Лев Пучков - Полигон смерти
— Лови его!!!
Ловить меня никто не спешил.
Попутные торопились домой, побыстрее дотащить награбленное, встречные вдвойне поспешали с пустыми мешками, их целеустремленные силуэты излучали отчётливо уловимый ментальный сигнал «хочу быстрее попасть в гастроном, это главное, на всё остальное наплевать!».
— Эй, аккуратнее, у меня тут банки!
Да и непонятно было, с какого перепугу, вообще, меня ловить. Вопли про «держи козла» и «лови его» не несли никакой информационной нагрузки: зачем ловить, почему убегает, кто таков — ничего не понятно.
— Дер-ржи козла!!!
Итак, за мной гнались четверо дружинников и заметно отставали, с каждой секундой я неумолимо увеличивал разрыв. Я одет не в пример легче их и бегаю как… как конь, пожалуй, поскольку большую часть всей моей боевой подготовки составляет именно изнурительный бег в различных режимах.
— А чего ловят-то?
— Да хрен его знает. Видать, что-то не поделили…
Бежал хорошо, уверенно, ловко огибая попадавшихся по пути мародёров, которые даже теснились в сторону, давая мне дорогу (а ведь одна грамотная подножка — и конец путешествию!), при этом умудрялся почти не сбавлять темп во время манёвров и чётко контролировал обстановку. Впереди перекрёсток, вон он, я его вижу, там ожидается некое подобие оперативного простора, можно будет куда-нибудь свернуть.
Добежав до перекрёстка, буквально на секунду притормозил, чтобы оглядеться и оценить объём работы.
Перпендикулярная улица раза в два шире Вавилова, по всей видимости, это и есть тот самый проспект Ломоносова, по которому мне предстоит пройти почти половину всего маршрута.
По Вавилова, с той стороны проспекта, навстречу мне поспешала троица крепких мужчин, одетых примерно так же, как и дружинники, но без повязок и без стволов.
И вдруг кто-то из моих преследователей злобно крикнул, на манер загнанной собаки, задыхаясь и хрипя:
— Лёха, держи его! Это «курок»!!!
В отличие от прочих мародёров, троица через проспект откликнулась на зов дружинника и тотчас же расступилась, преграждая мне путь. Один выдернул из-за пазухи топор, второй — монтировку, насколько я успел рассмотреть, у третьего в руках тоже сверкнул какой-то металл.
Вот чёрт… Про «курка» — это зря они так. Хорошо хоть раньше не додумались…
Слева по проспекту также шла группа, да побольше. Вернее, не шла даже, а перебегала улицу наискосок, в колонну по одному, поочерёдно, по странно протоптанной под острым углом кривой тропке, и неизвестно было, как они отреагируют на призывный крик дружинников: если так же, как троица через проспект, мне крышка!
Справа никого не было.
Времени на раздумья не оставалось, я тотчас же повернул направо и припустил по тропинке. Здесь она была поуже, не такая натоптанная, как на Вавилова.
* * *Где-то на двадцатом шаге я понял, почему с той стороны никто не идёт и по какой причине люди перебегают через проспект в колонну по одному.
— Та-та-та! Ту-духхх! Ту-духх!
Проспект прямиком выходил на центральную площадь. Звуки стрельбы здесь были отчётливыми и резкими, впереди виднелось яркое пламя и густой дым — горело какое-то здание.
Через несколько секунд моя догадка подтвердилась: рядом с тропкой я увидел кровь — большое расплывшееся пятно в снегу и густые брызги вокруг. Очевидно, проспект простреливается, кого-то тяжело ранили, все местные об этом знают и поэтому никто здесь не ходит. Чуть дальше было ещё одно пятно и следы от волочения, уходившие во двор.
— Ба-бах! — рвануло в центре, рядом с горящим зданием.
Тут я припомнил, что незадолго до перекрёстка видел справа по ходу движения силуэты, направляющиеся от центра через дворы. Видимо, все осведомлённые ходят там, а я как последний идиот попёрся по проспекту!
Хотя, зря я себя обругал, если разобраться, у меня просто не было другого выбора.
В общем, вперёд нельзя, там стреляют, назад тоже, там догонят…
Я чуть было не взвыл от досады и ощутил всей спиной подступающий приступ паники, но тут впереди обозначилась цепочка следов, неровным перпендикуляром прорезающая проспект от подъезда к узкому переулку. Цепочка была множественная и не засыпанная снегом: кто-то совсем недавно выбежал из этого переулка и направился к подъезду, или наоборот, недосуг было разбираться.
Увязая в снегу, я поспешил по этой цепочке, как по путеводной нити, и краем глаза отметил, что мои преследователи вывалились позади из-за угла и тотчас же присели на колено, расчехляя оружие.
