Данил Корецкий - Татуированная кожа
Иванников испуганно затряс головой.
– Ты что?! Вон Звон видел... Это первый взвод!
– Ну ладно...
Шмель достал папиросу с закрученным кончиком и, отойдя на несколько шагов, закурил, повернувшись к группе спиной и разгоняя рукой синеватый дымок. Вдали еще слышалась приглушенная стрельба и взрывы, но постепенно все смолкло, и наступила тишина. Обессиленные разведчики развалились в расслабленных позах, некоторые закрыли глаза, будто уснули. Докурив, Шмель подполз к Дрыну и автоматным шомполом пошевелил ему штанину.
– Змея! – дурным голосом заорал он.
Дранников вскочил как ошпаренный, да и все остальные мигом оказались на ногах.
– Где?! Где?! – в руке Дрына блестел боевой нож. Ребята тревожно озирались. Чего-чего, а змей здесь хватало.
– Да вон, поползла, – со смехом показал рукой Шмель. – А нож ты быстро выхватил, скажу Пригорову, чтоб он тебе пятерку поставил. Только что ты ей сделаешь ножом-то?
– Кончай свои шутки, Шмель, я чуть не уссался! – недовольно сказал Дрын, засовывая нож обратно в специальный карман на правой штанине.
– Какие шутки, – сержант вытер слезящиеся глаза. – Правда была. Я смеюсь – как вы все вскочили. На подъеме бы так... А ведь это мысль!
Он засмеялся еще сильнее.
– У этого придурка хватит ума принести змею в казарму, – негромко сказал Серж Волку. – Иногда мне хочется навешать ему трендюлей...
– Только если месяцев через шесть... – отозвался Вольф. Они уже не были салагами, но все равно драться со «стариком» было против всех правил. Через полгода придет очередной призыв, тогда разница сотрется.
– Он уже уйдет на дембель...
– Ты чего, Серж? – сержант перестал смеяться и внимательно рассматривал москвича. – Чем-то недоволен?
– Дурацкими шутками недоволен.
– Что?!
За барханами раздался хлопок, белое небо прочертила красная ракета – сигнал сбора.
– Группа, встать! – скомандовал Шмелев. – За мной бегом, марш! А с тобой, пацан, я потом поговорю... Серегин усмехнулся и сплюнул на песок. Шмель зло пнул под зад замешкавшегося Лисенкова.
Вернувшись собирать парашюты, разведчики осмотрели результаты работы «Дождей». Землю будто вспахали, подготовив к севу, только вместо семян пашню нашпиговали латунными гильзами. Почти все фанерные силуэты, обрезки досок и куски шифера, патронные ящики – были пробиты пулями. Плотность поражения была очень высокой, и окопы не спасали: лежащие на дне муляжи тоже имели пробоины.
– Ну как, впечатляет? – спросил Деревянко. Хотя замкомвзвода Чувак в учениях не участвовал, и управление взводом было затруднено, три его группы выполнили задание на «отлично», и лейтенанта это явно радовало.
– Молодцы, все вышло красиво! Объявляю благодарность старшим групп – Шмелю, Зонту и Прыгуну. С сержанта Шмелева снимаю ранее наложенное взыскание. Всем спасибо за красивую работу.
– Служим Советскому Союзу! – с энтузиазмом гаркнули разведчики.
– А теперь слушай вводную: противник высадил разведгруппу в районе «А-3». Для уничтожения разведгруппы противника в район «А-3» бегом – марш!
Названный район находился в двух километрах от полигона, там ожидали машины для возвращения в часть. Прийти туда можно было обычным или маршевым шагом, а можно было – бегом. Деревянко выбрал последний вариант, чтобы не расслаблялись. Матерясь вполголоса, разведчики рванули в квадрат «А-3».
Отчитываясь за израсходованные патроны, Вольф утаил три штуки. На всякий случай. Мало ли как обернется. А взять будто бы для чистки автомат дело нехитрое...
После сдачи оружия им дали два часа на отдых и приведение себя в порядок. Пропахшие потом, порохом и гарью, уставшие бойцы направились в казарму за полотенцами. Настроение у всех было приподнятым – сказывалась эйфория от удачных прыжков, преодоленных страхов и избегнутой смертельной опасности.
– Разведка – ура! – крикнул кто-то.
– Ура! Ура! – отозвались три десятка здоровых молодых глоток и принялись скандировать: – Раз-вед-ка! Раз-вед-ка! Раз-вед-ка!
– Дембель – ура! – выкрикнул Шмель.
– Ура! Ура! Дем-бель! Дем-бель! – еще громче закричали и «старики» и молодые.
– У разведки все классно! – охваченный общим порывом, крикнул Вольф. Спрятанные в сапоге патроны придавали ему силу и уверенность. Даже разболевшаяся нога не портила настроения.
– Если горячая вода будет – вообще класс, – размечтался вслух Бритый Гусь.
– Прям-таки! Что тебе сегодня – банный день? И холодной вымоешься!
Навстречу взводу попался Синявский в расстегнутой до пупка форме.
