Шепчущие - Коннолли Джон
– Толкнул его к двери. Парень в коляске сделать, конечно, ничего не мог, только на тормоз нажать. Он бы, наверное, на пол свалился, но Тобиас его поддержал. А потом они просто взяли и вынесли его вместе с коляской на улицу. Нехорошо с человеком обошлись. Недостойно. Напомнили, что он никто. Думаю, им самим это не понравилось – никто не смеялся, двое даже глаз не поднимали, но что сделано, то сделано. В общем, не заслужил парень такого унижения.
– Его звали Бобби Жандро?
– Верно. Вроде бы служил вместе с Дэмиеном Пэтчетом. Слышал, он и жизнью Дэмиену обязан. Я потом вышел посмотреть, все ли в порядке, но он от помощи отказался. Понимаешь, его унизили. А помощь ему нужна, я это понял. Парень уже покатился вниз. Ну так что, теперь ты знаешь больше, чем когда пришел сюда?
– Да. Спасибо.
Он кивнул.
– Мне где-то даже хотелось, чтобы у них получилось. У Тобиаса, у тех, кто ему помогает… Чтобы у них все вышло.
– А теперь?
– Теперь не хочу. Будь осторожен, Чарли. Им не понравится, что ты суешь нос в их дела.
– Они уже меня предупредили, топили в бочке из-под нефти.
– Да? И как, у них получилось?
– Не очень хорошо. Тот, что разговаривал, вежливый, с южным акцентом. Если есть мысли, кто это может быть, с удовольствием послушаю.
* * *В тот же день я попытался дозвониться Кэрри Сандерс в «Тогус», но попал на автоответчик. Тогда я позвонил в «Сентинел Игл», еженедельную газету в Ороно, и получил от редактора отдела новостей номер сотового фотографа Джорджа Эберли. Эберли в штате газеты не состоял и работал фрилансером. Он ответил после второго гудка и, когда я сказал, что мне нужно, с удовольствием согласился поговорить.
– Все было согласовано с Беннетом Пэтчетом. Он сообщил о моих намерениях другим членам семьи. Я сказал, что это будет в память о его сыне, и я попробую связать всех с другими семьями, потерявшими на войне сыновей и дочерей или отцов и матерей. Беннет понял меня. Я пообещал, что не буду навязываться, привлекать к себе внимание, и держался в сторонке. Меня никто не замечал, пока не появилась эта кучка громил.
– Они объяснили, что их не устраивает?
– Сказали, что это частная церемония. Когда я указал, что имею разрешение семьи, один из них попытался отобрать у меня камеру, а остальные его прикрывали. Я отступил, и какой-то парень, здоровяк без двух пальцев, схватил меня за руку и велел уничтожить все фотографии, на которых не было родственников. Пообещал, если я не сделаю этого, разбить камеру, а потом найти меня и сломать уже что-нибудь мне. Что-нибудь такое, что, в отличие от объектива, нельзя заменить.
– И вы уничтожили фотографии?
– Черта с два. У меня новый «Никон». Машина сложная, если не знать, что делаешь. Я нажал пару кнопок, закрыл экран и сказал, что ничего больше нет. Они меня отпустили. Вот и все.
– А взглянуть на эти фотографии можно?
– Конечно, почему бы нет.
Я дал ему адрес своей электронной почты, и он пообещал прислать фотографии, как только доберется до компьютера.
– Знаете, – добавил Эберли, – была ведь еще связь между Дэмиеном Пэтчетом и неким капралом, Берни Крамером, покончившим самоубийством в Канаде.
– Да, знаю. Они служили вместе.
– Семья Крамер приехала из Огайо. После его смерти мы опубликовали кое-что из написанного им. Сестра попросила. Она все еще живет здесь. Сказать по правде, тогда-то я и задумал весь этот фотопроект. Статья наделала немало шума, военные предъявили претензии редактору.
– И о чем же писал Крамер?
– О ПТСР. Посттравматическое стрессовое расстройство. Я перешлю вам материал вместе с фотографиями.
Письмо от Эберли пришло через два часа, когда я готовил стейк на обед. Я снял с огня сковородку и поставил в сторону охладиться.
