Всеволод Бенигсен - ВИТЧ
Расправившись с правилами, он отдал Чуеву распоряжение отпечатать список и довести его до сведения. Кроме того, приказал законопатить выход на крышу НИИ, а также ввести контроль за выдаваемой в библиотеке литературой.
— Зачем это? — удивился лейтенант.
— Затем это, — огрызнулся майор. — Что когда Файзуллин возьмет самоучитель по сборке танка, я хотя бы буду знать, чего ждать.
Вскоре история с дельтапланом забылась и жизнь вошла в свое привычное русло. На память о происшествии осталась внушительная вмятина на трансформаторной будке и небольшое двустишие, сочиненное местными зубоскалами по поводу этого короткого полета и последующей хромоты Файзуллина:
О, как ты, будка трансформаторная, зла!
Умеешь трансформировать тела.
XVII
Войдя в родную прихожую, Максим первым делом проверил автоответчик. Никаких сообщений. Это его расстроило. Во-первых, это говорило о том, что он никому не нужен. Кроме Зонца разве что. Что было вдвойне тошно. Во-вторых, он давно пытался дозвониться до жены и сына в Израиль, но никак не мог их застать дома и все время оставлял сообщения с просьбой перезвонить. Но, похоже, жена решила вычеркнуть бывшего мужа из жизни навсегда. На что Максиму было, честно говоря, наплевать. Но вот то, что она пыталась вычеркнуть его из жизни сына, — это уже было свинством. В конце концов Максим всегда старался им помогать. Даже когда слонялся по Америке без денег, и то находил возможность что-то выкроить и выслать им в Израиль. Вернувшись в Россию, он отчаянно просил жену отпустить сына к нему погостить, но как об стену горох. Она даже отказалась дать ему координаты сына. Потом сын вырос. И когда Максим наконец вычислил его телефон, тот почти забыл отца и никаких сыновних чувств к нему не испытывал. Максим решил сам полететь в Израиль, но тут начался кризис, работы не стало, денег не стало. Надо было крутиться и выживать, а не по миру мотаться.
Максим подошел к столу и включил компьютер. Но когда на экране высветился текст будущей книги, он понял, что работать у него не было ни сил, ни желания. И хотя головная боль, начавшаяся в Привольске, прошла, ощущение было, что мозг по-прежнему гудит.
В течение следующих дней Максима никто не тревожил. Зонц куда-то пропал и не звонил. Максима это вполне устраивало. Жизнь пошла своим привычным чередом. В качестве небольшой творческой разгрузки он вернулся к сценариям, начал кропать что то культуроведческое, а также продолжил активную переписку-перепалку с очередным журналом по поводу своих статей. Через пару дней позвонил сводный брат Алик, которого Максим сто лет не видел. Алик был режиссером-мультипликатором. В юности они довольно много общались, несмотря на разницу в возрасте (Максим был старше на четырнадцать лет), но потом Максим уехал в Израиль, и с тех пор они виделись раза три-четы-ре. К слову сказать, кроме Алика у Максима и не оста-лось-то никакой родни. По крайней мере в России. Общим у них был отец, профессор физико-математических наук, который после смерти матери Максима, погибшей при сходе лавины где то в Кабардино-Балкарии, женился на своей студентке. Максиму было к тому моменту почти четырнадцать лет, и молодая мачеха вызывала у него смешанные чувства: с одной стороны, она ему нравилась как женщина, с другой — он отказывался считать ее членом семьи (вот еще! сегодня пришла, завтра ушла, на таких, с позволения сказать, членов членских билетов не напасешься). Но затем мачеха забеременела, и Максим понял, что дело принимает затяжной характер. Обстановка стала стремительно накаляться: переходный возраст Максима и беременность мачехи создавали неблагоприятный эмоциональный фон, но урегулирование конфликта прошло тоже стремительно — папа просто снял Максиму отдельную квартиру, чему сам Максим был безмерно рад. Впоследствии с мачехой он помирился и даже часто сидел с маленьким Аликом, когда родители уходили в гости или театр. Правда, злой рок неумолимо преследовал профессора. Незадолго до отъезда Максима в Израиль профессор с женой, путешествуя по Кавказу на только что купленном «жигуленке», разбились. Трагедия естественным образом сблизила Алика и Максима, но одновременно придала дополнительную весомость аргументам жены Максима в пользу эмиграции. Мол, теперь и отец погиб, значит, держаться не за кого. Алик же, наоборот, как будто еще крепче врос в родную почву — эмигрировать не собирался ни до, ни после перестройки.
