Сергей Самаров - За нейтральной полосой
– Я жду вас, Сережа... Прошлый опыт говорит, что сотрудничество у нас получается... К сожалению, ваш отец, занятый тем же делом, находится в командировке...
– Я не на один день... Надеюсь, что смогу с ним встретиться...
ГЛАВА 8
1
Господин Кито вспоминает, что Циремпил не успел позавтракать. Если вспоминает это, значит, ему во всех подробностях доложили о происшедшем в доме профессора Родича. С мелочами, с описанием подноса, который профессор не успел поставить на стол, и, наверное, женского передника, что бедный Родич нацепил на себя, чтобы не испачкать костюм.
– Признаюсь, что неординарные события сегодняшнего утра полностью лишили меня аппетита... – отказывается Циремпил.
– Надеюсь, что к обеду он у вас все же появится... – господин Кито смотрит на часы, словно проверяет, сколько времени осталось до обеда, поднимается и, обернувшись через плечо, громко говорит что-то резкое в закрытую дверь.
Дверь открывается тут же, и появляются два тюремщика, что избивали Дашинимаева. Понятно, что они стояли прямо за дверью. Кито опять что-то говорит им, тюремщики молча кланяются.
– Эти люди тоже останутся со мной? – спрашивает Циремпил.
– Нет, – успокаивает господин Кито. – Они понадобятся мне в другом месте... А сейчас поднимемся на второй этаж. Надо привыкать к месту, где вам предстоит прожить достаточно долго, и там же продолжим нашу беседу.
Он идет первым. Циремпил выходит следом, но в дверях оборачивается. Смотрит на кресло, что доставило ему так мало удовольствия, потом выключает в комнате свет, словно недолгое пребывание в Германии научило его немецкой аккуратности, и он уже начал чувствовать себя здесь почти хозяином, поскольку согласился пребывать в этом доме более двух месяцев. Господин Кито это видит и удовлетворенно улыбается, словно все понимает. Впрочем, он не знает, что Циремпил всегда любит порядок и отличается предельной аккуратностью в быту. Поэтому сам перед собой не кривит душой и не изображает чего-то нового.
Они идут... Тот же коридор, та же лестница, только движение уже в обратном направлении, и теперь никто силой не тащит Дашинимаева под локти, не проявляет в его отношении грубость и пренебрежение. Но настроение у Циремпила почему-то не улучшилось. Наверное, потому, что он понимает – ему отпустили на жизнь еще только два месяца, может быть, чуть больше, а потом все равно убьют. Сам господин Кито, не желая того, подтвердил опасения. Присутствие здесь Циремпила – это его алиби. Но если станет известно о существовании двойника, то алиби становится несуществующим. Значит, двойник должен исчезнуть без следа. Это логика убийц, а господин Кито, при всей своей рисованной доброте и душевности, всего-то заурядный убийца... Ну, может быть, и не заурядный, но убийца, которому непонятно такое слово, как жалость, когда дело касается его личной безопасности. Да и в других случаях ожидать жалости от террориста смешно, хотя каждый человек в положении Дашинимаева должен надеяться, что к нему все же проявят жалость.
Однако сам Циремпил понимает отлично, что надеждой на спасение, пришедшее со стороны, от добрых или жалостливых чужих рук, жить невозможно, следует и самому что-то сделать для продления собственной жизни. Почему-то так несправедливо получается, что в мире большинство людей – ведомые, словно лишенные собственной воли. Это он знает из наблюдений за окружающими. Они всегда ждут, что кто-то им скажет и укажет, как следует себя вести, что предпринимать в определенных обстоятельствах. И все не потому, что они ленивы, а только потому, что они боятся принять на себя ответственность. Кто не боится, кто готов за себя отвечать, кто готов сам решать, как ему жить и жить ли вообще, тот и получает в награду удачу.
Циремпилу дан срок. Два с небольшим месяца. При этом следует понимать, что террорист господин Кито вполне может хитрить. Не такой он человек, чтобы доверять всем, и наверняка не доверяет Циремпилу. И потому, обозначая свой отъезд в два с лишним месяца, он вполне может рассчитывать вернуться через полтора, а то и через месяц, чтобы не дать возможности Дашинимаеву подготовиться к принятию необходимых мер к своему спасению.
