Александр Тамоников - Игра на минном поле
Лерой склонился над аппаратурой.
Капитан Озбек также зафиксировал выход в эфир спутниковой станции Хатима. Он услышал:
— Это я! По-прежнему все идет по плану… Дипломаты передадут их в Москву… Не знаю, но, скорее всего, все будет хорошо.
На этом сеанс прослушивания закончился. Озбек тут же передал записанные слова Хатима на компьютер Лероя. Французский капитан доложил:
— Пришел доклад Озбека.
Седов наклонился к монитору:
— И это все?
— Как видите.
— Что удалось тебе?
— Только то, что Хатим вновь связывался с Джелалабадом.
— Надо срочно отправить текст этих разговоров в Москву. Сейчас понятно, что Хатим согласовывает свои действия по переговорам с Джемалом ад Дином.
— Но в тексте нет ни намека на переговоры.
— Да тут и без намеков все понятно.
— Что понятно, командир? Я, конечно, отправлю информацию в Центр, но уверен: это ничего не даст. Более того, предъяви сейчас Москва на основании этих переговоров обвинения в двойной игре, то первое — Мирза узнает, что кто-то активно его прослушивает, а значит, ведет и визуальное наблюдение. Что он предпримет в ответ? Естественно, попытается вычислить «наблюдателей». И это ему вполне по силам. Второе — все обвинения Хатим легко отклонит объяснениями, что вынужден играть с Джемалом, так как находится в его подчинении. И находится, пока Москва не заключит с ним договор. Времени, как вы сами сказали, у Москвы нет, и она примет объяснения Хатима. В результате наша работа станет бесполезной, а Мирза получит возможность действовать без оглядки. Группа, не выполнив задание, будет отозвана, а в случае же прокола с Хатимом все шишки достанутся нам. И это будет справедливо, ведь мы реально ничего не смогли сделать.
— И что ты предлагаешь?
— Ждать, командир. Развязка не за горами.
— Думаешь, Хатим допустит ошибку?
— Да! Нам бы только заполучить полные тексты его переговоров с Джемалом, хотя, возможно, и Бек что-то накопает.
Седов прошелся по штабному отсеку:
— Ждать, ждать, ждать. Надоело ждать, Хакер!
— Понимаю, но ничего иного предложить не могу.
Валерий закурил, чего не делал с момента вылета из Термеза, так как решил бросить курить.
— Вот и я не могу, и это бесит.
После ужина в 21.00 на связь вновь вышел генерал Белоногов:
— Седой! В Москве решено принять условия Хатима.
— Извините, что перебиваю, товарищ генерал, но в Администрации знают о переговорах Хатима с Джемалом ад Дином?
— По-твоему, я складирую ваши донесения в папку и отправляю в архив?
— Еще раз извините. И что, никого не насторожило данное обстоятельство?
— Валера! Руководству необходимо как можно быстрее решить вопрос о защите южных рубежей, войска западной коалиции планомерно покидают Афганистан, в Пакистане и в южных провинциях талибы также планомерно готовятся к реваншу. Скажу честно, даже мои и генерала Александрова доклады воспринимаются без должного внимания, так выслушиваются и… принимаются к сведению. Сейчас стоит вопрос, какие принимать меры. И на роль главы сил сопротивления в Москве готовы поставить кого угодно, лишь бы создать альянс.
Седов вздохнул:
— Понятно. А если Хатим окажется человеком Аль-Каиды, водившим за нос Кремль, то виноваты будем мы.
— Да, Валера, мы.
— Расклад лучше некуда. А почему не рассматривается вопрос прямого военного вступления наших вооруженных сил в противоборство с талибами?
— Да все рассматривается, Валера. Вплоть до нанесения по талибам ракетно-ядерного удара. Впрочем, генерал, предложивший это, отправлен в отставку.
— Это понятно, с ядерным ударом он явно переборщил. Только сумасшедший может предложить применение атомного оружия.
— Так, давай-ка ближе к теме. В субботу в Кабул прибудут помощник президента Соловьев, заместитель начальника Генерального штаба генерал Домбовский и генерал-майор Окулин. Хакеру в воскресенье по системе слежения вести машину, в которой поедут на встречу с Мирзой наши делегаты.
— Надеюсь, в посольстве не забудут пометить и машину Соловьева, и всех членов делегации.
— Не забудут. Соловьеву, Домбовскому и Окулину введут радиоактивный препарат, так что Хакер будет их видеть на расстоянии до двухсот километров. До Ак-Табаза гораздо меньшее расстояние.
— Духи не определят «маяки»?
— Нет!
— Мы были уверены, что у афганцев нет и современной аппаратуры.
— Так, Валера, все! Работай.
