Ник Пиццолато - Остров пропавших душ
– Благодарю, – кивнул он. – Ожидаете кого-нибудь?
– Знаете, я ищу одну девушку. Мне казалось, что она здесь работает.
Я еще раз описал Рокки и еще раз назвал ее Рэйчел.
– Вы такую не знаете? С короткими светлыми волосами лимонного оттенка. Лицо с острыми чертами, но симпатичное. Сказала мне, что работает здесь.
Бармен поднял брови, и складки у него на лбу побелели. Погладив аккуратно подстриженную козлиную бородку, он сказал:
– Мне кажется, я знаю, кого вы имеете в виду, приятель. Хотя она здесь и не работает. Пару раз она заходила в этот бар. Сидела до тех пор, пока к ней кто-то не подсаживался. Сидела и курила, пока ей не предлагали выпить.
– Правда?
Он с улыбкой кивнул.
– Ежели вам нужна компания, то я знаю нескольких девочек. Могу позвонить, если желаете.
– Нет. Мне нужна только она.
– Что ж. Насколько я знаю, она заходила сюда дважды. Руководство велело мне сообщить, если она появится еще раз. Сами понимаете – место у нас приличное.
Я осмотрел выкрашенные кистью стены, на которые были наклеены кусочки золотой бумаги, макеты Колизея и падающей башни из папье-маше.
– Я имею в виду, что здесь каждый занимается своим делом. Поэтому ей лучше перейти в гостиницы или куда-нибудь еще в этом роде. Здесь для таких дел не место.
– Ну, хорошо…
Я встал со стула и протянул ему еще пятерку за приятную беседу. Было легко представить себе Рокки, пришедшую сюда в первый раз: может быть, она даже не стала заполнять заявление на работу, а просто села в одиночестве в баре. Кто-то к ней подошел, или она взглянула на кого-то так, как умеет это делать. А через несколько часов Рокки вернулась в мотель, с деньгами и с якобы найденной работой.
Я медленно проехал Харборсайд, спустился вниз по Розенберг-авеню и двинулся в сторону дамбы. По пути я видел людей, копошащихся на пляже с грязно-серым песком. Солнце уже садилось, и поэтому все было окрашено в ярко-красный свет. Его лучи проникали через ветровое стекло, как волны накатывающегося пожара. Я внимательно высматривал копну светлых волос. Мужчина, с закрытым газетой лицом, лежал, согнув ноги, на скамейке у автобусной остановки. Женщины в бикини появлялись и вновь исчезали в слепящем дневном мареве. Мужчина стоял с большой шарманкой, которая играла техасский рок. Одна полоса движения была захвачена молодежью. Эти загорелые, стройные тела вызывали у меня чувство неприятия – я никак не мог привыкнуть к тому, что они все воспринимали как естественную данность – время, возможности и уверенность в том, что все им что-то должны. Над их головами летали фрисби[60], и мне казалось, что для некоторых из них жизнь была нескончаемым солнечным праздником; я слушал их голоса и наблюдал за тем, как они смеются и гоняются друг за другом, как молодые щенки. Я не мог представить себе Рокки в такой компании. Масса вещей на свете происходит не так, как должна происходить.
Прежде чем вернуться домой, я остановился около магазина скобяных товаров и купил упаковку мусорных мешков, способных выдержать двойную нагрузку, и тридцать футов полудюймового каната.
Приехав в «Изумрудные берега», я заглянул в офис и увидел там Дехру и Нэнси, которые, сидя за столом, играли с Тиффани в какую-то настольную игру. Девочка выглядела свежей и ухоженной в своем желтом льняном платьице. Когда кубики упали, она захлопала в ладоши, увидела меня и помахала мне ручкой.
Нэнси вопросительно подняла брови, но я смог только отрицательно покачать головой. Женщина подошла ко мне.
– Вы были правы, – сказал я ей. – Она там не работает. И никогда не работала. Я не знаю. Я покрутился по улицам, но никого не увидел.
– Святые угодники. – Нэнси уперлась руками в бока. – И что же теперь делать?
– А до какого числа у них комната? Я не помню, за сколько я заплатил.
– Кажется, у вас у всех заплачено до послезавтрашнего дня.
– Пари, что к этому времени она вернется.
– Да неужели?
– Уверен, что она знает, когда заканчивается оплата. И она вернется за малышкой. Если нет, то я начну объезжать все мотели подряд.
– А вы думаете, что с ней все в порядке? С ней ничего не случилось?
– Прошло слишком мало времени, чтобы начинать беспокоиться. – Я пока не позволял себе никаких мрачных мыслей.
Нэнси оглянулась на окна офиса. Последние лучи солнца скрылись за окрестными домами, и воздух превратился в мрачную багряную дымку. Был слышен счастливый смех Тиффани.
– Но что же с ней тогда случилось? Ведь у нее на руках такая малышка. Что могло произойти?
