Валерий Горшков - Реаниматор
— Знаешь, Паша... — проводив взглядом умчавшийся кортеж Мальцева и опустив край атласной шторы, Тихий не спеша допил миндальный капуччино, вставил в рот трубку, пыхнул дымком и только затем договорил: — Еще никогда в жизни я не получал такого кайфа, как в эти несколько минут. Даже когда мы с Гуцулом, в шестьдесят восьмом, на армейском грузовике вертухайскую вышку протаранили, и то не такой кайф испытал! Веришь?!
— А... — слегка смутился Бульдог, — когда дочка родилась, Степаныч?
Иногда, тонко ловя момент, начальник гвардии мог позволить себе в общении с шефом легкое панибратство.
— Так это ж совсем другое, — отмахнулся Тихий. — Ты хрен с яйцами не путай!
— А я вот, помнится, когда на УЗИ, за месяц до Светкиных родов, узнал, что пацан будет, так чуть крышей не тронулся. Я же казак, последний мужик в нашем роду. Раньше, при царе, таким на ухо серьгу вешали, чтобы в армию не брали и в пьяной драке до смерти не покалечили. Берегли фамилию.
Бульдог извлек из кобуры пистолет и, проверив обойму, спрятал назад. К его привычке — в моменты сильного нервного напряжения беспрестанно проверять готовность оружия — давно привыкли не только старик, но и все боевики группировки.
— Род, фами-илия! У моего брательника младшого, Генки, если хошь знать, аж трое сыновей. И что?! — скривился Тихий. — Одного еще по пацанке на перо посадили за длинный язык, другие всю жизнь по тюрьмам, аки папаня наш, царствие ему небесное... Так пусть хотя бы в авторитете ходили, засранцы! Мужичье одно, терпилы... Одно слово — дурная кровь. Так что не нужно мне такого продолжения рода. Какая разница, какую фамилию будут носить мои внуки? Лишь бы толк вышел. А у Аленки моей золотой дураков да на рожу кривых просто быть не может. Вот подрастет чуток, подберу ей нормального парня, пока то да се — глядишь, уже дама!
От взгляда Клычкова не ускользнула вдруг залегшая под глазами Тихого тень.
— Это без оговорок, Степаныч, — быстро кивнул Бульдог. — Девушка она — высший класс! Не только глаза, но и сердце радуется. — И, помолчав, добавил: — Да уж, устроила она шороху. А с другой стороны, грешно говорить, но если бы не эти уроды, не Реаниматор, не взорванные тачки — заговорила бы она когда-нибудь? Вряд ли... Сами ведь говорили, лепилы только руками разводили. Шок им, понимаете ли, нужен. Вот и выходит, что...
— Заткнись, Паша! — прорычал, впрочем не злобно, Тихий. — Не твово ума дело, ясно?! Тоже мне, Склифосовский выискался! Твой номер девятый, следи за клиентом. Скоренько созреет, парашник...
— Извините, шеф, — фальшиво стушевался Бульдог и потянулся к пачке «Парламента». — Это я от радости. Вчера бакланов мальцевских покрошили, Алена, которую мы уже заложницей считали, нашлась, целая и невредимая, да еще заговорила снова. Сегодня Сашку, сучару, к ногтю прижали. Сплошные хлопоты, но и отдача какая! Прет.
— Не торопись, — сухо осадил начальника гвардии старик. — Не говори «гоп» раньше времени — слыхал такую поговорку?!
— Ваша правда. — Бульдог ощерился и поднял обе руки. — Сдаюсь. Погорячился.
— То-то, — не меняя сурового выражения на морщинистом, почти безгубом лице, пробурчал старик. — Я, конечно, тоже в успех верю. Иначе бы давно на кладбище червей кормил... А касаемо Алены, — голос Тихого зазвучал вдруг угрожающе, — это мы еще проверим, Пашенька. Сегодня же! И если я узнаю, что она и этот... Реабилитатор...
— Реаниматор, — поправил Клычков, стряхивая пепел и не спуская глаз с хозяина. — Погоняло не случайное. Он, как мне в ФСБ сказали, в свое время мединститут почти закончил, как раз по этой специальности. Уже на последнем курсе на «скорой помощи» практиковался. Оттуда в «Кресты» и влетел. По дурости. В «Крестах» с Мальцевым и скорешковался.
— Мне плевать, хоть Терминатор! — глухо проговорил старый уголовник. — Спас девку — спасибо, век не забуду, но если выяснится, что он ее... — Тихого аж передернуло от приступа злобы и отвращения. — Даже если узнаю, что по обоюдному согласию, все равно удавлю его, кобеля! Вот этими самыми руками кастрирую, а потом удавлю, Паша!
— О чем это вы говорите, Олег Степаныч? — нахмурился бывший опер. — Даже чисто логически не до того им было. Ну, сами посудите. До Красного Села их Верзила с Лобастым сопровождали, а здесь, в лесополосе, уже мы пошумели... Через час я забрал Алену. К тому же она сама говорила, что пырнула Леху заточкой. Нет, не может такого быть, уверяю вас, — твердо закончил Клычков. — Не в центре же города, ей-богу, они уединились! Чушь, туфта.