Заметка Берни Крамера была короткая, но емкая. В ней рассказывалось о его борьбе с тем, что он принимал за посттравматическое расстройство – паранойей, недоверием, приливами страха, – и приведшем его в бешенство отказе военных признать ПТСР военной травмой, а не просто недугом. Заметка была частью большого письма редактору газеты, письма, которое так и не было отослано. Тем не менее редактор оценил его потенциал и опубликовал на своей страничке. Особенно сильное впечатление произвело описание Крамером пребывания в пересыльной части в Форт-Брэгге. Из него следовало, что Форт-Брэгг использовался как отстойник для солдат, злоупотреблявших наркотиками, и постоянная смена штата означала, что награды, выписки и церемония выхода в отставку просто игнорировались. «К тому времени, когда мы вернулись домой, о нас уже забыли», – делал вывод Крамер.
Понятно, что зафиксированные откровения одного из бывших военнослужащих не могли обрадовать военное руководство, хотя в солдатских блогах описывались факты и похуже. Тем не менее маленькая провинциальная газета была легкой мишенью для любого военного пресс-атташе, поставившего целью выслужиться перед начальством.
Я распечатал статью и добавил документ к уже собранным материалам, касавшимся смерти Бретта Харлана и его жены Маргарет. Сделал для себя пометку о ПТСР и самоубийствах среди военных. И наконец просмотрел фотографии, сделанные Эберли на похоронах Дэмиена. Лица напавших на него, в том числе и Джоэла Тобиаса, фотограф обвел кружками. Чернокожий среди них был только один, и я решил, что это, вероятно, и есть Вернон. Я проверил фотопринтер, убедился в наличии бумаги и распечатал лучшие фотографии. Теперь мне нужно было узнать имена остальных. Помочь в этом мог бы Роналд Стрейдир, и я отправил ему несколько фотографий. Эберли также прислал номер телефона сестры Берни Крамера, Лорен Фэннан. Я позвонил ей, и мы поговорили. Она рассказала, что Берни вернулся из Ирака «больным», и в следующие месяцы его состояние неуклонно ухудшалось. У нее сложилось впечатление, что на брата оказывали давление, что его убеждали не рассказывать о своих проблемах, но кто именно оказывал это давление, военные или его же приятели, она не знала.
– Почему вы так говорите? – спросил я.
– У него был друг, Джоэл Тобиас. Они вместе служили в Ираке. Именно из-за Тобиаса Берни и оказался в Квебеке. Брат хорошо говорил на французском и делал там что-то для Тобиаса. Что-то связанное с перевозками. Берни принимал лекарства, помогавшие ему уснуть, и Тобиас сказал, чтобы он отказался от пирема, потому что из-за лекарств Берни не всегда справлялся с работой.
Если Джоэл Тобиас велел Берни Крамеру отказаться от лекарств, мешавших ему исполнять предписанные обязанности, то, не исключено, что из-за него и Дэмиен Пэтчет бросил принимать тразодон…
– Берни получал профессиональную помощь?
– По-моему, какую-то помощь брат получал – я сужу об этом по тому, как он говорил о своем состоянии, – но от кого, не знаю. После смерти Берни я позвонила Тобиасу и сказала, что его присутствие на похоронах нежелательно, так что он не пришел. Больше я Тобиаса не видела. Письмо, в котором брат писал о своем недуге, я нашла среди его личных бумаг и решила переслать в газету, потому что люди должны знать, как наше правительство обошлось с ветеранами. Берни был хорошим человеком, мягким, добрым. Он не заслужил такой участи.
– Вы упомянули личные бумаги Берни. Они еще у вас?
– Кое-что я сохранила. Остальное сожгла.
В них что-то было.
– А почему вы их сожгли, миссис Фэннан?
Она расплакалась, и дальше из-за ее всхлипываний не все можно было разобрать.
– Он исписал страницы… это безумие… как он слышит голоса, видит всякое. Я думала, это результат болезни, но это было так ужасно… словно записки сумасшедшего. Я не хотела, чтобы это прочел кто-нибудь еще, потому что тогда весь этот ужас отвлек бы внимание от письма. Берни писал о демонах, о том, что его преследуют. Полная бессмыслица. Бред.
Я поблагодарил ее и дал отбой. В почтовый ящик упало письмо от Роналда Стрейдира. Он распечатал одну из фотографий, пометил ее, отсканировал и прислал мне. Фотографию сопровождала короткая записка.
