Каменная бойня - Сергей Иванович Зверев
— На ваше усмотрение, — переглянувшись с Кольцовым, ответил Мартьянов.
— Это правильное решение, — одобрил старик. — Раритеты так и нужно изучать — начиная с самых древних и постепенно продвигаясь ближе к нашим временам. Вот, не угодно ли, — карта середины восемнадцатого века. Древнее, к сожалению, не нашлось… Смотрите, изучайте, ищите, что вам нужно. Но прошу — не прикасайтесь к карте руками! Боже вас упаси от такого святотатства!
— Обещаем даже дышать в сторону, — сдерживая улыбку, пообещал Кольцов.
— Вот это правильно, — самым серьезным тоном одобрил старик.
С величайшей осторожностью, можно даже сказать с благоговением, он развернул первую карту.
— Собственно говоря, — сказал старик, — это даже не карта как таковая, а план местности. Точнее сказать, план приграничной местности. В те времена, знаете ли, граница проходила в том же самом месте, что и сейчас. Прошу.
Мартьянов и Кольцов принялись изучать карту, стараясь не подходить к пожелтевшей от времени, грубой бумаге слишком близко. План был довольно-таки приблизительный и схематичный, однако же кое-какие знакомые штрихи на нем угадывались.
— Вот река, — сказал Кольцов, — правда, ее русло какое-то не такое, как сейчас…
— Ну, за столько-то времени река вполне могла изменить русло, — предположил Мартьянов. — С реками такое бывает.
— Может быть, может быть… — рассеянно ответил Кольцов, рассматривая карту. — Так-так… Вот — ущелье, вот — городок… А это горная гряда, и поверх нее какая-то линия. Параллельно гряде…
— Граница, — предположил Мартьянов.
— Именно граница, — подтвердил настоятель музея. — Начиная с восемнадцатого века она остается неизменной, то есть проходит по гряде.
— Понятно, — ответил Мартьянов. — А вот какие-то обозначения. Прямо на линии границы. И даже, кажется, надписи… Ах ты ж… — с досадой вымолвил он. — Почти совсем стерлись надписи-то за столько лет! А хотелось бы знать, что они обозначают, — Мартьянов вопросительно посмотрел на старика.
— Ну об этом нетрудно догадаться, — сказал старик. — Коль обозначения сделаны на линии границы, то, должно быть, они говорят о чем-то таком, что связано именно с границей. Скажем, это может быть тот же тоннель…
— Вполне возможно, — согласился Мартьянов. — Что ж, теперь давайте посмотрим другую карту.
Старик бережно свернул одну карту и так же бережно развернул другую.
— Это карта девятнадцатого века, — пояснил старик. — Обратите внимание — вот и дата ее составления. Семнадцатое июля тысяча восемьсот шестьдесят третьего года.
Эту карту уже нельзя было назвать приблизительным планом, это и впрямь была настоящая карта.
— Вот та же самая река, — сказал Кольцов. — Опять же ее русло несколько изменено, но все же это она, родимая. А вот сразу за ней по левому берегу — горная гряда. А по ней — черта… Неровная черта, извилистая, повторяющая все изгибы гряды.
— Граница, — сказал Мартьянов.
— Да, она, — согласился Кольцов. — И на ней всякие условные значки… Правда, почему-то без надписей. Но прошу обратить внимание… — Кольцов потер ладонью лоб. — И на карте восемнадцатого века, и на этой карте имеется одно нерушимое, так сказать, обозначение. То есть в одной и той же точке. Одно-единственное — я это запомнил. Вот оно, — и Кольцов, забывшись, ткнул пальцем в карту.
— Ради бога, осторожнее! — испуганно вскрикнул старик. — Я же вас просил!..
— А, ну да, — в некотором смущении произнес Кольцов. — Прошу прощения. Запамятовал. Увлекся, так сказать, поисками.
— Есть вещи, забывать которые преступно! — с негодованием произнес старик.
— Вполне с вами согласен, — кивнул Кольцов. — Впредь обещаю помнить… Так о чем бишь я? А, ну да… Об обозначении, которое нерушимо и на карте восемнадцатого века, и на карте девятнадцатого века. Что бы это могло быть?
— Тоннель, — сказал Мартьянов. — Тоннели — они могут существовать веками. А если к тому же тоннель пролегает через границу, то уж тут-то его просто-таки обязаны обозначить на карте. Хоть пограничники восемнадцатого века, хоть девятнадцатого, хоть даже ханские стражи… А разверните-ка нам еще одну карту. Самую новую, — Мартьянов взглянул на хранителя музейных реликвий.
На этот раз карта была основательная — со всеми ландшафтными и топографическими подробностями и даже с надписями рядом с этими подробностями.
— Вот это другое дело! — удовлетворенно произнес Кольцов. — Гляньте-ка, а ведь это таинственное обозначение и здесь никуда не подевалось! И при нем, прошу заметить, имеется надпись! Ба! Шайтан-хона! — прочитал он. — Ну вот, похоже, и закончились наши поиски. Вот он, тоннель! Правда, по-прежнему неизвестно, отчего нынешние пограничники упорно отрицают его существование… Ну да это вопрос отдельный. Интересно, далеко ли он от того места, где мы сейчас находимся? А вот мы сейчас прикинем по карте… А нет, недалеко — чуть больше ста километров! Так сказать, подать рукой. Что ж…
— Спасибо вам, — сказал Мартьянов, обращаясь к старику. — Вы нам очень помогли.
— Не надо меня благодарить! — замахал руками старик. — У меня была возможность вам помочь — я и помог. Только и всего.
— И все равно спасибо, — сказал Мартьянов. — Только… Вот вы говорили, что давно ничего не слышали о Шайтан-хоне. А местные пограничники о нем ничего не знают. Как вы считаете, почему так?
— Этого я вам сказать не могу, — развел руками старик. — Но могу предположить… Допустим, тоннель давно уже не существует, оттого о нем и забыли. Для чего помнить то, что не существует? Людям, знаете ли, свойственно больше думать о сиюминутном и о завтрашнем, чем о вчерашнем.
— Как это так — не существует? — удивился Кольцов. — А куда же он подевался?
— Скажем, обвалился, и вход в него засыпало, — сказал старик. — А почему бы и нет? В шестидесятых годах минувшего века здесь случилось землетрясение. Тоннель и засыпало. Потому о нем никто и не вспоминает. Я и то с трудом припомнил о Шайтан-хоне, а что уж говорить о других людях?
— Может, и так, — кивнул Мартьянов. — Может, и засыпало… Что ж, прощайте, уважаемый хранитель времени! Кто знает, свидимся ли еще когда-нибудь? Уж слишком разные у нас дороги… Да, кстати. Позвольте нам на прощанье сфотографировать эту замечательную карту. Пригодится для дела.
— Да, конечно, — печально покивал старик. — Пригодится для дела… У всех дела. Срочные, важные… А как же красота? Как же память? Вот это все, — он обвел руками зал, — и память, и красота. Когда же люди оставят свои дела ради красоты?
На это ни Мартьянов, ни Кольцов ничего не ответили. Потому что — а что тут было отвечать?..