– Скорей, парни, мы бойлер раскочегарили, вода – кипяток! – с радостной улыбкой сообщил он. Служа на непыльном месте, он испытывал вину перед товарищами и при каждом удобном случае пытался ее искупить.
– Хозобслуге – ура! – крикнул Звон. Но его никто не поддержал.
– Ура-то ура, только почему ты в бане в плавках ходишь? – оседлал Шмель своего любимого конька. – Все голяком, а ты в плавках! Что там у тебя особенного? Покажешь как-нибудь?
Разведчики засмеялись, Синявский смутился.
– Кончай, Шмель, чего ты...
На пороге казармы Вольфа отозвал в сторонку старшина Рогаль. В руке он держал какой-то конверт.
– Слушай, Волков, есть поручение! – часто мигая, будто подмигивая одновременно двумя глазами, сказал старшина. По сути своей он был добродушный мужик и относился к солдатам по-человечески, что со стороны командиров любого ранга встречалось нечасто.
– Какие поручения! – возмутился Вольф. – Только с прыжков, в душ надо. И вообще еле на ногах стою... Что, больше никого найти нельзя? Вон вторая рота не прыгала... Или я крайний?
– Да нет, тут делов на пять минут, – Рогаль понизил голос. – Чучканов в командировке, его зарплату надо жене отнести – учительше-англичанке. Ты ж ее знаешь?
У Вольфа перехватило дух. Усталость прошла, горячий душ мигом потерял свою притягательность.
– Конечно, знаю. Я ж у нее занимаюсь...
– Ото ж... Сходи, тебе нетрудно... – Старшина протянул конверт. – Передай, и все, а он приедет – распишется. Во втором доме они живут, восьмая квартира. На пять минут делов. Сделаешь?
Вольф как можно безразличней пожал плечами.
– Ну ладно. Раз надо... Сделаю.
От казармы до нужной квартиры он долетел вмиг, словно пуля, ничего не видя по сторонам и ни о чем не думая, опомнился уже на чисто вымытой лестничной площадке возле обитой дерматином двери с затейливой цифрой 8 на ромбовидной латунной табличке. Мелодично звякнул звонок, дверь распахнулась.
Софья Васильевна была в коротком халатике и шлепанцах, на руках длинные, по локоть, резиновые перчатки.
– Володя? Заходите!
Приветливая улыбка и ни малейшего удивления, будто он приходил каждый день.
– Не обращайте внимания на мой вид я убираюсь, – Софья Васильевна тыльной стороной перчатки поправила челку – Вы, наверное, хотите что-то перевести?
– Нет, я это... Я вам зарплату принес... Не вам, а Чучканову... То есть товарищу полковнику... В общем, вот...
Вольф протянул конверт. И вдруг увидел себя со стороны. Потный, всклокоченный, косноязычный, в мятой, пахнущей гарью форме и нечищеных пыльных сапогах, с которых насыпался песок на аккуратно расстеленный у порога половичок... Инородное тело, чужеродный предмет в этой чисто убранной квартире, посмещище для аккуратной хозяйки... Он влез в чужой мир, в котором рядовому Вольфу не было места, и все, что приходило ему в голову раньше, все, о чем он думал, на что надеялся, что видел во сне, – только болезненный бред... Он никогда не был в раю, и то, что произошло вчера в школе, ровно ничего не значило, да, может, ничего не было вообще...
– Ну, я пошел...
Цветная яркая лента надежд и мечтаний сейчас должна была оборваться, оставив только черно-белую реальность беспросветной армейской службы. Но...
– Куда ты? – искренне удивилась Софья Васильевна и, зажав конверт под мышкой, принялась стаскивать перчатки. – Сейчас будем обедать. Как ты вчера выбрался? Я так боялась, что ты упадешь...
Тонкая резина выворачивалась, растягивалась и с треском слетала с влажных распаренных пальцев. Цветное кино продолжалось, и Вольф понял, что если бы пленка оборвалась вежливым «до свидания» и щелчком дверного замка то он прошел бы в оружейку, взял автомат и застрелился.
– Ой, я говорю то на «вы», то на «ты»... Это ничего?
Широко распахнутые зеленые глаза смотрели по-девчоночьи наивно.
Скованность и неуверенность прошли бесследно. С тем же чувством отчаянной решимости, с какой Вольф бросался в драку, прыгал в распахнутый самолетный люк, рвался в атаку под свист пуль, поджигал короткий бикфордов шнур тротилового заряда, с тем же чувством он ударил всем телом в невидимый экран, на котором крутился красочный фильм, прорываясь в мечту и из зрителя становясь участником чудесного кино.
Ладони, запястья, предплечья Софьи Васильевны неприятно пахли резиной, но он не обращал на это внимания, неистово целуя ангельские руки, плечи, шею... Она замерла, плотно зажмурив глаза, вздрагивая всем телом и тихонько ойкая. Эта дрожь и ойканье подсказывали, что он на правильном пути, и поощряли к дальнейшим действиям. Он покрыл поцелуями милое побледневшее лицо, нащупал губы, и они раскрылись навстречу его неумелому рту.