Сейчас будут стрелять!
Не дожидаясь, когда дружинники как следует прицелятся, я наддал что было сил, выдирая ноги из вязкого сугроба и ввалился в переулок.
* * *Четыре десятка шагов по переулку, впереди глухая стена…
Очередная попытка организма впасть в панику: если это тупик, мне конец!
Слава богу, это не тупик, переулок узкий, поэтому не сразу заметил: вправо, почти под прямым углом, уходит «колено».
Я не раздумывая повернул направо и спустя несколько мгновений оказался…
В «патио» ДК.
Или, если по-нашему, попросту, в заднем дворе.
Ух ты…
Вот они, железные баки, у которых мы с Никитой вчера выписывали кренделя.
Вот она, дверь пожарного выхода, через которую на меня снизошла благодать и чудесное спасение в образе прелестного арт-мастера.
Вот там толпились детишки… «…Это гомосеки балуются… А парни дерутся!»
Господи, вроде бы это было только вчера, а кажется, что прошла целая вечность…
А двор-то не глухой, теперь, при свете дня, это видно. Если по переулку, через который я сюда ввалился, машина не проедет из-за «колена», то с другой стороны (у левого основания буквы «П») виден полноценный въезд для грузового транспорта.
Только сейчас этот въезд заблокирован: в нём неловко, наискось раскорячившись, горит большая машина, судя по габаритам, что-то вроде военного «Урала». Полыхает жарко и люто, аж гудит, в проезде получается аэродинамическая труба, тяга там дай боже.
Так что просквозить через двор не получится при всём желании.
Во-первых, мимо горящей машины вряд ли даже в специальном пожарном комплекте протиснешься.
Во-вторых, даже если бы и возникла мысль сдуру покамикадзить, всё равно не дали бы: из-за баков на меня смотрят два ствола и к каждому в комплекте прилагается прищуренный глаз.
То есть, если кто не совсем понял: за баками изготовились двое, они в меня целятся и готовы стрелять.
Вот это я попал.
Позади дружинники.
Впереди молчаливые стрелки.
Молчаливые — это нехорошо. Это стократ хуже, чем крикуны, ибо у тех между словом и делом есть хотя бы какой-то зазор, в который можно вставить пару умных фраз на предмет разрядить обстановку…
А у молчунов зазора нет по определению, ибо нет собственно слова. Они действуют сразу.
— Оружия нет! — без особой надежды на успех крикнул я, поднимая и показывая руки. — За мной гонятся!
— Кругом! — чётко поставленным командным голосом скомандовал ближний ко мне стрелок. — Куртку сними.
Я послушно выполнил эту и последующие команды: повернулся, снял куртку, встряхнул её, покрутился, показывая, что не вооружён и всячески демонстрируя полнейшей миролюбие.
И все эти мгновения, пока меня крутили из стороны в сторону, лихорадочно соображал…
Командный голос, это хорошо, военные сейчас были бы очень кстати…
С другой стороны: а какие это военные?
Те, что вчера ночью у гастронома, судя по всему, тоже были не штатскими. Но с такими военными, сами понимаете, лучше не встречаться. Теперь надо быстро думать, как правильно представиться, а то ляпнешь что-нибудь не то, и привет…
— Ближе подойди, — один из стрелков привстал с колена, вышагнул из-за бака и сразу стало видно, что он облачён в бронежилет с буквами «ФСБ».
— Я свой! — радостно крикнул я, засовывая руку в карман. — Вот, у меня тут…
— Стоять! — стрелок опять посунулся за бак и наставил на меня ствол. — Руки!
— Удостоверение, — пояснил я, послушно вздымая рыки. — Я свой, я… наш…
— Какой, на хрен, «свой», — пробурчал второй стрелок. — Всех своих мы знаем.
— Я из области, — заторопился я. — Точнее, из Москвы, мы с Гордеевым…
— С каким Гордеевым?
— Ну как — с каким?! С Виктор Иванычем, зам-нач УФСБ…
Тут со стрелками случился припадок внештатного дружелюбия: забыв об осторожности, они выскочили из-за баков и принялись обнимать меня, тискать, тормошить и радостно восклицать «мы спасены!», «вот это оперативность!» и «я знал, знал!!!».
— А я говорил тебе! Говорил! А ты не верил!
Их покрытые копотью лица лучились таким восторгом, что мне стало неловко: я ещё не понял, в чём дело, но уже почувствовал себя… лжепророком, что ли… или лже-мессией…
В общем, налицо было какое-то недоразумение. По логике, неурочное появление отдельно взятого приблудного сотрудника, да ещё из другой службы, не должно было вызвать такую бурю эмоций.