Фридрих Незнанский - Тройная игра
— Ну насчет перевода, — пробубнил Кент, с болезненной гримасой потирая скулу. — Чтобы из Серова сюда, в Москву. Желательно бы в Бутырку, Кириллыч…
— Да я что, по-твоему, господь бог, что ли?
— Ну это я не знаю. Жить-то все равно небось хочешь… С девочкой своей, секретуточкой, спать хочешь! Бизнес свой иметь хочешь! — Он не спрашивал, он утверждал, снова обретая уверенность: — Вот и сделаешь, постараешься…
— Больно ты сегодня разговорился! — оборвал его Игорь Кириллович, снова демонстративно беря в руки пистолет. Кент, усмехнувшись, сделал руками успокаивающий жест: все, все, мол, молчу. — Так и быть, сделаю, но с одним условием…
— Ну ты это, Кириллыч, — все же косясь на пистолет, вяло запротестовал Кент, — ты того, не зарывайся. Это мы условия ставим!..
— Условие у меня такое, — сказал, словно не слыша его, Игорь Кириллович. — Для Никона дело сделаю, но после этого ни я вам ничего не должен, ни вы мне, и вообще, мы друг друга знать не знаем…
— Ну это я сомневаюсь, — даже не задумываясь, откликнулся Кент. — Это, конечно, не мне решать, это как Никон. А только я себе так думаю, что зря ты… Что ты без нас-то? Пустое место, лох, которого стричь и стричь… А так видишь — даже от груза опасного мы тебя спасли…
Хорошенькое дело, матюкнулся про себя Игорь Кириллович, сами наркоту подсунули, сами же и «спасли», и еще хотят, чтобы ты им за это спасибо говорил!
— Значит, так, — сказал он, чувствуя, что начинает терять терпение. — Для начала ты мне устраиваешь разговор с Никоном. Прямо сейчас. Хочу с ним насчет условий своих переговорить… Ну и узнать заодно, сколько мне еще такую сволочь, как ты, терпеть… Теперь насчет просьбы вашей конкретно. Можешь Никону сразу сказать, что хотя еще ничего окончательно не решено — не надо обнадеживать раньше времени, но цену тот, кто может это сделать, уже назвал. Сто двадцать тысяч зеленых.
— Ну ни фига себе! — возмутился Кент. — Ты что, из головы ее выдумал? Или свой процент накинул?
— По себе судишь? — усмехнулся Игорь Кириллович. — А сколько, по-твоему, должно быть?
— Ну не знаю… Ну тысяч пятьсот на деревянные, ну миллион. Тоже много, но это хоть на что-то похоже. А тут, блин, сто двадцать тысяч! На рубли — аж три лимона с лихуем! Больше, чем три с половиной! — помолчал, подумал. — Хотя что я, пусть сам Никон свое слово и говорит.
Игорь Кириллович внимательно наблюдал, как Кент, вытащив из внутреннего кармана мобильник, набирает какой-то длинный-длинный номер, и трубка на каждый тычок его пальца отзывается жалобным попискиванием. Буркнул, ожидая соединения:
— Ты отвернись, что ли… Ну не отвернись, не смотри на меня, а то мне как-то при тебе… не так…
Игорь Кириллович понимающе кивнул, занялся деловыми бумагами, естественно, чутко прислушиваясь к тому, что скажет Кент. А тот уже вовсю общался с паханом:
— Ну да, я, Кент… Нет, с товаром все в порядке, я про другое звоню. Я насчет кореша нашего, насчет Гранта… Ну да! Не до конца еще, но цена уже известна, он говорит: сто двадцать штук баксов… Ну и я ему говорю: ерунда. Не дороже, мол, денег, ага… Да, думаю, сделает… Я? Его? Сукой буду, я его не обижал! Я только правду ему сказал… Ты чего, его обидишь, как же…
Игорь Кириллович, наверно, даже удивился бы, услышь он этот разговор полностью. Никон вдруг приказал своей шестерке отдать трубку ему, Гранту, а самому перед ним извиниться. Игорь Кириллович услышал только недоуменный вопль этой самой шестерки:
— Да за что, блин, извиняться-то?
— За наезд, вот за что, — ответил Никон, которого Игорь Кириллович не слышал. — Скажи, что, мол, мы приносим ему извинения за причиненные неудобства, понял? Ну за то, что ты приперся с этими карточками, что мы его фурами воспользовались без спросу и даже против его воли. Скажи, что мы все понимаем…
— Да он же, блин…
— Не твое дело, стручок! Он мне нужен, и делай, что тебе говорят. Мне не с руки, а ты извинись. И хватит об этом, не тяни резину!
Вконец обескураженный, Кент сказал, протягивая Игорю Кирилловичу трубку:
— Он с тобой хочет говорить. Ты ж просил разговора — на, говори… А меня это… извини за вчерашнее… Ну что с фурой твоей так получилось… И за фотки эти Никон сказал тоже извиниться…
Урки старались соблюсти какой-то свой этикет, а Игорь Кириллович про себя возмутился: ишь, извинениями захотели отделаться. Ну ничего себе! А если бы их вчера накрыли с наркотой? Что было бы тогда с ним, с его фирмой? Сволочи! Главное, совершенно уверены, что контролируют ситуацию, что взяли верх. Ну ничего, он их еще разочарует!
