Валерий Горшков - Фраера
– Думаю, да, – довольно ощерился Герц. – Представляешь, какое будет лицо у шефа, когда мы привезём ему рыжье?..
Не прошло и часа, как «мерседес», за рулём которого сидел Герц, а на заднем сиденье я и приставивший к моему уху пистолет Сандро, подъехал к центральному яхт-клубу и остановился.
Рыжий действительно оказался прав – он смог очень быстро убедить дежурного дать ему катер, два комплекта снаряжения для подводного плавания и страховочные концы. Видимо, помогли изъятые у меня деньги, которых с лихвой хватило бы на покупку всего вышеназванного.
Мне разрешили прихватить с собой из дома спортивную сумку Сергея, где лежали полотенце, два мотка крепкой верёвки и мешок, в котором мы с Хаммером в прошлый раз поднимали драгоценности. Сандро дал своё компетентное заключение, что это действительно нужные вещи.
Он не знал только двух очень существенных моментов.
Первый – я почему-то не обнаружил в сумке индикатор радиомаячка, который мы прикрепили к корпусу буксира. А второй – то, что я незаметно для него и Герца успел спрятать в сумку и завернуть в полотенце прихваченный Павловым со службы «трофей», все время находившийся у них на виду, за стеклом одной из полок секции в гостиной.
Теперь у меня был секретный козырь, при помощи которого я надеялся выиграть всю партию, – небольшая, но чрезвычайно мощная противоводолазная граната ПДСС.
Глава сорок седьмая
Одинокий бычок
Когда Душман подумал о том, что оставленный для присмотра за Сергеем братан решит от скуки применить для развязывания языка нетрадиционные методы, он оказался не так уж далёк от истины.
Едва машина Профессора скрылась за деревьями, Петруня почувствовал себя ужасно одиноким и всеми покинутым.
Он вообще плохо переносил одиночество. Поэтому ломал голову над тем, как бы поразвлечься. Спать совершенно не хотелось, а постоянно наблюдать за связанным и лежащим на полу в погребе барыгой считал делом бесполезным и нудным.
Куда он, позвольте спросить, денется из этого подземелья?
Промаявшись часа два, Петруня решил: хватит. Поэтому спустился в погреб, ещё раз проверил, как себя чувствует наполовину живой пленник, а потом поднялся наверх, закрыл на задвижку дверь в полу и пешком отправился в сторону шоссе, ловить такси.
Нет, он не собирался ехать домой или в какое-нибудь ещё тёпленькое местечко, где его могла бы осчастливить блондинка с ярко-красными губами. Петруне просто захотелось выпить.
А где ещё в такое время и в таком месте можно раздобыть бухло, кроме как у таксистов, как известно, приторговывающих по ночам алкогольной продукцией за тройную цену?
Петруня долго голосовал, стоя на обочине дороги и протягивая руку, едва вдали появится зелёный глаз такси, и в конце концов ему удалось-таки по совершенно дикой цене купить у старого матёрого моторюги два пузыря «Столичной».
Крепко сжимая драгоценный грев, он пошёл обратно к дому, насвистывая себе под нос один из популярных в последние месяцы мотивчиков.
Дойдя до места, бычок спустился на три ступеньки вниз по крутой деревянной лестнице, ведущей в погреб, и, время от времени поглядывая на пленника, принялся прямо из горлышка лакать купленную водяру, сидя на ступеньке и болтая от счастья ногами.
Окурки он с огромным удовольствием швырял в прислонившегося к стене парня и радостно ощущал, как по всему телу стремительно растекается блаженное тепло.
Когда первая бутылка опустела, захотелось общения, и боец принялся разговаривать с начинающим приходить в себя после избиения пленником. Бросив в него пустую поллитровку, Петруня зашёлся от дикого хохота, когда бутылка попала Сергею в голову.
– Эй, подъем, суки!.. Сейчас у нас будет взлёт-посадка за сорок пять секунд!.. А то слишком вы осовели в последнее время, духи сопливые!.. Пора вас встряхнуть как следует!.. Эй, я что, неясно выражаюсь?! Подъем!
Когда Петруня слишком сильно пьянел, то вспоминал свою оконченную три года назад службу в воздушно-десантных войсках, в псковской дивизии, считавшейся одной из самых лучших в Союзе.
Там Пётр Ермолаев дослужился до старшего сержанта и был заместителем командира взвода.
Будучи «молодым» и получая от дембелей пинки, подзатыльники и зуботычины за «торможение», он поклялся, что когда сам прослужит полтора года, то так оторвётся над «лысыми», что они при виде грозного сержанта будут падать и отжиматься без специальной команды.
