Александр Тамоников - Судьба офицера
Неожиданно из кустов, опоясавших территорию парка, на аллею выскочил солдат с вещевым мешком, который издавал характерный звук ударяющихся друг о друга полных бутылок. Солдат не заметил офицера, так как Запрелов шел вдоль арыка по темной стороне. Илья же узнал беглеца-самовольщика, им являлся курсант первого взвода его роты.
Запрелов тут же скомандовал:
— Уткин! Стоять!
От неожиданности курсант даже присел, затем рванулся обратно в кусты, но в последний момент, видимо, поняв всю бесполезность попыток скрыться, остановился. Капитан подошел к нему:
— Откуда путь держишь, Ваня?
За полгода Запрелов успел изучить подчиненный личный состав досконально и знал каждого не только по фамилии, но и по имени.
Курсант замялся:
— Так… я… это… в парк ходил!
— В парк? Но вход на КПП чуть далее будет. И что за вещмешок у тебя?
Уткин опустил голову.
Запрелов снял поклажу с его плеча, развязал тесемки. Внутри находилось четыре бутылки водки.
— Ясно! Уж не от тетки ли Насти несешь пойло? Или с «трех звонков»? Хотя нет, в этом случае ты к казарме заходил бы с другой стороны.
Солдат поднял на командира удивленный взгляд, спросив:
— А вы откуда про тетку Настю знаете?
Капитан усмехнулся:
— Мне по штату положено все знать! Так откуда водка?
— От тетки Насти!
— И кому несешь? Ну, ну, давай, говори, все одно узнаю.
Выдержав недолгую паузу, солдат тихо произнес:
— Сержантам.
— Кому конкретно?
— Доброхлебову, у него сегодня день рождения.
— С кем отмечает?
— В каптерке еще Мамихин, старшина Стоценко и курсант Гуревич.
— Дежурный по роте кто?
— Сам Доброхлебов.
— Вот как? А ответственного офицера что, нет в казарме?
— Почему нет? Есть, но он спит. Сначала с парторгом у вас в канцелярии пили, потом капитан Русанов ушел, а лейтенант Городин к сержантам перешел. Затем вырубился. В отсеке второго взвода спит.
Капитан удивился:
— Городин?
Удивился потому, что ответственным должен был быть Брадинский.
Курсант подтвердил:
— Так точно!
Запрелов приказал:
— Завязывай мешок и бегом к замполиту роты, знаешь, где он живет?
— Знаю! Но меня, товарищ капитан, сержанты прибьют.
— Не прибьют, Уткин, они никого уже не прибьют. Скажешь Чупанову, чтобы позвонил дежурному по батальону и сам следовал бы в роту. Как можно быстрее! Все понял?
— Так точно!
— Так чего стоишь? Одна нога здесь, другая там, бегом марш!
Рядовой пробежал в сторону военного городка. Капитан, забрав мешок, направился к расположению роты.
На крыльце курил дневальный. Запрелов сразу определил, его на стрему Доброхлебов выставил. Место дневального было не на крыльце, а у оружейной комнаты. Увидев ротного, дневальный рванулся было в казарму, но Запрелов остановил его:
— Назад, Удовин!
Курсанту пришлось подчиниться. Илья подошел к нему:
— Сержанты продолжают гулять в каптерке?
— Так точно!
— Городин отдыхает?
Удовин вздохнул:
— Спит!
— Так, находишься здесь и молча сопишь в две ноздри. Подашь сигнал в каптерку — будешь иметь очень крупные неприятности. И не со мной или с сержантами, а с особистом, усек?
Курсант обреченно ответил:
— Так точно!
Запрелов вошел в казарму, направившись в левый отсек, где в правом углу находилась дверь в довольно обширную каптерку — помещение, где хранилось вещевое и личное имущество личного состава. Это была вотчина старшины роты Стоценко, который и предоставил ее для гулянки дружков. Ну, ничего, сейчас ребятки отгуляются. Непонятно, почему с сержантами находился курсант Гуревич. Этакий здоровяк-боксер. Может, оттого, что старослужащие уже знали: Гуревич блатной и после учебки останется в части, не отправится в Афганистан? Знали то, чего не знал командир роты? Может быть!
В бытовке Запрелов встретил второго дневального. Тот попытался подать команду: «Дежурный по роте, на выход!» А по сути предупредить об опасности. Но ротный и ему закрыл рот, приказав молчать и следовать на выход к Удовину.
После этого капитан сблизился с дверью каптерки. Оттуда слышался шум, но слов или фраз Запрелов разобрать не мог. Он слегка потянул на себя ручку. Дверь закрыта! Так, послушаем для начала, о чем ведут разговор бравые сержанты во главе со старшиной. Он опустился на корточки, приложил ухо к замочной скважине. И услышал то, что заставило его немедленно и жестко действовать. А услышал он следующее:
— В печень ему, Гурча, в печень, морду не трогай, — командовал Стоценко.
