Сергей Зверев - Гамма-воин
— Господин? — Слуга подошел, как всегда, неслышно. — Господин? — тихо повторил он.
Любуясь птицей, Ле Жэнь, не оборачиваясь, проговорил:
— Наши друзья в Москве считают, что китайцам объявлена война. Но это не так! Я пошлю в Москву новых людей, и наш бизнес вновь зацветет…
— Но Сяо… — едва слышно выговорил слуга.
— Я знал Сяо двадцать лет из двадцати семи, отпущенных ему судьбой! — поднял палец Ле Жэнь. — Он был слишком горяч — это оправдывается его молодостью — и неосмотрителен — это уж ничем не оправдывается. Я скорблю о Сяо, но ничего не сделаю в ущерб бизнесу… Зачем лить кровь, если можно зарабатывать деньги?!
— Что же прикажет делать господин? — склонил голову слуга.
— Приготовьте богатые подарки для наших друзей из московской мэрии и полиции, — с усмешкой ответил Ле Жэнь. — Да-да, принеси еще немного хлеба для моей жемчужной красавицы!
— О, как вы мудры, господин!..
Утка захлопала крыльями, лукаво поглядывая на хозяина черным глазком.
«Шишкин лес» располагался хитро — на пригорке, укрытый купами тополей. Последние несколько десятков метров до периметра Артем прошел, не скрываясь и широко размахивая руками: не ровен час, пулю от часового схлопочешь. Вон там, где отсвечивает на солнце колючая проволока, спрятанная в листьях, и тонкая проволока звуковой сигнализации вроде той, что протягивают по стенке в изоляторах временного содержания, — где-то там прикорнул часовой… В другой раз Тарасов назло пробрался бы на территорию незамеченным и настучал бы по башке начальнику караула, но сегодня желания не было. Артем замедлил шаг.
— Стой! Кто идет? — донесся из-за кустов возглас.
Тренированный слух Артема различил щелчок: боец снял автомат с предохранителя.
— Майор Тарасов!
— Лечь! — резко скомандовал часовой, чей пятнистый камуфляж можно было различить между облитыми солнцем листьями.
Артем послушно растянулся на траве.
— Курить можно? — весело окликнул он бойца.
— Сейчас начальника караула вызову — он скажет, можно или нет, — угрожающе проговорил боец и забубнил в рацию.
Начкар — старший лейтенант из новеньких — примчался через три минуты.
— Здравия желаю! — узнав Тарасова, бросил он руку к козырьку кепи. — Почему не через КПП?
— Есть причины, — поднимаясь и отряхиваясь, ответил Артем. — Завитуша в штабе?
— Только что санитарную службу проводил — во второй роте случай дизентерии, так приезжали с проверкой…
Тарасов протопал в свой модуль и поскорее нырнул под душ. Через четверть часа, свежий, пахнущий одеколоном, он уже поднимался по ступенькам штаба. У ворот автопарка ему почудилась фигура Завитуши — тот куда-то торопился, прижав плечом к уху мобилку и листая на ходу какие-то бумажки.
— Командир батальона отсутствует, — заявил дежурный офицер, поднимаясь при появлении Тарасова. — Уехал в штаб округа.
— Только что его видел, — возразил Артем.
— Говорю вам: нет его! — отрезал дежурный.
— Хорошо, соедините меня с Москвой, линия двенадцать, — потребовал Тарасов, понимая, что спорить сейчас бесполезно.
— Идет профилактика, — сказал дежурный. — До шестнадцати ноль-ноль.
У штаба раздались голоса. Хлопнула дверца машины… Ни слова больше не говоря, Артем протянул руку и взял со стола дежурного мобильный телефон.
— Товарищ майор, вы что делаете! — возмущенно воскликнул тот и тут же получил несильный, но болезненный тычок ладонью в кадык.
Тарасов набрал прямой номер Ларичева, и тот мгновенно обрушился на Артема:
— Майор, мать твою! Где связь?! Тебя ищут — засветить не могут! Где тебя черт носит?!
— Я в «Шишкином лесу», товарищ генерал, — ангельским голосом пояснил Тарасов.
— Вали оттуда немедленно! — прокричал Ларичев. — Ко мне, в управление, быстро!..
Сзади замаячили темные фигуры. Чья-то рука рванула из рук Артема телефон.
Тарасов обернулся: неужели кто-то из своих?!
В коридоре стояли дюжие бойцы в черных масках с «каштанами» наперевес, а еще один — белесый тип в камуфляже, с непокрытой головой, напоминающий глиста, — изучающе-холодным взглядом рассматривал лицо Артема. За спинами гостей из ФСБ маячила постная рожа подполковника Завитуши.