* * *Второй этаж дома напоминает собой жилище восточного человека. Перегородки в комнатах выполнены в японском, а совсем не в немецком стиле – сделаны из бумаги. На полу жесткие циновки из рисовой соломы и маленькие столики на коротких ножках. Только сейчас Циремпил определяет национальность господина Кито – по этому стилю, отличному от большинства азиатских. Бурятский быт совсем другой, но все же он схож с японским стремлением расположиться ближе к земле и потому не утомляет. Тем не менее необходимость садиться подгибая под себя ноги сразу отдается в душе Дашинимаева ностальгическими нотками. Вспоминается дед-пастух в степи под Борзей, вспоминаются детские поездки к нему, дедовская юрта, покрытая внутри простенькими домоткаными коврами в несколько слоев. Это воспоминание приятно, и Циремпил охотно подчиняется жесту господина Кито, приглашающего присесть.
Циремпил садится и трогает пальцем бумагу стены. Она напоминает чертежную кальку, провощена и жестка. Опять откуда-то выплывает давно забытое: японское хокку[22] с названием чуть ли не более длинным, чем само стихотворение, – «Вспоминая умершего ребенка». И Циремпил цитирует протяжным печальным голосом:
Больше некому делатьпальцем дырки в бумаге окон,но как холодно в доме...
Господин Кито оборачивается через плечо и коротко смотрит на окно. Окна, как и наружные стены, здесь вполне германские. Основательные.
– Я вижу, вы знакомы даже с японской поэзией. Приятно иметь дело с культурным человеком. Однако я обязан вас предупредить, что окна в этом доме не просто не бумажные. Они выполнены из бронированного стекла на случай непредвиденных обстоятельств и открываются только сложными ключами. Разбить стекло и проникнуть в дом через окно невозможно. Обыкновенная пуля – пистолетная, автоматная – это стекло не пробьет. Только пуля крупнокалиберного пулемета... Это я предупреждаю вас – беспокоиться не стоит, безопасность в этом доме вам гарантирована.
Циремпил отлично понимает речь господина Кито. Он тоже восточный человек, и восточные иносказания понятны ему прекрасно. Хозяин говорит не о безопасности, а о том, что невозможно разбить стекло и бежать через окно. Вот и все...
– Кроме того, – предупреждает хозяин, – все комнаты оборудованы скрытыми инфракрасными камерами, и изображение днем и ночью идет на мониторы внутренней охраны. Проникновение в дом постороннего человека, даже если это каким-то образом станет возможным, а я утверждаю, что это невозможно, сразу будет зафиксировано, и охрана примет соответствующие меры.
И это тоже звучит скрытым предупреждением Дашинимаеву о бесполезности принятия каких-то мер к побегу. Инфракрасные камеры видят в темноте так же, как днем, значит, и ночь ему не помощница. Все предусмотрено!
Только в самом ли деле все?
Никогда не бывает возможным предусмотреть все.
Всегда, при желании, можно найти слабое место.
Даже у того же бронированного стекла существует критическая точка, при ударе в которую стекло рассыпается на мелкие кусочки. Так и в любом другом деле.
Значит, стоит искать слабое место. Никто не придет специально для того, чтобы любезно показать Циремпилу критическую точку его окружения и план избавления от плена. Ее, эту точку, следует искать самому... Бывают, конечно, случаи, когда помощь приходит извне, неожиданно... Но и она приходит только к тому, кто постоянно думает об этом, кто ждет этой помощи и ищет ее, – именно так гласит восточная мудрость. Подобное притягивается подобным. И в христианстве говорится об этом же – «ищите и обрящете»...
Циремпил знает, что он будет искать и обязательно найдет.
Он не знает, где будет искать. Он будет искать везде! В слове, в жесте, во взгляде, в звуке и в отсутствии звука... За свою жизнь надо бороться. Если нет возможности бороться физическими методами, если не хватает сил на открытое сопротивление, потому что открытое сопротивление будет означать немедленную смерть, значит, надо искать другие пути и уверять себя, что они найдутся...
Терпение... Восточное терпение...
Вот что поможет ему.
2
Ближе к вечеру пошел мокрый снег, и движение по городу стало более затрудненным. Доктор еще раз звонит майору Леонченко:
– Виктор Викторович... Что-нибудь новое по вашим пострадавшим офицерам появилось?
– Пока ничего. «Мертвая зона», честное слово... Ведут себя молодцом... Пытаются помочь, хотя состояние тяжелое и знают, что жить им осталось всего несколько часов... С ними постоянно находится наш сотрудник на случай, если что-то вспомнят...
– Не нашли ту банку от пепси?
– Что нам даст банка?.. Мы проверили другие банки в киоске... Никакого следа рицина...
