Джордж Бейкер - Тюряга
— Возвращаясь обратно к форме шара, — громко стал он повторять вслух. — К форме шара, к форме шара...
Неожиданно он почувствовал какой-то странный запах, какой-то тошнотворный запах, от которого пошла кругом голова. Ему показалось, что он вдыхает этот запах себе в душу. Что его душа, которую корежат и мнут, рвут и комкают, теперь еще вдобавок начинает еще и пропитываться чем-то гнилостным, отвратительным. Леоне схватил себя за горло, в отчаянии он оглядел белые стены, которые, казалось, заметно вибрировали, источая из себя адский звук.
— Если ты не будешь, как прежде, называть свою фамилию и номер, — металлически объявил громкоговоритель, — мы увеличим подачу газа и втрое усилим разрушающий звук. Ты на грани безумия, Леоне. Подчиняйся, если не хочешь сойти с ума. Итак, твой последний шанс, как только раздастся сигнал зуммера и загорится красная лампа, ты должен встать, повернуться к видеокамере и назвать свою фамилию и номер, тогда мы выключим звук и прекратим подачу отравляющего газа.
Раздался все тот же мучительный сигнал и вспыхнула красная лампа.
— Фамилия! Номер! — рявкнул громкоговоритель. Фрэнк еле поднялся и", покачиваясь от головокружения, повернулся к видеокамере.
— Леоне, пятьсот десять.
Снова раздался издевательский сигнал и зажегся ослепляющий фонарь.
— Фамилия! Номер!
— Леоне, пятьсот десять.
Гнетущий, давящий, сводящий с ума звук исчез и стало легче дышать, но теперь, словно продолжая показывать его за неповиновение, система повторяла свои приказания без остановки.
День и ночь смешались в голове у Леоне. Он не знал сколько прошло времени с тех пор, как они посадили его сюда. Вначале он пытался считать дни, отмечая в памяти каждый раз, как они приносили ему еду. Но после двух недель ежедневной пытки он сбился со счета. Еще два раза, когда он пытался сопротивляться, они применяли газ и звук. Силы Леоне были на исходе и однажды, когда снова раздался сигнал и загорелась лампа, Фрэнк поднялся и сказал:
— Не помню.
Он действительно забыл свою фамилию и номер.
Драмгул наблюдал эту сцену на экране телевизора. Вот, покачиваясь, поднимается Леоне. Вот он поворачивается к видеокамере. И вот его расширенные от ужаса зрачки.
— Фамилия! Номер! Леоне покачивает головой.
— Не помню.
— Отлично! — сказал Драмгул, отворачиваясь от экрана. — Кажется, мы добились успеха. Наконец-то. Этот Леоне оказался крепким орешком. Пять недель держался. Другие через неделю ломаются, а этот — пять. Ну-ка, освежите его, чтобы не помешался раньше времени. И сократите ему питание наполовину, а то что-то он растолстел там без спорта.
— Сейчас мы приведем его в чувство, — захохотал стоящий за спиной у Драмгула Палач и вышел из кабинета начальника.
Через десять минут дверь в карцер с грохотом распахнулась, и ворвались Палач и Подручный. Они схватили Леоне и выволокли его из карцера, рядом с которым находилось специальное помещение для приведения в чувство. Собственно говоря, это была обычная душевая. Они бросили его на пол и включили ледяной душ.
— Пусть помокнет, — сказал приятелю Палач.
— Ага, — улыбнулся своей гнилозубой улыбкой Подручный. — А то больно сухой стал.
Минут двадцать Фрэнк лежал под ледяным душем без чувств. Потом они снова выволокли его и запихнули в карцер. Ночью Леоне проснулся от озноба. Одежда была сырая насквозь. В карцере, казалось, наступил мороз. Раздался сигнал зуммера и загорелась красная лампа.
— Фамилия! Номер! — заорал громкоговоритель. Леоне поднялся. Его колотило.
— Л-ле-о-не, пя-ятьсо-от де-есять, — еле выговорил он, зуб не попадал на зуб.
Он сел на нары, ожидая, что вызов вот-вот повторится, но система молчала. И вдруг он почувствовал, как задрожал пол, что-то ухнуло и завыло. Стены карцера завибрировали, и Леоне показалось, что вся камера пошла вниз, словно это был не карцер, а кабина лифта. Леоне в тревоге поднялся. Толчок, заставивший его слегка присесть подтвердил его опасение. Кабина карцера, опускавшаяся вниз, резко встала. Леоне услышал глухой рокот мотора и с ужасом увидел, как одна из стен карцера мягко поднялась вверх, обнажая перед ним печь, дно которой было раскалено до малинового свечения, а по бокам бежали струйки горящего газа. Ровный гул заставил Леоне оглянуться. Противоположная от жерла печи стена медленно надвигалась на Леоне, подталкивая его в огонь.
— Нет! — закричал Леоне.
Он бросился к двери и стал стучать.
— Нет! Нет! Вы не имеете права!
Жар охватывал его. Он смахнул капли пота со лба. Напор газа усилился, и струйки, до этого бежавшие вертикально, теперь устремились к центру, сталкиваясь и образуя огненное завихрение. Дно печи раскалилось еще больше и теперь было зловеще оранжевого цвета. Стена медленно и неумолимо подталкивала Леоне к огню. Фрэнк попытался было упереться, но невидимый мотор был бесконечно сильнее его и продолжал выжимать его в печь. Жар был невыносим. Леоне с ужасом увидел как уже загораются кончики волос у него на запястьях, почувствовал, как закипают, готовясь вот-вот лопнуть, глаза.
— Не хочу!! — закричал он, прикрывая лицо ладонью и чувствуя, как загорается тыльная ее сторона, как натягивается и трескается кожа.
Огонь загудел еще сильнее, еще беспощаднее, форсунки с яростью выбрасывали огненные струи газа. Клубящийся полыхающий шар надвигался на Фрэнка. Неожиданно он услышал над самым ухом голос Драмгула:
— Беги!
Громкоговоритель, почти уже скрытый подвижной стеной, был включен на полную мощность, чтобы перекрыть рев пламени.
— Беги в огонь!Если успеешь проскочить, то с другой стороны выпьешь воды. Дайте ему воды!
Леоне закричал и бросился в огонь, и... снова очнулся на нарах. Над ним наклонялись Палач и Подручный. В дверях карцера стоял Драмгул.
— Дайте ему воды! — повторил начальник. Палач вставил ему в зубы стакан. Обливаясь, Фрэнк жадно глотал влагу воспаленными от болезни губами.
— Повезло тебе, красавчик, — процедил Палач. — Если бы ты не простудился, бедняжка, пришлось бы тебе досиживать все, что ты наработал сверх своего срока.
— Небось симулировал, скотина, — сказал Подручный. — Специально неделю в бреду провалялся.
— Да, что-то странно, — убрал ото рта Фрэнка стакан Палач. — Как шесть недель стукнуло, так он и очнулся.
— Скорее! — сказал Драмгул. — Отведите его, пока нет Мэйсона. И не забудьте, что я вам сказал.
— А вдруг он окочурится? — покосился на безжизненно опустившего себе на грудь голову Фрэнка.
— Делайте, что я вам приказал! — вспылил Драмгул. Они буквально взвалили на себя Фрэнка и отволокли его к его камере. Дежурным по этажу был негр Брэйдон.
— Эй ты, черномазый, — окликнул его Палач. — Открой-ка нам камеру господина главного механика. Видишь, он возвратился из командировки.
Брэйдон посмотрел на часы. Было три часа ночи.
— А почему ночью? — спросил он.
— Не разговаривай. Таков приказ Драмгула. Открывай быстро.
Брэйдон открыл камеру Леоне. Они затащили и сбросили Фрэнка на кровать.
— Чего уставился? — оглянулся на Брэйдона Палач. — Давай ключ и иди отсюда, мы сами закроем. Парень просто немного приболел.
Брэйдон не двигался.
— Я кому сказал?! — рявкнул Палач, вырывая у Брэйдона ключ.
Палач был на одну лычку старше Брэйдона по званию и потому Брэйдон повиновался. Но лишь только он вышел за дверь и направился было на свое место, как услышал за своей спиной глухие тяжелые удары и стон Леоне. Он вернулся и увидел, как Палач и Подручный со всего размаха бьют дубинками и ногами Леоне.
— Ах какой ка-айф! — крякал шепотом Палач, опуская на беззащитное тело свою тяжелую дубинку, Брэйдон знал, что Палач специально вделал в резину свинцовый стержень.
— Жалко, что не арматурой, да? — так же вполголоса посмеивался Подручный.
— Тише ты, разбудишь тюрьму. Прикрой лучше дверь.
Подручный обернулся к двери и увидел стоящего с искаженным от ярости лицом Брэйдона.
— Ну, что уставился? — сказал ему Подручный. — Вали отсюда, Брэйдон. Не твое это дело.
— Это самоуправство! — выкрикнул Брэйдон. — Вы не имеете права избивать заключенных. Я буду жаловаться!
— Чего? — обернулся на него Палач. — Я тебе сейчас пожалуюсь!
Он сделал шаг к Брэйдону, но тут за спиной Брэйдона возникла коренастая фигура капитана Майснера.
— В чем дело?! — рявкнул он.
— Они избивают его, — показал Брэйдон рукой на Фрэнка.
— Кто приказал избить его?! — жестко спросил Майснер Палача. — Ты знаешь свои грешки и потому отвечай правду, иначе...
— Начальник, — сказал Палач.
— Вон отсюда, негодяи, — приказал Майснер.
