Анатолий Гончар - Боевой выход
– Ну да… – спешно согласился Калинин и, дернув за рукав стоявшего тут же Юдина, отправился к своей тройке.
– Центр – Лесу, Центр – Лесу. Прием, – зазвучал в эфире голос рядового Каретникова.
О том, что группа ведет бой, он уже сообщил, что ведется преследование противника – тоже, а вот от дополнительно задаваемых вопросов, все время оставаясь на связи, умело отмалчивался. Сейчас же, получив от группника подробную инструкцию, а точнее, записав все в блокнот радиста, он начал, тщательно сверяясь с записанным текстом, передавать информацию в ждущий его сообщений отряд.
– Да-да, – повторял он, – один «трехсотый». Да, старший сержант Шадрин. Тяжелый? Да. – И от себя: – Но терпимо, опасности для жизни нет. Сознание не терял, кровопотеря небольшая, литра полтора.
Радист рассуждал так, как будто он был доктором. Впрочем, он был уверен, что у сержанта все хорошо, ведь раненого осмотрел сам группник и вынес вердикт: «жить будет». Все три попавшие в Шадрина пули прошли по касательной. Одна (похоже, в тот момент, когда старший сержант, обернувшись вполоборота, вскочил на ноги) наискось прошла по спине, слегка черканув лопатку; вторая цепанула по ребрам. Это, наверное, когда он сшиб Довыденко, оказавшись на его месте. И третья, доставшаяся ему уже в падении, прошила левую руку, распоров мякоть от плеча до локтя. Еще одна пуля, четвертая, но ее Ефимов уже не считал, выдрав клок волос, содрала кожу на голове и умчалась в неизвестность.
– Тебе бы в армии всю жизнь служить! – только и заметил он, когда осмотр раненого был закончен.
– Это почему же? – удивленно переспросил морщившийся от боли Шадрин.
– Да голова у тебя подходящая – дубовая. Даже пули на рикошет идут, – ответил Ефимов и, улыбаясь, ушел проверять выставленное на ночь охранение.
И вот теперь в его отсутствие радист сидел перед радиостанцией и, не зная, как толком сформулировать состояние раненого, нес откровенную чушь. Наконец-то на том конце провода поняли, что ничего путного от него не добьются, и перешли на другие интересовавшие руководство вопросы.
Когда обстоятельный доклад был закончен, Костик облегченно перевел дух и уже хотел было отключить радиостанцию, когда его снова запросил «Центр».
– Вынести раненого и трупы самостоятельно сможете? Прием.
– Скажи, сможем, – вмешался в разговор уже вернувшийся и подошедший к своей дневке Ефимов.
– Да, сможем, – короткий ответ и новое сообщение от «Центра»:
– …второй группе эвакуация по координатам Х… У…
– А я? А меня? – почти тотчас возопил в эфире голос Гуревича, так и не успевшего добраться до места боестолкновения.
– …Первая группа остается еще на одни сутки. Задача: найти базу противника.
– Нет, вы погодите, мы вторые сутки не жрамши! – протестовал в эфире капитан Гуревич, недоумевая и шизея от такой несправедливости. Но его, похоже, уже никто не слушал.
Ефимовская группа в густеющих сумерках двинулась к месту эвакуации, а бойцы группы капитана Гуревича остались в лесу еще на одну ночь, чтобы к десяти часам утра, голодные и уставшие, выбраться к месту вчерашнего боестолкновения и, ориентируясь по едва видимым приметам, двинуться по следам отступившего противника.
Уже ближе к обеду первая группа первой роты после продолжительного перехода взобралась на очередной хребет и, стараясь держаться как можно ближе к обрывистому краю, медленно поползла к югу. Где-то там, по всем раскладам, и должна была находиться вражеская база. Ее просто не могло там не быть. Последний раз замеченные головняком следы вели именно в этом направлении. Если будет база, значит, будут вражеские трупы и, возможно, раненые. Их не могли нести до бесконечности. Базу необходимо обнаружить, смять сопротивляющихся и захватить тех, кто предпочтет плен смерти. Для этого спецназовцев и оставили еще на одни сутки. Именно поэтому он, капитан Гуревич, и его группа, усталые и злые, не выспавшиеся и голодные, упрямо шли вперед. Найти, догнать, уничтожить. Гребаная база, гребаные «чехи»!
