Леонид Влодавец - Адская рулетка
— Альберт Семенович? — услышал я голос Сергеича и, как учил Алик, закрыв пасть ладошкой, прошамкал.
— Слушаю вас! Все параметры в норме, прироста не наблюдаю.
— А что это вы так хрипите?
— Простудился, Игорь Сергеич, горло болит…
— Н-ну да… — рассеянно пробормотал он. — Значит, не наблюдали… Ну ладно… А пора бы уже, пора… Под утро я еще вас побеспокою… До свидания.
Прав был Алик, только псих может из-за трех фраз в полвторого ночи звонить. Себя бы пожалел!
Повесив трубку, я хотел переключить телевизор на цифры, а затем и совсем его выключить. И надо же! Локтем за какой-то тумблер зацепил! Точно помню, что зацепил, а вот за который — не заметил! Экран-то я переключил, только гляжу, а на нем строчки одна за одной стираются и вместо них какие-то другие накатываются! И тут же внутри блоков машины что-то стало хрюкать, чирикать. В боксе тоже что-то забурлило… Ну, думаю, сейчас шарахнет! Залез под пульт
— там что-то вроде ниши для ног было, — сижу и дрожу. Минут десять сидел, потом вылез. Вроде все тихо. Машина успокоилась, хрюкать и чирикать перестала. Только теперь почему-то «консул» сам собой стал чего-то печатать. Длинный рулон вымотал! На экране цифры стоят ровненько и не стираются, вроде бы как и были, только теперь совсем другие. Я опять сел в кресло и посмотрел на пульт. «Надо бы, — думаю, — тумблерчик на место повернуть, чтоб завтра Сергеич или Алик не заметили. Черт его знает, что там от этого в боксе получилось! Может, гадость какая-нибудь». Стал я рассматривать тумблерчики и соображать, который же я повернул. Пригляделся, вижу: на панельке под телевизором шесть тумблеров в одну сторону наклонены, а седьмой, по левому краю, — в другую. Все наклонены на «вык», а он один — на «вкл». Стал я читать, что над этими тумблерчиками написано.
На том, крайнем, было написано: «Подсветка бокса». И всего-то! Я вылез из-за пульта, обошел блоки и приблизился к боксу… Не вплотную, а так метра на два. В крышке герметического люка светилось окошечко — иллюминатор. Когда Алик мне показывал установку, света не было… Я-то, дурак, боялся, а это обыкновенный выключатель, простой, как в комнате, свет включать! Тут я совсем расхрабрился и смело повернул тумблерчик на «вык»… Снова что-то защелкало, захрюкало. Опять затарахтел «консул». Цифры на экране опять стали меняться и снова установились. Я, конечно, не помнил, какие цифры были до того, как я включил подсветку бокса, но, как мне показалось, они все-таки чем-то отличались от тех, что появились после того, как я ее выключил. Однако меня это не заколыхало. Вряд ли кто помнил, что там раньше было, если там несколько сот цифр! «Небось не заметят!» — подумал я. Полчасика прошло без приколов. Я сидел, читал детектив, поглядывал на «Мальборо»: может, рискнуть, курнуть одну? Но тут снова зазвонил телефон. Это был Алик. Голосок у него был тепленький, индюку ясно, что звонит после стакана.
— Здорово, старый! — сказал он. — Как жизнь?
— Сижу, — ответил я сердито.
— Понятно, — хмыкнул Алик. — Ничего не трогал?
— Ничего, — соврал я, — как можно, начальник!
— Молодец! Возьми с полки пирожок… Шеф звонил?
— Да. Сказал ему, как ты велел.
— Не просек он тебя?
— Нет.
— Тогда жди, через час-полтора буду как штык. О`кей? В случае чего — звони.
— Хоккей, — вздохнул я, а потом глянул на часы. Было уже два. Алик, стало быть, собирался приехать уже не в три, а в полчетвертого. Надо бы ему об этом сказать, но он уже трубку повесил. Я опять взялся за детектив.