И, надо сказать, Петруня своего добился. Молодые солдаты боялись «бешеного» замкомвзвода, предпочитая не попадаться ему на глаза. А если уж вышло впасть у него в немилость, то выполняли требуемое без единого возражения и недовольства.
В результате такого террора взвод Ермолаева стал лучшим, а самому ему присвоили звание «отличника боевой и политической подготовки» и первым из призыва отправили домой.
И вот сейчас, под воздействием алкогольных паров, Петруня снова ощущал себя грозным командиром, которому должны безропотно подчиняться.
– Значит, не понял, что сержант говорит, да?! – орал он. – Ну ладно, сейчас ты у меня узнаешь…
Вторая бутылка показалась склонному к пьянству быку ещё вкуснее первой, и стало тянуть на подвиги.
Петруня спустился вниз к лежащему у стены Сергею, продолжая держать в руке початую бутылку «Столичной»…
Глава сорок восьмая
Крышка люка
Ира несколько ошибалась относительно Макарона. Его тела со свёрнутой набок шеей, сломанным позвоночником и треснувшим от удара о кирпичную кладку черепом, из которого сочились серые мозги, рядом с ней уже не было. Пока она находилась целиком во власти спасительных видений, труп наркомана, подхваченный журчащим рядом потоком, был унесён подземной рекой вниз по течению, где и застрял на одном из пересечений канализационного лабиринта, не доплыв буквально нескольких метров до выходящего наружу в районе Спаса-на-Крови отвесного стока.
И в настоящий момент тело Макарона действительно обгладывалось сотнями сгрудившихся вокруг, визжащих и чавкающих жирных крыс с розовыми облезлыми хвостами.
– Твари, проклятые твари, убирайтесь прочь! – рыдала девушка, одной рукой отбиваясь от постоянно напрыгивающих на неё отвратительных животных, а другой лихорадочно шаря по вертикальной стене шахты и пытаясь нащупать самую нижнюю металлическую скобу.
Она чувствовала, что снова теряет сознание. Ещё немного и – конец…
Но тут её ладонь наткнулась на толстый ржавый металл, и внутри обессиленного, изрезанного тела словно открылся новый, самый последний, резервный источник энергии. Схватившись за скобу, Ира приподнялась вверх и вскоре нащупала следующую, зацементированную в шахту, ступеньку.
Движением плеча сбросив с себя зацепившуюся когтями за кожу самую огромную и настырную крысу, которая тут же с визгом и хлюпаньем плюхнулась в поток протекающих внизу нечистот, она поднялась ещё выше и на несколько секунд перевела дыхание, с содроганием прислушиваясь к отчаянному и недовольному писку внизу.
Поймав вытянутой вверх рукой очередную ступеньку, девушка стала медленно, подолгу отдыхая после каждого подъёма, подниматься к перекрывающему вход в шахту чугунному люку.
И вот наконец подрагивающие тонкие пальчики Иры с остатками ярко-красного лака на ноготках нащупали чугунную крышку. На измождённом, перепачканном запёкшейся кровью и грязью личике проступила вымученная, горькая улыбка…
Вот и все. До спасения осталось только одно, самое последнее усилие! Только одно!..
В старый питерский двор-колодец въехала вывозящая мусор машина и остановилась одним из колёс прямо на крышке люка. А потом у старой колымаги вдруг начисто отказал двигатель!
Безуспешно провозившись с давно скучающей по свалке автомобильной рухлядью несколько минут и начисто посадив аккумулятор, хмурый и похмельный водитель мусоровоза плюнул на грузовик и пошёл искать автомат, чтобы позвонить в АТП и вызвать техпомощь. Но трубку никто не брал.
Глава сорок девятая
Поединок на равных
– Ты посмотри, кто у нас здесь! Сам Арнольд Шварценеггер! Только вот болтается, как сруль, а так – вылитый!.. Ну, – Петруня отхлебнул очередной глоток водки, – почему твои сраные бицепсы тебе не помогают, а, качок? Сейчас я тебе покажу, что значит настоящая мужская сила!
Боевик сильно ударил Сергея ногой по почкам.
Хаммер произнёс только одно слово – «трус», но его оказалось достаточно, чтобы окончательно вывести быка из равновесия.
– Ча-а-го-о-о?! – обезумел Петруня. – Это ты мне, слякоть, говоришь?!
– Здесь больше никого нет. Выходит, тебе, – разбитыми в лохмотья губами прошептал Павлов.
– Это почему это я трус? – Браток с трудом пытался сообразить, отчего его так нагло и незаслуженно обозвали, но пьяные мозги отказывались соображать. – Я не трус!..
– Тогда докажи. Разрежь верёвки на моих руках, и давай, как пацан с пацаном, выясним, кто из нас пидор, – провоцировал Петруню Сергей.
