Сокровище антиквара - Бушков Александр Александрович
– Ну, не совсем при схожих… Чепурнов просто оставил все мне. При условии, что я кое-какую долю отдам его родственникам. Не особенно большую - он с ними был не в лучших отношениях, знаете ли…
– Слышал, слышал, - сказал майор. - Означенные родственники до сих пор в УВД ходят и жалуются, что вы их, как бы это поделикатнее… Ну, одним словом, не все им передали, что покойный завещал.
– Ровно столько, сколько он просил, - сказал Смолин. - Если бы он хотел, чтобы я им отдал гораздо больше, то упомянул бы в завещании, верно?
– У него пока не было ощущения, что он оправдывается, но беседа уклонялась куда-то не туда, и это Смолину крайне не нравилось.
– В конце концов, это не мое дело, - сказал майор примирительно. - Они в другие отделы ходят, я просто слышал краем уха… Мол, некий Смолин… - на его лице отразилась искренняя досада, искреннее сожаление. - Точно, Смолин… Вы ж фамилию меняли… А я не подумал, написал на автомате - мол, товарищ Гринберг не был, не привлекался… Вы уж извините душевно, но, еще Смолиным будучи, вы вроде были под судом неоднократно? Да?
Он так простодушно таращился, что Смолин впервые задумался: не высвистеть ли адвоката, не вспомнить ли про «пять-один» Конституции? Точно, подвохи пошли…
– Было дело.
– А точнее можно? Смолин неохотно сказал:
– Три судимости.
– А отсидками сколько из них закончились?
–Две.
– Бывает, - сказал майор. - Грехи молодости, а?
– Именно, - сухо сказал Смолин. - Все судимости давно погашены с соблюдением всех юридических формальностей, так что…
– Да что ж вы нервничаете! - воскликнул майор с деланным участием. - Просто-напросто ошибочка вышла… Вы ж не говорили, будто не судились и не сидели, это я на автомате написал, а вы промолчали… Что ж не сказали? Теперь исправления вносить придется. Неудобно была солидному человеку вспоминать про грехи молодости, а?
– Что-то вроде, - сказал Смолин. Майор давненько уже ничего не писал, даже ручку отложил. Сидел и разглядывал Смолина с непонятным выражением.
– Ну, это ерунда… - сказал он. - Исправим, минута делов… можно вопросик, не имеющий отношения к протоколу?
– Бога ради, - сказал Смолин.
– Вон там у вас во дворе, с лопатой шебаршится… Это не гражданин ли Михаил Иванович Зуев с погонялом Глыба? Интересный такой гражданин, с целой коллекцией судимостей и сроков…
Играть в молчанку было глупо - проверить они могли в течение полминуты: кликнуть Глыбу, документики попросить…
– Ну да, он самый, - сказал Смолин. - А что, тут какое-то нарушение законов? Он по данному адресу зарегистрирован должным образом, противозаконного ничего не совершал…
– Завязал?
– А что, так не бывает? - спросил Смолин.
– Да бывает, сплошь и рядом… Он теперь, значит, у вас живет и, как я наблюдаю, честно работает?
– А куда ему еще деться? - сказал Смолин. - Коли по всей стране ни кола ни двора. - И вы его, значит, благородно приютили… Это было произнесено без малейшей иронии, но она все равно явственно чувствовалась в воздухе.
– Ну и что? - спросил Смолин сухо.
– Да ничего. Вы с ним вроде вместе сидели?
– Было дело.
– Понятненько. А раз приютили, значит, и тогда еще были в хороших отношениях?
– Ну и что? - пожал плечами Смолин.
– Да ничего, ничего… Ладно, не будем отвлекаться, закончим побыстрее, что мне вас-то держать… Да и у меня дел полно, свидетелей - невероятное количество, все, кто покойного знал, сталкивался, пересекался… Заметный в Шантарске был человек, начальство землю роет и настрого предупредило насчет того, чтобы - никакого формального отношения, чтобы всерьез гада искали… Есть еще формализм в нашей работе, есть, не изжит целиком… Василий Яковлевич, а не припомните, где вы были восьмого августа часиков с пятнадцати до восемнадцати?
Он быстро написал две строчки - несомненно, только что заданный вопрос. Не отрывая ручки от бумаги, уставился на Смолина с явным нетерпением.