— Заточка... — мечтательно оскалился старик, прищурив глаза. — Вот тебе, Паша, и родная кровь, будь она неладна, проявилась! Во всей своей красе!
— Ловко, куда уж там, серьезное дело! — без толи-
ки ерничества согласился Бульдог. Взглянул на часы. С момента выстрела прошло двенадцать минут.
— Только знаю я их бабскую натуру, насмотрелся! — покачал головой Тихий, нервно теребя бороду.
Сегодня же вызову Аленке лепилу и заставлю проверить!..
— Степаныч, — после затянувшегося молчания покачал головой Клычков. — Конечно, вы — мой босс и вправе поступать так, как считаете нужным... Только... зря вы так с дочерью. Особенно теперь, когда Алена вновь обрела способность разговаривать. И, если положить руку на сердце, большего унижения, чем принудительная проверка у гинеколога, просто трудно представить. Боюсь, если вы так поступите, шеф... В ее возрасте психика очень восприимчива. Полоснет по венам бритвой — поздно будет.
— Вот же блядь! — размахнувшись, Тихий что есть силы врезал старческим, в синих прожилках под полупрозрачной кожей, слабосильным кулаком по столу. Чашка с остатками кофе звонко подпрыгнула на блюдце и перевернулась. Пепельница сползла на край стола и угрожающе зависла. Пал Палыч в последнее мгновение успел поймать ее и двинуть обратно. — Неужели ты считаешь меня идиотом?! Да просто... устал я, Пашенька, за те часы, что заложницей ее считал! Изнервничался... Вот и выпускаю пар! Неужто я, дурень старый, уже ничего не догоняю?!
— Я этого не говорил, Степаныч, — спокойно ответил Бульдог. — Вы — уважаемый и дальновидный человек, перед мудростью которого я искренне преклоняюсь. Просто...
— Да замолчи ты! Не выводи меня из себя! — оскалился Тихий. — Я ее даже пальцем не трону... Но, как отец, я хочу знать, трахал он ее, бычара позорный, или у Аленки хватило ума послать его к лешему!
— Если вас интересует мое мнение, — дерзко вставил начальник гвардии, — то самое лучшее — это просто деликатно спросить. Я уверен, что Алена не станет врать. Не тот случай.
— Да спрашивал я вчера, — нехотя признался Белов. — Обиделась, понимаешь, на отца... Дверью комнаты перед носом хлопнула!
На сей раз Бульдог предпочел промолчать. Он уже не сомневался, что обычно скорый на всякого рода сумасбродные поступки Тихий не станет делать глупость, по своим масштабам не идущую ни в какое сравнение с навязанной много лет назад жене и дочери круглосуточной опекой.
Глава 24
Главврач клинической больницы Соломон Эрастович Иванов сидел в своем просторном кабинете и тупо разглядывал лежавшую перед ним серебристо-матовую капсулу с тонкой иглой.
Напротив Соломона Эрастовича, на кушетке, сидел бледный, перепуганый, трясущийся мужчина, в котором с трудом можно было узнать бандитского авторитета Мальцева. Рядом с ним стояли с удрученными рожами телохранители. Все молча смотрели на врача.
— Итак, господа, пришло время подвести предварительные итоги, — начал пузатый доктор, осторожно сдвинув с карточки больного капсулу.
— О предназначении данного предмета, как я понимаю, вы все догадываетесь... Гм... Тогда перейдем к главному, — главврач вдруг ощутил, как взопрела под тонким халатом спина, — а именно — к препарату, введенному в вас, Александр Петрович.
— Ты че резину тянешь, лепила?! — не выдержав чудовищного напряжения, рявкнул Мальцев, взмахнув руками. Отлетевшая от окурка искра, описав дугу, упала на покрывавший пол кабинета дорогой импортный палас. Все присутствующие, за исключением самого авторитета, тупо воззрились на место ее падения, где незамедлительно начал плавиться ворс. — Говори прямо, сука, меня замочили, да?! Это яд?! Правду, падла!
— Нельзя сказать однозначно — как можно суше произнес сутулый горбоносый толстяк. Несмотря на сковавший его страх, краем глаза главврач все же поглядывал на испорченное на самом видном месте турецкое покрытие. — Из тех четырнадцати анализов, которые мы сделали, результаты получены только по двум. Остальных, даже учитывая всю срочность момента и необходимость постановки диагноза на ранней стадии заболевания, нужно ждать еще часов пять. Два последних — на СПИД и клещевой энцефалит — будут готовы только завтра к утру. Самое раннее — сегодня ночью, — поправился Иванов. — На данный же момент я с уверенностью и всей ответственностью могу констатировать, что в капсуле не было быстродействующего яда, вроде цианистого калия или курарина. Иначе смерть, — главврач опасливо покосился на бандюгу, — наступила бы мгновенно...
