Пётр Разуваев - Путь самурая
Закончилась эта история печально. Геолог – голландец, бывший осведомителем Абдаллаха, «случайно» погиб, выпав из окна первого этажа и сломав себе шею. Самого Абдаллаха вызвали в Триполи, что само по себе ещё ни о чём не говорило, но чуть позже я узнал, что моим приятелем заинтересовался лично Каддафи. А это уже говорило о многом. С того дня Абдаллах Шериф ад-Дин бесследно исчез. Отец, вернувшись из Сирта с документами, согласно которым большая часть Ливийской пустыни отходила в концессию дочерней фирме корпорации Дюпре, комментировать эту ситуацию отказался. Именно тогда мы с отцом впервые серьёзно поговорили, после чего наши отношения стали такими, каковы они сегодня. Ещё во время моего пребывания в Ливии я узнал о том, что на территории французской концессии обнаружено крупнейшее за последние пятьдесят лет месторождение. О том, что на моё имя в нескольких европейских банках открыты счета, на которые поступают деньги, составляющие проценты от этой сделки, я узнал лишь спустя несколько лет. К тому времени мы с отцом научились поддерживать видимость добрых взаимоотношений, и я не стал возвращать ему эти деньги, не желая нарушать едва возникшее хрупкое равновесие. А ещё через пару лет, уступив человеческой природе, я начал пользоваться этими деньгами. Но каждый раз, когда в моей памяти всплывало весёлое, смеющееся лицо Абдаллаха, меня огнём прожигал мучительный, тяжкий стыд за себя, за отца; за то, что этот мир таков, каков он есть, и за то, что в этом мире живём все мы, называющие себя людьми. В литературе уже описан подобный человеческий тип: стеснительный воришка, которому воровать невыразимо стыдно, но и не воровать он, увы, не может. Простая замена слов: «воровать» на «жить», а сколько сразу возникает новых сторон и нюансов…
– Рад видеть тебя, Абдаллах, – поднимаясь из-за стола, сказал я. – Где ты прятался столько лет?
* * *– Джентльмены, – воззвал к нам обоим Чарльз, церемонно поднимая свой бокал: – Ваша встреча состоялась, и на этом я полагаю свою миссию исчерпанной. Хочу лишь пожелать вам успеха. Эндрю, надеюсь, что с вами мы ещё встретимся.
– Боюсь, что да, – придав своему лицу скорбное выражение, подтвердил я. – Могу я обратиться к вам с просьбой, сэр?
– Буду рад оказать вам услугу, друг мой, – с некоторым сомнением в голосе ответил Чарльз.
– Мой дом… Вернее, то, что от него осталось. Не могли бы вы поручить кому-нибудь присмотреть за ним, сэр? По-своему этот дом был совсем неплох, и я успел привязаться к нему…
Успев достаточно хорошо узнать меня за время нашего знакомства, Чарльз был склонен ожидать куда более экстравагантной просьбы, и потому сейчас он вздохнул с явным облегчением.
– Разумеется, Эндрю. Я лично прослежу, чтобы всё необходимое было сделано. Ещё раз желаю вам успеха. Был рад знакомству с вами, мистер Шериф ад-Дин.
С этими словами он встал из-за стола и, учтиво склонив голову на прощание, быстрым шагом направился к выходу. Следом за ним поспешил китаец, едва успевший к этому времени расправиться с уткой, за китайцем последовала компания молодых англичан, совсем юная романтическая пара, два джентльмена в клетчатых пиджаках, словом – добрая треть зала. Когда этот великий исход закончился, половина столиков оказались пустыми. Пересчитав оставшихся в зале «крепышей», я был вынужден констатировать очевидное: в заботе о личной безопасности лорд Гренвилл превзошёл меня не только количественно, но и качественно. Большую часть его «прикрытия» я бы не вычислил ни за какие коврижки.
– Любопытный старикан, – хмыкнул Абдаллах, устраиваясь поудобнее. Придирчиво исследовав содержимое своего бокала, он одобрительно хмыкнул и, осушив его в два глотка, с интересом стал высматривать в зале фигуру официанта. Что ж, по крайней мере в этом он остался прежним Абдаллахом, которого я знавал десять лет назад. На священный для всех мусульман весенний пост ливиец не обращал ни малейшего внимания.
– Вижу, ты по-прежнему игнорируешь волю Аллаха, – заметил я, с интересом разглядывая ливийца. Нет, пожалуй, кое в чем он всё же изменился: черты лица стали жестче, виски тронуло сединой, иными стали взгляд, осанка, манера говорить. И всё же…
– Аллах мудр, а плод мудрости всегда лежит в ладони великодушия, – ослепительно улыбнулся ливиец. – Да и сок виноградной лозы отличается от доброго шотландского виски, как трепещущая юная девственница отличается от зрелой женщины, пылкой в любви. Ты бы кого предпочёл, Андре?