Смолин понял практически сразу же. Потому что это были дата и примерное время убийства Шевалье.
Он не испугался, не запаниковал, никаких эмоций и буйной пляски мыслей. Голова работала холодно и четко.
Вот, значит, как… Даже так… С-суки…
Разумеется, ответить он мог моментально и обстоятельно… и никак не мог. Потому что ответ (доподлинная правда) звучал бы следующим образом: «Восьмого августа, где-то с полвторого до шести с копейками я был занят сделкой с проживающим в Шантарске гражданином Яшиным Михаилом Денисовичем, широко известным в узких кругах коллекционером. Означенному гражданину я продал четыре единицы холодного оружия, двуствольный бельгийский карманный пистолет с откидным штыком, а также ордена: австро-венгерский рыцарский крест ордена Франца-Иосифа, два Железных креста, Третьего рейха и Германской империи, а так же орден Ленина и две Славы, третьей степени и второй».
Но кто бы из антикваров в здравом уме и трезвом рассудке стал бы выкладывать такую правду менту? Здесь что ни фразочка, то статья, а в сумме - три статьи. Советские награды - раз, холодняк - два, огнестрел - четыре. Бельгийский пистолетик был капсюльным, середины девятнадцатого века, но в соответствии с буквой закона он несомненно являл собой огнестрельное оружие, поскольку был в исправнейшем состоянии: насыпь пороха, забей пулю, подбери подходящие капсюли - и пали из обеих стволов… Так что о правде и заикаться не следовало.
– Не помню, - сказал Смолин, изобразив на лице старательное раздумье. - Вроде бы обычными делами, в магазине был, кажется. Кто ж вот так помнит обычные дни… Две недели прошло…
– А подумать? - на сей раз в голосе майора явственно прозвучали некие металлические оттенки.
– Сказал же, совершенно не помню.
– Так и записываем?
– Так и записываем, - твердо сказал Смолин.
– Записываем… - майор принялся писать. - Ну, собственно… У меня и все. Вот разве только исправим насчет суда и следствия… тут зачеркнем, а тут напишем: «по вине составителя протокола были допущены неточности»… и рядом - точности… Три судимости, две отсидки… У меня все, Василий Яковлевич. Прочитайте, распишитесь, только сначала напишите… или забыли уже, что там пишется? - его голос вновь стал бесстрастным.
– Помню, представьте себе, - сказал Смолин, старательно читая протокол. - С моих слов записано верно, мною прочитано…
Он расписался внизу каждого листа, а на последнем, как и следовало, изобразил на треть страницы размашистый «знак Зорро».
– Ну вот и все, собственно, - сказал майор, захлопывая папочку, поднимаясь. - Извините за беспокойство, служба такая…
Он обаятельно улыбнулся Смолину и направился к двери. Тот что в форме, подзадержался, взял Смолина за локоть и душевным таким тоном поинтересовался:
– Василий Яковлевич, вы в ближайшее время из Шантарска никуда временно выезжать не собираетесь?
– Да вроде бы нет, - сказал Смолин. - Нет такой надобности.
Собеседник еще задушевнее, с открытой и дружелюбной улыбкой продолжал:
– Даже если возникнет такая необходимость, вы уж, пожалуйста, пока воздержитесь… Идет? На некоторое время.
И воззрился явно вопросительно. Ждал, не начнет ли Смолин возмущаться, качать права, вообще задавать вопросы и проявлять эмоции.
А вот те хрен… Смолин ограничился тем, что с непроницаемым лицом ответил:
– Хорошо. Воздержусь. Скажете, когда можно будет?
– Обязательно, - кивнул тот, сразу видно, разочарованный.
Он даже задержался у стола, но Смолин с тем же непроницаемым лицом произнес:
– Пойдемте?
И первым шагнул к двери, недвусмысленно указывая дорогу.
Захлопнув калитку за незваными гостями и задвинув массивную щеколду, Смолин постоял без движения, потом тихонечко грязно выругался, повернулся и неторопливо побрел во двор. Плюхнулся на скамеечку, достал сигареты - пальцы, конечно, не тряслись, но настроение было препоганейшее…
Глыба, с размаху всадив лопату в захрустевший щебень, тут же подошел и с самым живейшим интересом спросил:
