Саванна. Один на один - Сергей Иванович Зверев
Леший шагнул навстречу мулату.
– Привет, Майкл!
– Привет! – Мулат подошел к Лешему.
Они поздоровались за руку и стали разговаривать на английском так тихо, что Блинов не смог разобрать ни единого слова. Внешне это производило впечатление беседы двух близких друзей, встретившихся после долгих лет разлуки.
Евгений понял, что боя не будет, убрал руку из кармана, в котором лежал пистолет, и продолжал наблюдать за разговором двух командиров. Леший держался спокойно, совершенно не нервничал. Мулат говорил громко, эмоционально, при этом постоянно размахивал руками.
Разговор длился минут десять. Все это время отряд, состоявший из белых мужчин, стоял на месте. Парни не дергались, но оружие держали в руках.
Наконец-то Леший и мулат попрощались. Командир наемников повернулся к своему отряду, махнул рукой – мол, все за мной! – и двинулся дальше по тропе.
Проходя между вооруженными африканцами и мулатом, Блинов почувствовал на себе его внимательный взгляд.
Когда они вышли из рощи на открытую местность, он спросил Лешего:
– Это и есть банда?
– Одна из них. Кстати, самая злобная в округе.
– О чем вы говорили?
– Так, о погоде, видах на урожай, – ответил Леший и усмехнулся.
Блинов не стал больше расспрашивать его о контактах с бандитами, понял, что тот не хочет об этом говорить, не будет посвящать постороннего человека в свои дела.
После этого в течение часа они шли спокойно. Теперь отряд окончательно оторвался от погони, если таковая и была за ним отправлена.
Все это время Блинов думал о том, куда им теперь идти. У них не было ни карт, ни провизии, да и вооружение довольно жидкое.
Леший словно уловил мысли Евгения и вдруг сказал ему:
– Километров в двадцати отсюда есть городишко, за ним озеро. Возле него находится коммуна Адаги, приемного сына президента Зимбабве Роберта Мугабе. Идите к нему.
– Зачем?
– Адаги основал там что-то типа Запорожской сечи. Вольное общество анархического толка. Вам все равно надо где-то притулиться на какое-то время. Убивать вас не будут, а если понравитесь, то и примут в свои ряды.
– А откуда здесь взялись анархисты? – с удивлением спросил Блинов. – Это вроде европейский фрукт.
– У него в детстве был школьный учитель, анархист. Он сбежал из Франции, где совершил какие-то там прегрешения, вот и привил своему воспитаннику, так сказать, европейские вкусы. Кстати, этот Адаги – довольно интересная личность. Я с ним один раз встречался, беседовал за жизнь.
Солнце клонилось к горизонту, начало смеркаться.
Через полчаса на перекрестке дорог Леший остановил отряд.
– Пора прощаться, земляки, – сказал он и протянул Блинову руку. – Нам направо, вам налево. Идите все время на запад.
– Спасибо, Леший.
– Я тут ни при чем, – сказал тот и усмехнулся. – Вам повезло, что в Москве у вас сильное прикрытие. А этот Федор ваш – настоящий мужик. Сейчас мало таких людей. – Он повернулся к своим парням и приказал: – Фрэнк и Дик, сменить авангард! Порядок движения тот же.
Все люди Блинова сгрудились вокруг него. Они провожали поддельных геологов взглядами до тех пор, пока те не растворились в сумраке саванны.
«Да, здесь ты прав, – подумал Блинов насчет слов Лешего, сказанных о Федоре. – Если вернусь домой, то напишу про него книгу».
Глава 29
В это самое время Семченко медленно приходил в себя. Первая мысль, которая блеснула в его голове, была о том, что он еще жив. Федор лежал на жестком топчане в темном помещении, в котором никого не было. Его тошнило, голова была чугунная, и любое движение отдавало в ней тупой болью.
«Это контузия, – понял Семченко. – Но руки и ноги целы, что уже хорошо».
События последних дней медленно восстанавливались в его памяти. Он вспомнил свой последний бой, рывок отчаяния на джипе и с удовлетворением пришел к выводу, что все тогда сделал правильно.
Федор не знал, успели ли оторваться от погони его подчиненные. Если так оно и вышло, то это здорово! Значит, его действия были не напрасны. А Женька Блинов выкрутится, он такой!
Федор с трудом поднялся и оглядел камеру, в которой находился. Она была довольно просторная. Стул, топчан, на столе стоял графин с водой. На решетчатом окне была даже занавеска, а на стене висела картина, изображающая леопарда, крадущегося к какой-то жертве. Она явно была выполнена не профессионалом.
Федор с трудом встал, схватился за край стола, чтобы не упасть, сел на табурет, попил воды прямо из графина и снова лег на топчан. Его по-прежнему основательно мутило.
В двери заскрежетал ключ. В камеру вошел африканец в камуфляжной униформе и в красном берете.
«Такие же головные уборы были у солдат, которые напали на лагерь», – вспомнил Семченко.
Африканец не смотрел на Семченко, молча поставил на стол поднос с едой и вышел. На подносе были вареные кукурузные початки, бананы, кофе. Есть Федору не хотелось. Он выпил только кофе, который, к его искреннему удивлению, оказался довольно неплохим.
Потом Семченко опять прилег на топчан. Мысли, которые приходили ему в голову, были совершенно безрадостными.
«Это самая настоящая тюрьма. Мне отсюда не вырваться. И что меня ждет? Посольства нашего тут нет. Связи с Родиной я не имею. Единственный человек, который может обо мне позаботиться, это Вахтанг Каладзе. Но он в Москве и ни разу не господь бог. А на мне висит убийство местных военных. В любой стране это как минимум солидный срок. Да, очень хреново».
В камеру неожиданно вошел белый полный мужчина с сигарой, одетый в легкую рубашку и светлые летние брюки.
– Как самочувствие, герой? – спросил толстяк на русском языке и уселся на табурет, который был для него явно маловат.
– Спасибо, не жалуюсь, – ответил Федор и кисло улыбнулся.
– Наслышан о ваших подвигах. Наши армейские вояки перед вами как щенки перед львом. Один против ста! Это впечатляет. Меня зовут Джон, я начальник тюрьмы, – весело проинформировал толстяк арестанта и спросил: – Есть жалобы по содержанию?
– Нет, все отлично!
– Вот это мне нравится, – сказал Джон, затянулся сигарой, сощурился, посмотрел на Федора и продолжил: – Я постарался сделать для вас все, что возможно в этих условиях. По местным меркам этот номер считается люксом. Мне было дано указание поместить вас в особые условия, что я и сделал. И потом я подумал, что засунуть белого человека в гадюшник вместе со всяким туземным сбродом – это будет неправильно.
– А вы хорошо говорите по-русски. Были в нашей стране?
– Нет, не был. Я сам англичанин. Начал служить здесь, общался с