Глава четырнадцатая. «В царство свободы дорогу…»
На Лубянку его не повезли. Амбалы в масках сковали Артема двумя парами наручников — на кисти и на щиколотки — и в таком неудобном положении втолкнули в микроавтобус, приткнувшийся к беленой глухой стене в укромном углу за штабом. Сопротивляться сейчас было бесполезно: срежут из «каштана» — не поморщатся, это им в кайф. Да и уж очень масленая улыбка была у глиста-фээсбэшника. Гад явно радовался тому, что все идет так, как ему хочется. Вечное противостояние силовых структур продолжается. А коллег предусмотрительный иудушка Завитуша отправил с глаз подальше…
Микроавтобус ехал долго, не спеша, а глист, сидящий напротив, сверлил Тарасова пристальным взглядом — наслаждался беспомощностью жертвы. Окна салона были черны как ночь, а от кабины их отделяла плотная занавеска. Жарко было, как в бане. Амбалы в масках отчаянно потели, но никто не проронил ни звука.
«Их специально таких набирают, отмороженных, или они такими становятся?» — по думал Тарасов.
Отвечая фээсбэшнику прямым спокойным взглядом, Артем не переставал по памяти следить за маршрутом их движения. Путь от «Шишкина леса» до трассы был один — грунтовка, и по нему машина колыхалась положенные двадцать минут. Но потом микроавтобус повернул не в сторону Москвы, а в противоположную. И чем дальше они отъезжали от Белокаменной, тем хуже представлял топографическую карту Тарасов. Вот, кажется, колеса качнулись на железнодорожном переезде — кстати прогудел хрипло тепловоз, — и полная неизвестность поглотила Артема.
Микроавтобус просигналил. В ответ загремели металлические ворота, хрипло залаял пес. «Ротвейлер, похоже», — отметил Тарасов.
Артема вытолкнули из машины. Справа и слева — серые бетонные стены с провисшим кольцом колючей проволоки, позади задница машины и дворик вроде пенала.
— Пошел! — разлепил губы один из бойцов в масках и ударил Тарасова прикладом между лопаток.
«Под каску тебя, сука, да в горы с автоматом и голодным брюхом!» — подумал майор.
Глист уже исчез в узкой темной двери спец объекта.
Помещение, куда пригнали Артема, глаз не радовало. Стеклянные блоки в оконных проемах дробили солнечный свет, делали его мертвенно-зеленоватым. Горели над желтым конторским столом лампы дневного света. Тарасова усадили, не расковав, на привинченный к полу стул, больно заломив руки; для верности накинули еще одни наручники, пропустив цепь в скобу на спинке стула. Через несколько минут явился давешний глист и, усевшись напротив, разложил на столешнице ноутбук.
И началась доверительная беседа. Фээсбэшник начал издалека:
— За что вы так не любите китайцев?
— Это вероятный противник России в будущей большой войне.
— И это повод отстреливать гостей Москвы?
— Не понимаю, о чем вы…
— Вы сказали, что не любите китайцев…
— Это не запрещено…
— Но вы же сказали, что не любите…
— Отвали, начальник, мне больше нечего сказать!
Глист с садистской улыбочкой глянул в лицо Тарасову, перевел взгляд на монитор.
— Не хотите со мной разговаривать — не надо! — проговорил фээсбэшник. — Мы сделаем вам укол, и вам станет значительно легче рассказывать…
Глист нажал кнопку, спрятанную под крышкой стола. В коридоре раздался глухой сигнал.
«Лихо Завитуша конкурента устраняет, — подумал Артем. — Хотя какой он мне конкурент… связист хренов…»
Спецназовцы «Гаммы» никогда не чурались допросов с пристрастием: ну, морду там разбить или стрельнуть в пол, так чтобы каблук у задержанного к черту отлетел… Но чтобы вот так — изуверски, с медицинскими штучками-дрючками — этого никогда не бывало. «Суки, на передовую вас, под пули! — зло подумал Тарасов и тут же остановил себя: — Не психуй, майор, — им того только и надо! Образуется…»
Образовался рядом медик в очках и воткнул Артему в локтевой сгиб иглу одноразового шприца. Скосив один глаз, Тарасов увидел, как бледно-розовая жидкость входит в вену.
Глист кивком отправил медика за дверь и уставился в экран ноутбука. Артем помнил рассказы тех, кому довелось побывать под пресловутой «сывороткой правды». Эта гадость поднимает давление, портит сердце, а главное — заставляет болтать без умолку и толку, как это бывает у пациента, выходящего из хирургического наркоза. Главное — повернуть мысли в любую сторону, кроме главной, чтобы чертова сыворотка не вытащила наружу самое сокровенное.
Загудело в голове — будто колокола ударили. Красной мутью подернулась пыточная комнатка, и сразу стало легко на душе. Артему захотелось тут же рассказать глисту, который вдруг стал необычайно симпатичным, о том, как в возрасте неполных двенадцати лет впервые понял, что на самом деле значат «очумелые ручки…»