Игорь Кириллович приложил трубку к уху:
— Алло…
— Здорово, крестник, — услышал он. — Спасибо, что помог нам с фурами… Ладно, ладно, не прибедняйся! Я твои возражения знаю. Но ты, надеюсь, лишний раз убедился, что мы слов на ветер не бросаем. Я в курсе, что Кент перед тобой извинился. Ты доволен? Сердца на нас не держишь? Ну и ладушки. Значит, пришли к взаимопониманию и, стало быть, отстегнем тебе денежку с операции. Хорошую денежку. Заслужил. А станешь и дальше с нами сотрудничать — будешь вообще получать по-царски, никакая тебе фирма не нужна будет, понял? Чего молчишь-то? От радости язык проглотил? Или, наоборот, не рад?
Похоже, Никон решил, что они его обломали и Игорь Кириллович готов сдаться, уступить им во всем. Пусть себе думает. Однако сам Игорь Кириллович придерживался на этот счет совсем иного мнения, решил держаться своего плана, чего бы это ни стоило.
— Слушай… — Мог назвать Никоном, мог назвать «папой», не назвал его никак. — Я тебе повторю: насчет того, чтобы я в ваших планах участвовал, это все перетереть бы надо… Да не так, не на лету… Понимаешь?..
— Да перетрем еще, чего там! — бодро ответил Никон. — Вот выполнишь мой заказ — тогда, стало быть, там у вас, в первопрестольной, и увидимся. А увидимся — и перетрем!
— Ну коли так, скажу тебе прямо сейчас, и открытым текстом. Я уже Кенту про это сказал и тебе скажу: насчет тебя, насчет первопрестольной, хлопочу при одном условии. Я тебе делаю Москву — вы меня оставляете в покое. Насовсем.
— Ну, ну, что это ты так? — притворно удивился Никон. — Не по-христиански… Ты друзей-то старых не бросай. Старые друзья — они столько ведь про тебя знают, что тебе, наоборот, лучше к ним поближе держаться… Но тут ты, чувствую, прав: лучше не по телефону об этом. Ладно, сказал уже: увидимся — перетрем. Ну а не сможешь того… просьбу мою выполнить, — тут последовала тяжелая, наполненная мрачной угрозой пауза, — стало быть, и не увидимся, и не перетрем…
На том и распрощались. Вот что значит настоящий пахан — вроде бы ничего необычного не сказал, а впечатление произвел оч-чень сильное…
— Ну что, — радостно спросил у него Кент, убирая трубку. — Порядок, да? Обо всем договорились?
Грант мрачно кивнул:
— Обо всем…
— Ну и отлично! — Кент был возбужден. Все у него сегодня получалось, почему бы и не порадоваться. — Я как узнал вчера, что ты самолично едешь на таможню, ну, думаю, теперь наш Грант всю малину нам испортит. А видишь, как хорошо все вышло…
Опять, значит, они были чуть ли не друзья. Думая об этом, Игорь Кириллович сначала пропустил это очередное Кентово хвастовство мимо уха, но потом все же спохватился:
— Ты сказал, что всполошился, когда узнал, что я еду на терминал. А как узнал-то?
Кент радостно заржал:
— Ну ты даешь! Ты чего, в натуре, не просек еще, что ли, насчет прослушки-то? Вот видишь, как плохо романы на работе крутить. Извини, братан, больше не буду. А только твои прошмандовки, поди, ничего тебе не доложили, а у тебя ведь со вчерашнего дня прослушка стоит, специально мастер заходил… И клевая, я тебе скажу, прослушка: все разговоры, которые вот тут у тебя в приемной — и те слышно, а не только то, что по телефону говорится. Ты думаешь, это я подшустрил? Да у меня и техники-то такой нету! Это все друзья твои из ментовки расстарались. И фотки твои — тоже. Знаешь кто мне их подсунул? Этот твой генерал — чтоб братва, говорит, знала, с кем имеет дело. Только не мордастый генерал, с которым ты целуешься, а тот, второй, который на смерть похож… Как он на меня вышел — ума не приложу. Не ты сдал? Ну теперь уже неважно, вышел и вышел. Я сначала думал: хана мне. А он ничего, не вязался даже. У тебя, говорит, свой интерес, у меня свой, и, по-моему, в чем-то они сегодня совпадают. И объяснил мне, в чем у нас интересы совпадают: ты, оказывается, не только нам поперек горла, ему тоже. Вот по этому поводу, говорит, у меня к вам, к уголовщине, дело есть. Сперва поинтересовался, сможем ли мы типа киллера найти… Это я еще не знал, что по твою душу, это уж потом он объяснил, что по твою, когда заказ снял. Убивать, мол, пока не надо, пусть живет, а вот хочу, говорит, я по следу этого Разумовского — по твоему, значит, своего человека пустить. Я пущу, говорит, а вы ему помогать будете. Он у меня, говорит, не только убивать специалист, но и компрометирующие снимки добывать мастак. Объяснил, какие именно снимки закажет. Ты же знаешь, мы люди простые, нам всякие такие премудрости ни к чему — мы если решили, что человек виноват, значит, он и виноват. А этому, вишь, обязательно доказательства нужны — мент он и есть мент. Он, наверно, решил, что и мы такие же, а иначе с чего бы ему фотки-то нам тоже подкидывать?