— Есть работать!
Седов отключил трубку, передал ее Лерою:
— Я отдыхать, если что, буди, твоя смена в 2.00.
— Понял. Только Грача предупредите о смене!
— Сам предупредишь. А если он что-нибудь вякнет против, то передай, что я могу после операции не принимать самостоятельных решений по Наиме, а сделать официальный запрос.
— Ну, так некрасиво, командир. Нехорошо так.
— Да? Ну тогда договаривайся с ним по-хорошему.
— Договорюсь.
Среда и четверг прошли без происшествий. Хатим находился в Ак-Табазе, наслаждаясь телом своей молоденькой наложницы. За двое суток он ни с кем не выходил на связь, о предстоящей встрече с российскими делегатами разговоров тоже не вел.
Рано утром в пятницу он выехал с охраной в Кабул на пятничную молитву, после которой до субботы не выезжал из своего городского дома.
Субботним вечером в Кабул прибыл самолет российского МЧС с гуманитарной помощью, доставивший в Афганистан Соловьева, Домбовского и Окулина.
Вечером 21 июля Мирза Хатим с охраной выехал в Ак-Табаз.
В 18.20 на связь с Седовым неожиданно вышел майор Гранов. Командир группы ответил:
— Слушаю тебя, майор!
— Срочная информация, Седой! В посольство кто-то подбросил записку, имеющую отношение к Хатиму.
— Записку? И каким образом можно подбросить вам записку?
— Это не столь важно, важно содержание анонимного послания.
— Ну, прочитай, послушаю. Кстати, на каком языке написано послание?
— На плохом английском со множеством ошибок.
— Читай!
— Значит, так, неизвестный сообщает следующее: «Сегодня ночью, около одного часа или двух часов, к каньону у Кайбака привезут Хазари, Насира и Тамида. Хатим там должен их убить, хотя они ни в чем не виноваты». Ну и как тебе содержание?
— Это все?
— Да!
— Странно, кто это такой осведомленный проявил себя и что толкнуло его на это?
— По-моему, я догадываюсь, кто этот доброжелатель.
— И кто?
— Ты помнишь, что Хатим заимел наложницу?
— Конечно, она и сейчас в Ак-Табазе.
— Так вот, ее отец Абдурахман в свое время привлекался англичанами для строительства казарм. Он знает английский язык как раз настолько, насколько неграмотно написана записка.
— Она написана от руки?
— Да.
— Это не доказательство. Зачем старику закладывать Хатима, которому он продал свою дочь.
— Мы не знаем, как прошла эта сделка.
— Хорошо, пусть будет Абдурахман. Откуда он может знать в таких подробностях о ближайших делах Хатима?
— Через дочь.
— Ерунда все это, майор. Хотя… в переговорах… погоди-ка, — Седов повернулся к Лерою: — А ну-ка выведи на монитор текст переговоров Мирзы с Джемалом.
— Момент. Пожалуйста.
Седов прочитал:
— «Слушаю… это хорошо… нет, нет… не сейчас… я понимаю, но у меня свои планы, так что давай-ка на вечер субботы… нет… да… хорошо, отбой». Это первый разговор. И второй: — «Это я! По-прежнему все идет по плану, не знаю… но, скорее всего, все будет хорошо». Так, второй разговор не дает ничего, а вот первый? Хатим настаивает на том, чтобы что-то произошло не немедленно, а в субботу.
— Вот именно, — сказал Гранов, — в субботу вечером. И в записке указывается вечер, точнее, ночь на воскресенье.
Седов проговорил:
— Черт бы побрал этого доброжелателя. Говоришь, им может быть старый Абдурахман?
— Пока это единственная версия.
— А если проверить Абдурахмана?
— Мне сейчас нельзя незаметно уйти из посольства. Вернее, выехать я, конечно, могу, но до Абдурахмана вряд ли доберусь.
— Предлагаешь сделать это мне?
— Седой, решения принимать тебе. Можешь проигнорировать сигнал. Но я бы проверил его. Если записку подбросил Абдурахман, то он пойдет на контакт, убедившись, что перед ним представитель России.
— А если это не он? И вдруг поднимет шум? Представляешь, я спалю своего человека?
— Можно послать к Абдурахману людей Ниврая.
— А если кого-то из них задержит полиция? Здесь же все и всё кругом повязаны. Из полиции информация уйдет Хатиму, тот выйдет на Ниврая, а значит, и на нас. Что в итоге? А то, что группу немедленно раскроют.
Выдержав паузу, Гранов сказал:
— Кажется, я знаю, что надо сделать.
— Что?
— А пошлю-ка я к Абдурахману Анвара.
— Какого Анвара ты имеешь в виду?
