и пошел на хитрость. — Ну хочешь, мы поженимся, как только вернемся в Нижний? Обещаю.
И я широко улыбнулся, пытаясь задеть Ксюшку за живое, разбудить хоть какие-нибудь чувства. То было беспардонное вранье. Даже если я и решусь на такой смелый шаг, свадьба раньше чем через три года по закону невозможна. Но я должен был вывести девчонку из ступора.
Морозец потихоньку усиливался с наступлением утра. И на востоке, там, куда мы и шли, небо уже слегка посерело. Если мы и не выберемся из этой чертовой тайги, то скоро околеем.
Оксанка вяло выдернула свою руку из моих и, повалившись спиной на землю, произнесла безразлично:
— Отстань. Ты мне надоел. Иди куда хочешь, а я останусь здесь.
Я поднялся на ноги и сделал несколько шагов в сторону.
— Так я пошел.
— Иди, — равнодушно прошептала она и закрыла глаза.
Оставался один способ попробовать вывести Ксюху из состояния безразличия ко всему. Страх и ненависть. Сильные и неожиданные чувства могут ее расшевелить. Главное, чтобы в глазах появились искорки жизни, неважно какие, добрые или злые.
— Что ж, вольному воля. Можешь оставаться здесь и замерзать в свое удовольствие. Только жаль пропадать добру. Хоть попользуюсь напоследок.
И я навалился на нее всем телом, принявшись расстегивать шубку. Когда дело дошло до блузки, я для пущего эффекта просто рванул ее вниз. Ткань затрещала, и маленькие пуговки, вырванные с корнем, посыпались в снег.
Ксюха, ошалевшая от происходящего, резко открыла глаза. В них плескалась злость. Девчонка активно засопротивлялась, извиваясь ужом подо мной. Слова вылетали из нее с присвистом, дышала она часто и загнанно.
— Сволочь! Гад!
Я припечатал ее руки к земле и, ухмыляясь, наклонился над ней. А затем смачно поцеловал прямо в губы долгим поцелуем.
— А ну отпусти меня! — Она гневно сверкала глазищами. — Кому сказала, пусти!
Я отпустил ее руки, и она тут же залепила мне звонкую пощечину. А затем, упершись кулачками в грудь, столкнула с себя. И откуда только силы взялись. Оторвавшись от земли, она села и, тяжело дыша, выпалила:
— Убирайся к черту, Филин! Я ненавижу тебя!
— Вот это уже лучше. — Я встал, потирая горящую огнем щеку, и как ни в чем не бывало продолжил: — Вставай, Ксюха. Поразвлеклись и хватит. Пора в путь.
— Отвали от меня! Никуда я с тобой не пойду.
Но сказана фраза была уже совсем другим тоном.
В нем теперь явно прослеживалось желание жить, а апатия исчезла неведомо куда. Осталось сломать-последний рубеж обороны и заставить девчонку подняться на ноги. А дальше все само собой пойдет.
Я вытащил из кармана пистолет и, передернув затвор, направил дуло на нее. Оксанкины глаза, и до этого огромные, еще больше округлились от страха.
— А ну поднимай свой зад, — строго приказал я и слегка качнул стволом. — Или сейчас пристрелю, как загнанную лошадь, чтоб не мучилась. Живо!
И для полного правдоподобия нажал на спуск. Раскатисто грохнул выстрел, и пуля вонзилась в нескольких сантиметрах от ее ноги, вздыбив маленький фонтанчик из пушистого снега. Ксюшка вскочила на ноги, будто ее ужалила змея, и дико вытаращила гляделки.
— А теперь за мной. И не отставать. Шаг вправо и влево — считается побег. Прыжок на месте — провокация. Пристрелю не задумываясь. Все понятно?
Ксюшка судорожно сглотнула слюну и послушно кивнула головой.
— Вот так-то, — назидательно произнес я и, спрятав пистолет обратно в карман пальто, закурил. А затем, резко сменив тон, почти ласково продолжил:
— Пошли дальше, ребенок. И больше не капризничай. Я понимаю, тебе тяжело. Но у нас нет другого выхода, кроме как двигаться вперед.
И, отвернувшись от нее, вскарабкался на другой склон овражка. Оглядываться назад я не стал, так как слышал, что девчонка старается не отстать от меня. Жалко, конечно, что пришлось так некрасиво и жестоко поступить, но иначе невозможно было бы заставить ее продолжить борьбу за жизнь. Представляю, что она сейчас обо мне думает и какими словами обзывает.