– Не знаю. Не могу сказать. Вы же знаете, как это бывает с некоторыми людьми. С ними всегда происходит что-то неожиданное. И обычно – в то время, когда они еще молоды. И изменить их совершенно невозможно.
– Но ведь некоторые же меняются.
– Наверное. Хотя чаще в жизни встречаются первые.
Нэнси кивнула в знак согласия. Притоптывая ногой, она смотрела на большой картонный стакан, который кто-то бросил на парковке. Ветром его катало то туда, то сюда. Я наклонил голову.
– Послушайте. За этой малышкой… То есть я хочу сказать, что если что-то случится… Ну, я не знаю. Вы ведь за ней присмотрите, правда?
Она откинула голову, как будто ее обидели.
– Что?
На глаза мне попался мотоцикл Трэя. Я сам не заметил, как наступила ночь, и оказалось, что мы стоим в сгущающихся сумерках.
– А сколько сейчас времени?
– Без четверти восемь. Так о чем вы сейчас говорили?
– Да так, ни о чем. У меня сейчас встреча кое с кем.
– И девочка опять остается с нами…
– Наверное, я мог бы взять ее с собой. Но у меня на нее прав не больше, чем у вас. – Я протянул женщине сорок долларов. – Вот возьмите. На еду. Или на развлечения. Если завтра к вечеру Рокки не вернется, то мы что-нибудь придумаем.
Без всяких колебаний она взяла деньги, аккуратно сложила их и спрятала в передний карман своих джинсов.
– Знаете, а малышка не всегда в хорошем настроении.
– Что вы хотите этим сказать?
– Я про Тиффани. Она не только смеется и улыбается. Иногда она злится. И становится действительно злой. Бросается едой и рыдает. Она злится, когда начинает спрашивать про эту девицу. И она дергается, если кто-то слишком быстро двигается, – но об этом я вам уже говорила.
Я не знал, что я должен на это ответить. Поэтому я просто кивнул.
Убийца Трэй ошивался около телефонной будки на круге «Кей». Плечи его были ссутулены так, как будто он шел против сильного ветра. Он помахал, увидев мой пикап, и подбежал к нему. Я забросил мешки и веревку в кузов.
Сосунок открыл дверь.
– Залезай, – сказал я.
– Ну что, хочешь взглянуть?
– Поехали, – вздохнул я. Он сказал, что ехать надо в сторону Бродвея и что у нас есть время.
– Практически все хранится на складе. Там есть еще небольшая гардеробная, где они держат свинцовые фартуки и прочую ерунду. А вот за ней, в глубине, находится что-то вроде колодца, по которому раньше, наверное, выбирались на крышу. Отверстие наглухо забито, но между этажами осталось небольшое пространство. Когда они будут закрываться, уборщица меня впустит. Подождем до часа ночи, а потом я выберусь и отключу сигнализацию. Нам нужен будет закрытый фургон. Я хочу, чтобы это ты взял на себя. Ты подъедешь к задней двери, и максимум за двадцать минут мы перегрузим всё в фургон. Поедем в Хьюстон. Так что всю грязную работу проделаю я сам.
– Адрес?
– 4515, Бродвей.
– А кто твой человек внутри?
– Уборщица, приятель. Когда-то я тусовался с ее братом.
– С другой стороны есть подъезд? Чтобы можно было объехать здание?
– Ну конечно. Обязательно. Поверни вот здесь.
Сидя на сиденье, он слегка подпрыгивал, похлопывал себя по коленям и покусывал свою нижнюю губу. Я продумал все варианты нашей дальнейшей беседы, все возможные сценарии. Но даже если бы все удалось и мы смогли бы набить себе карманы, это просто подтолкнуло бы его к дальнейшим действиям. И не важно, какие обещания он давал. В жизни есть одно правило – никогда не доверяй нарикам. Ведь информация о девочках у него никуда не денется.
Я старался не думать об этом. Он чем-то напомнил мне шлюху в Амарилло – так же, как она, он тоже никогда не остановится. И все будет становиться только хуже и хуже.
– А где была твоя исправительная школа?
– Что? А, в Джаспере.
– А вас заставляли собирать хлопок?
– А? Не-а.
– А нас заставляли. Вывозили всех с августа по октябрь. Это называлось Программа социальной адаптации.
– Угу.
– А в семьях[61] ты когда-нибудь жил?
– Ага, – ответил сосунок. – Однажды, когда мне было восемь. Там было не так уж плохо. А потом им пришлось куда-то переехать. А меня взять с собой не смогли. Что-то связанное с работой отца. – Он показал пальцем через ветровое стекло. – Вот мы и приехали.
– Я припаркуюсь через квартал. А потом вернемся по аллее.
– ОК. Ну конечно.
* * *Мы прошли по аллее и спрятались в тени. Помойка. Газеты, разбросанные ветром. Над нами никаких окон – глухая стена. Трэй указал на клинику.