– Прямо сейчас – стаканчик скотча, – не раздумывая ответил я. – А если чуть позже… Нет, всё-таки зрелую женщину.
– Ай, чудак, – восхитился Абдаллах. – Нежность свежего финика ты готов променять на приторную сладость спелого плода? Ты не гурман, Андре, мне жаль тебя.
– Свежесть, мой друг, редко сопутствует качеству, – хмыкнул я. – А недозрелые финики плохо влияют на мой желудок. Ты мало изменился, Абдаллах. Как жил ты все эти годы?
– Ничего не стану говорить, – объявил ливиец, легонько хлопая ладонью по столу. – У меня сегодня праздник! Я встретил старого друга, которого считал мёртвым! Раз в жизни такое бывает. Сейчас поедем ко мне, будем кушать, веселиться, любить женщин. Жизнь одна, и мужчина не должен тратить её мгновения на разговоры!
Это настроение, и прежде частенько навещавшее Абдаллаха, было мне хорошо знакомо. Обычно всё ограничивалось ночным загулом, но так было в Ливии, где за употребление алкоголя запросто можно лишиться головы и где Абдаллаха выручали лишь его высокий пост и тщательная конспирация. Чем всё могло закончиться в Лондоне, в условиях разгула демократии, страшно было даже представить. Видимо, я настолько серьёзно воспринял слова Абдаллаха, что он легко сумел заметить мой испуг. От души расхохотавшись, ливиец уже двумя ладонями прихлопнул по столу:
– Не надо бояться, Андре! – И, внезапно посерьёзнев, тихо добавил: – Я приглашаю тебя в свой дом. Ты же знаешь, отказывать арабу в таких случаях нельзя. Наживёшь смертельного врага. А нам и так есть о чём вспомнить.
Последние слова были сказаны уже абсолютно серьёзно. В них не было угрозы, но… На мгновение в глазах Абдаллаха плеснула холодная ярость, в которой смешались давняя обида, боль, отголоски прежней ненависти. Он уже простил меня, но это прощение я ещё должен был заслужить.
– Я принимаю твоё приглашение, – кротко сказал я.
И глаза Абдаллаха вновь стали прежними.
* * *Как обычно, я совсем позабыл о некоторых обстоятельствах, которые сами не преминули напомнить о себе. Едва мы успели покинуть ресторан и оказались на улице, как нас окружило двойное кольцо крепких молодых людей. И если во вторых рядах явно доминировали смуглые и черноусые крепыши, то внутренний круг образовывали «лица европейской национальности». Охранники были возбуждены, и конфликт мог разгореться в любую секунду.
– Что здесь происходит? – лениво поинтересовался Рихо, выглянувший из бокового окна припаркованного рядом «Мерседеса». – Откуда эти верблюжатники?
Правые руки ближайших к нему «верблюжатников» как по команде нырнули под пиджаки, нащупывая там «последний аргумент» в давнем споре кочевников и земледельцев. Остальные ливийцы со свирепыми гримасами двинулись к нам. В ответ моя охрана уплотнила ряды, а в машине Рихо опустилось ещё одно стекло, и оттуда недвусмысленно выглянуло дуло автоматической винтовки. Пряча усмешку в усах, Абдаллах что-то резко приказал своим телохранителям, и те медленно отступили, бросая на соперников свирепые взгляды. Рихо демонстративно зевнул, и я подумал, что Дмитриев был не так уж далёк от истины, когда предупреждал эстонца о возможных последствиях его националистических выпадов.
– И долго мы будем так стоять? – спросил я, обращаясь к проезжающему мимо автомобилю.
– Если хочешь, можешь ехать в своей машине, – предложил Абдаллах, смерив презрительным взглядом Рихо. – Там тебе будет удобнее.
– Пожалуй, – согласился я. – Мы поедем за тобой, так что прикажи водителю не торопиться.
– Какому водителю? – удивился Абдаллах, и, проследив за его взглядом, я заметил притаившийся чуть поодаль ярко-зелёный «Ламборджини-диабло». – Езжайте следом за «Роллс-Ройсом», в нём поедет моя охрана.
И демонстративно повернувшись спиной к Рихо (если учесть, что эстонец в этот момент сидел в машине, легко понять, какая именно часть тела ливийца предстала взору Рихо Арвовича), Абдаллах обменялся со своей охраной несколькими словами по-арабски и, улыбнувшись мне, не торопясь двинулся к зелёному чуду итальянской техники. Проводив его завистливым взглядом, я кивнул охраннику, предупредительно распахнувшему передо мной дверцу, и со вздохом полез в чрево бронированного «Мерседеса».
– Может, соблаговолишь объяснить, откуда взялись эти дети пустыни, и куда ты собираешься с ними ехать? – предельно вежливо поинтересовался Рихо, убирая в кобуру пистолет, который всё это время был у него в руке. – Для визита в зоопарк сейчас уже довольно поздно.