Ему вторил Доброхлебов:
— Разделай суку как камбалу, чтобы знал, как стучать замполиту! В бочину ему! Вот так!
Стало ясно, боксер Гуревич по приказу старослужащих избивает кого-то из молодых. И избивает серьезно. Ну, подонки, сейчас мы другой бой устроим — внутри капитана вспыхнула ярость, усиленная еще не отпустившим алкоголем. Он толкнул дверь, но попусту. Ее не выбить. Придется хитрить! Постучал!
Бойня затихла. Из каптерки раздался пьяный голос Мамихина:
— Утка, ты?
Стараясь подражать курсанту, командир ответил:
— Я!
Заскрипел в скважине ключ. Дверь открылась. Дернув ее на себя, капитан, оттолкнув Мамихина, вошел в каптерку, бросив вещмешок на пол так, что бутылки, находившиеся в нем, разбились. Появление капитана явилось полной неожиданностью для старослужащих. Стоценко только и смог проговорить, утвердительно-недоуменно:
— Ротный!
Слева в углу над опустившимся по стене курсантом Шевченко стоял Гуревич с поднятыми на уровне груди кулаками, обмотанными резиновым бинтом. Шевченко же потерял сознание. Капитан коротко, без замаха, въехал молодому боксеру левой ногой в промежность. Гуревич, охнув и схватившись за яйца, опустился на пол, рядом с поверженным им беззащитным солдатом. Следующий удар пришелся по столу. Он опрокинулся вместе с восседавшим за ним Стоценко. Мамихин, ничего не соображая от принятой приличной дозы спиртного, решил сбоку ударить ротного. Но получил сам резаный удар в солнечное сплетение. Переломившись пополам, пьяный сержант отлетел в угол, не слабо стукнувшись затылком о стойку вешалки для шинелей. Перед Запреловым остался виновник торжества и избиения молодого солдата, грубо нарушивший Устав, дежурный по роте сержант Доброхлебов. Он выглядел наименее пьяным, но в его взгляде была затаенная угроза. Капитан процедил:
— Ну что? Решил праздник себе устроить? Гладиаторский бой организовать? Избить молодого и беззащитного, слабого солдата? Кулаками Гуревича? А сам-то что? Или не тот противник? Так вот, перед тобой я, может, попробуешь свалить меня?
Доброхлебов отступил на шаг назад, предупредив:
— Не подходи, капитан! У меня штык-нож! Если что, вспорю, как консервную банку!
— Да ты что? А сможешь?
Сержант закричал:
— Блядью буду, смогу! Не подходи, шакал!
Но Запрелов пошел на сержанта, глядя ему прямо в глаза. Доброхлебов выхватил из ножен штык-нож, выставив его перед собой, что не остановило командира роты. Сержант должен дернуться, сделать выпад или отмашку. И он сделал выпад вперед, с криком бросившись на капитана. Запрелов легко отбил вооруженную руку и нанес Доброхлебову щадящий удар в горло, под кадык. Не рассчитай капитан силы, и сержант свалился бы замертво. Но офицер спецназа имел богатую практику рукопашного боя. А посему дежурный по роте лишь потерял сознание. Правда, надолго!
В это время по казарме застучали шаги сапог. И вскоре в каптерку вошли Чупанов с капитаном Яковлевым, командиром третьей учебной роты, дежурным по батальону. Запрелов же нагнулся над избитым Шевченко. Тот дышал спокойно, но было ясно, что находится молодой солдат в болевом шоке, из которого его следовало быстрее выводить.
Артем, увидев погром, удивленно спросил:
— Что здесь произошло, Илья?
Запрелов кратко объяснил, приказав заместителю:
— Срочно вызывай дежурную бригаду из санчасти и резервную группу караула!
Чупанов метнулся к ружкомнате, у дверей которой на тумбочке стоял телефон внутригарнизонной связи.
Илья повернулся к Яковлеву:
— Найди, Леня, в отсеке второго взвода лейтенанта Городина. Он там на койке отдыхает! И тащи-ка этого ублюдка сюда! Хоть волоком. Дневальные помогут.
— Надо бы комбата вызвать!
— Вызывай, тебе по обязанностям это положено. Да и замполита части, Манерина, пригласить не забудь. Давай, Лень! А я попытаюсь привести в чувство Шевченко.
Командир третьей роты, взглянув на избитого солдата, спросил:
— Этого пьяные козлы сделали?
— Этого, этого! Ну, чего ты стоишь? Иди!
— Пошел!
Из-за опрокинутого стола показалась испуганная и протрезвевшая голова старшины роты. Его перекошенная от страха физиономия прошептала:
— Я не хотел, товарищ капитан! Честное… честное слово! Это все Доброхлебов. А раньше лейтенант Городин с капитаном Русановым затеяли. Вернее… пьянку начали. Что я мог сделать?