Шли медленно, осторожно, высматривая, куда и как ступить – если тут база, то обязательно есть мины. Их не надо искать, их надо обойти. Игорь считал, что база уже совсем близко и подходов к ней два: только так, по хребту, или там, снизу по заросшей кустарником, заваленной упавшими, сгнившими от вечной сырости деревьями лощине. Где ни иди – все плохо. Можно было бы двигаться понизу, там нажимниками всего не перекроешь, но самое то – установить растяжку. Да, собственно, и растяжка там ни к чему – выходить лощиной (поднимаясь снизу вверх) на базу, почти наверняка расположенную на окруженном сузившимися хребтами взгорке, опутанном рядами переплетающихся меж собой окопов, может додуматься только ничего не соображающий глупец или безумец, слишком верующий в свою удачу. Гуревич не был ни глупцом, ни безумцем, но будь его воля, он вообще не пошел бы сам и не повел сюда своих людей, – а не пожалел бы авиабомб и накрыл сразу полквадрата, не оставив среди поломанных, изувеченных деревьев ни единого шанса уцелеть спрятавшейся здесь банде. Но деньги, деньги! Самолетовылет дороже человеческой жизни, и потому они шли. Упрямо шли дальше, стараясь глядеть под ноги, но все же больше направляя свой взгляд вперед и по сторонам: мелькнет где-то впереди тень, щелкнет под чьей-то ногой сухая ветка, послышится чей-то шепот, и все: скользнут вниз предохранители, рассредоточатся, уйдут вправо-влево разведчики, зажимая в клещи огненной дуги забившегося в щели противника. И загремит, загромыхает по лесу многоголосая канонада, запахнет порохом и сгоревшей взрывчаткой разорвавшихся гранат, закричат люди, разбегутся по лесу напуганные громкими звуками звери. И кто-то умрет.
А пока группа капитана Гуревича шла по узкому карнизу нависающего над местностью хребта, не зная наверняка, но уж точно догадываясь, что вот здесь рядом, под ногами, стоят вражеские замыкатели. И ничего, совершенно ничего не могла противопоставить им, кроме своих глаз и опыта: миноискатель был вынут, собран и уложен обратно в чехол. Звенело буквально все – осколки некогда упавших здесь снарядов, зарытые в землю банки из-под консервов, специально разбросанные по хребту мелкие гвозди. Шедший первым сержант Романов выбирал путь, ведомый… нет, не опытом, а никому неведомым чутьем, инстинктом, находящимся на грани мистики. Он не искал дороги, он просто знал, куда со следующим шагом поставить ногу – ни вправо, ни влево, только сюда. А может, и не знал он ничего вовсе, а вело его вперед солдатское везение и благословение матери? Но он шел, и, ступая за ним след в след, торили свой путь и все остальные спецназовцы. А на толстом суку большого дерева сидела птица и, дожидаясь, когда же ей наконец-то представится возможность позавтракать, вертела из стороны в сторону своим черным тупым клювом.
Идущий в замыкании рядовой Носоев на мгновение отвлекся от ритмичного движения группы – что-то привлекло его внимание, навязчиво бросаясь в глаза. Он повел взглядом, и точно – на уровне лица, совсем рядом, только сделай шаг в сторону и протяни руку, висели орехи. Целая гроздь, четыре крупных, сросшихся между собой ореха. Зеленые, они еще не могли быть спелыми, но такие притягательные, домашние, такие же, как в его родной Воронежской области. Сорвать, отцепить зеленую шелуху, разгрызть неподатливую, вязнущую на зубах скорлупу, выковырять языком белое, еще не зрелое ядрышко. Соблазн оказался слишком велик. Носоев остановился и шагнул в сторону. Птица на ветке заинтересованно наклонила голову. Ступня стала опускаться на землю, касаясь небольшого холмика, неуловимо выделяющегося от окружающего зеленого пейзажа лишь своим еще более зеленым цветом. Птица подалась вперед. Она помнила, что прошлый раз именно в этом месте нагибался и поливал землю человек с тремя пальцами на левой руке. Подошва ботинка коснулась травы, смяла ее; разведчик наклонился вперед, перенося вес тела на только что поставленную ногу. Контакты нажимника пошли навстречу друг другу. Грохнуло. Эхо гулко стало разносить звук по всему лесу. Птица испуганно шарахнулась и перелетела на другое место. Впрочем, она уже не боялась – она привыкла, и она знала, что теперь ей уж точно будет чем поживиться.
– У первой группы подрыв. – Ворвавшийся в кубрик ротный зло бросил на кровать скомканную тельняшку. – Собирайся!
Пришедший с БЗ только вчера ночью, Ефимов безропотно встал и быстро через солдатскую половину палатки вышел в сторону плаца. Группа стиралась. Наверняка все уже замочено. Да и хрен с ним! Поедут в том, что есть.
– Дневальный, бегом в баню, вторая группа на выезд! В первой группе подрыв, – уже вдогонку убегающему дневальному сообщил он, чтобы бойцы сразу знали, что к чему, и не задавали глупых вопросов. В ПВД, кроме второй группы, других разведчиков сейчас не было. Первая, естественно, все еще оставалась в лесу, четвертая поехала на вывод третьей.