И тут ни с того ни с сего застрекотал «консул». Я поднял глаза к экрану и ахнул: цифры на нем менялись, словно отсчитывая десятые или сотые доли секунды. Одна строка с невероятной скоростью сменялась другой, а «консул» тарахтел как пулемет, выматывая ленту с серыми цифрами. Что стряслось?! Я ж точно помнил, что ничего не переключал больше! Однако вся эта техника словно взбесилась: внутри бокса уже не клокотало, а ухало, брякало, взревывало. Бешено метались стрелки на приборах, внутри ЭВМ щелкали какие-то переключатели, заработал еще один принтер. Моторчики и насосы, подающие что-то из емкостей в бокс, надсадно выли на разные голоса, гудели и скрежетали. Мне отчетливо почуялся запашок горелой смазки. Экран вдруг мигнул, сбросил все цифры, и поперек его замигала яркая белая полоса с черной зловещей надписью: «Критический режим!!! Выключить установку!!!» Господи, да я бы рад ее вырубить, только чем?! Хоть бы знать, где тут рубильник!!! Где наш лабораторский распределительный щиток, я знал, но знал и то, что установка имела автономное питание, ее наш щиток не отключал. Я вскочил на ноги и среди всей этой какофонии принялся носиться по залу. Щитков тут было черт-те сколько, глаза разбегались. Нажал один — выключился вентилятор, нажал другой — погасло несколько ламп… Я понял, что если буду так же продолжать, то погашу весь свет, а там уж черта с два найду рубильник. Между тем установку била такая вибрация, так ее, родимую, трясло, что даже такому лопуху, как я, было ясно, что ее вот-вот расшибет! Загорелась та самая лампочка, о которой предупреждал Алик, противно и непрерывно завыл какой-то зуммер. На экране мигала угрожающая надпись…
Я бросился к двери: «Рванет, так хоть жив останусь! Пускай потом сажают! Все равно вместе с Аликом сидеть будем! Раздумывать некогда!» Но когда я уже был у выхода, меня как дубиной трахнуло…
Думаете, взорвалось? Ничего подобного! Просто в проем двери откуда-то сверху опустился толстенный броневой щит, а над дверью загорелась надпись: «Вход блокирован!» Надпись эта была старинная, масляной краской по темно-малиновому стеклу, и я ее никогда раньше не видел. Теперь оставалась одна надежда на телефон. Телефон Алика я знал наизусть. Быстренько набрал семь знакомых цифр… Короткие гудки! Занято! С кем же ты, гад, по телефону
треплешься?! Может, ошибка?! Еще раз набираю — то же, еще — то же!!! А вушах уже сверлит от этого зуммера, в глазах мельтешит от мигания всех этих табло, лампочек, экранной надписи… Еще раз длинные гудки! Ну, слава Богу!
— Ал„-о, — сонно протянул голосок, который никак не принадлежал Алику.
— Алика! Алика, пожалуйста! Альберта Семеныча! — заорал я.
— Ошиблись номером, — тихонько подсказал Алик, но я его услышал.
— Здесь такой не проживает, перезвоните, пожалуйста… — сказал голосок, и мне, словно серпом по шее, полоснули короткие кусачие гудки…
— Сволочь! — Я швырнул трубку, заревел и полез под пульт. Будь что будет! Сидя там, трясясь от вибрации и страха, я хныкал помаленьку и ждал взрыва. Его все не было, и я вдруг вспомнил, что по телефону можно позвонить не только Алику… «Там же телефон шефа! Под плексигласом на передней панели! Плевать мне на Алика, его кожан и „Мальборо“, если он сволочь, то и я тоже буду… Взрываться за „Мальборо“ я не подписывался!» — выпрыгнув из-под пульта, опять подскочил к телефону. «Игорь Сергеевич, 706-45-12», — прочел я под плексигласом и торопливо стал набирать номер. Трубку сняли тут же, будто шеф ждал этого звонка:
— Слушаю вас!
— Игорь Сергеевич! — выпалил я в трубку. — Установка! Критический режим!
— Это кто? Где Корзинкин?! Лопухин, как вы туда попали?!
— Неважно это! Я даже уйти отсюда не могу! Дверь заблокирована!
— Что за чушь?! Там сто лет нет никакой блокировки!.. Ну ладно, это не важно! Вы соображаете что-нибудь в машинах?
— Ничего! — взвыл я самым дурным голосом.
— Тогда все совсем просто. Пройдите в проход между шестым и седьмым блоками и обесточьте установку. Там, в жестяном шкафчике, такой большой выключатель, черный. Потом подойдете к телефону и доложите мне.
Я помчался к указанному месту и повернул выключатель. Щелчок — и стало темно. Разом все технические шумы пропали, только в темноте, там, где располагался бокс, что-то булькало и хлюпало. Слышалось также журчание жидкости, лившейся куда-то на пол.
Ощупью я добрался к телефону и сказал в трубку, где слышалось тяжелое дыхание Игоря Сергеевича:
— Я все выключил.
— В темноте сидите?
— Ага…
— Дыма, гари не чувствуете, огня не видно?
— Гарью немного пахнет, но огня не видно. Только что-то на пол течет…
— Это не страшно, — успокаивая не то меня, не то себя, произнес Сергеич,
— ничего токсичного у нас вроде бы не было… Темноты не боитесь?
— Нет, — ответил я, — не боюсь…
Это была правда. После того, как чуть не взорвешься, чего бояться!
— Тогда ждите, — ободряюще сказал шеф, — попробую такси поймать…
Я повесил трубку и сел в кресло. Теперь оставалось только сидеть и дожидаться. Детектив, само собой, в этой темнотюге не почитаешь. Первые несколько минут, пока унимался страх, все было ничего. Это был еще тот страх
— страх перед бешеной установкой. Но когда он прошел, то начал наползать другой — перед темнотой и тишиной. Насчет тишины я, конечно, вру. Боялся я не тишины, а тех звуков, которые слышались от установки. Оттуда доносилось журчание и бульканье, а кроме того — странное бурчание. Журчание, бурчание и бульканье вроде бы постепенно стихали, но сквозь них уже несколько раз проскакивали какие-то совсем другие, шуршаще-шевелящиеся звуки. Вот эти-то звуки и нагоняли новый страх, потому что неприятно, когда что-то в пяти метрах от тебя ворочается и шуршит, да еще там, где никаким живым существам быть не полагается…