Редкость их встреч Максим объяснял тем, что каждый визит заканчивался каким-то кисло-горьким послевкусием. Максим и сам не понимал почему. У Алика была крепкая семья, громадье планов, Максим же всегда выходил каким-то гордым одиноким пожилым бессребреником — роль, которая ему совершенно не нравилась, но на фоне более молодого, к тому же брызжущего оптимизмом и энергией Алика это было почти неизбежно. В этот раз Максим дал себе слово, что зайдет к брату и постарается наладить более тесный контакт с его семьей. Но с датой они не определились — Алик сказал, что на две недели уезжает в Питер. Договорились созвониться.
Потом позвонил Толик-кинорежиссер. Как всегда весел и бодр.
«Свести бы его с Зонцем, — подумал Максим, — они б вдвоем всех задавили своим оптимизмом».
— Привет! Чем занимаешься? — почти выкрикнул в трубку Толик.
— Думаю, — мрачно ответил Максим, хотя в момент звонка сидел на краю ванны и стриг ногти.
— Понятно. Так и представляю тебя в позе микеланджеловского «Мыслителя».
— Роденовского, — поправил его Максим.
— Не суть, — как обычно не смутился Толик. — Что с книгой?
— Пишу потихоньку. Смотри, чтоб твой книгоиздатель не смылся.
— Да не… Он мужик солидный. Я его сто лет знаю.
— И где ж вы познакомились?
— Как где? На моем дне рождения!
— Он присутствовал при родах?
— Почему? — удивился Толик и расхохотался. — А-ха-ха! Классно ты меня подколол. Молодец. Да нет. На праздновании моего дня рождения. Ты ведь не пришел…
— В этом году, что ли?! Это ж месяц назад было.
— Ну да.
— А говоришь, сто лет его знаешь.
— Ну это ж образно! — разозлился Толик. — Ты что, не понимаешь, что такое образное сравнение? Слушай, чего ты переживаешь? Он тебе что, аванс не перевел?
— Да перевел, перевел, — отмахнулся Максим, устав бороться с Толиковой логикой.
— Слушай, совсем забыл! Приходи завтра на премьеру.
— Какую еще премьеру?
— Фильма.
— Твоего? — ошарашенно спросил Максим и чуть не отстриг себе палец.
— Нет, Родена, блин, — фыркнул Толик. — Ну естественно, моего.
— Ты что, его уже снял?!? За месяц?!
— А что тянуть кота за яйца? Чик-чик, и готово.
— Чик-чик, и нет яиц?
— В общем, легкая семейная комедия. Называется «Любовь плюс любовь».
— Очень оригинально.
— Да мне тоже не нравится, — вяло согласился Толик. — Вообще-то хотел назвать «Любовь плюс любовь равняется любовь».
— Ну это, конечно, меняет дело.
— Но прокатчики взбунтовались. Говорят, слишком длинно. Зритель не поймет. Тяжело творческому человеку с этими прокатчиками. У них только деньги на уме.
— А у тебя? — саркастично спросил Максим.
— А у меня деньги и бабы, — хохотнул Толик. — Чувствуешь разницу?
— Не очень, потому что сомневаюсь, что прокатчиков не интересуют бабы.
— Судя по их поведению, их интересуют скорее мужики. Ха-ха. Ладно. Короче, приходи. Останешься на банкет, ну и все такое.
Максим обещал прийти, но не пошел. Не потому, что представлял себе качество фильма и боялся каких-то расспросов со стороны Толика (тот был совершенно равнодушен к критике), а просто не хотел тратить время.
В метро случайно столкнулся со своей юношеской любовью, которую не видел лет пятнадцать. Даже не сразу узнал, но у нее были смешные ямочки на щеках по ним и определил. Хотел окликнуть, но потом почему-то спрятал лицо и отвернулся. Не хотел, чтобы она видела его постаревшим.
А в один из дней на мобильном высветился незнакомый номер.
— Алло! Максим! Это Андрей!
— Какой Андрей?
— Не узнал?! Богатым буду! Одноклассник твой! У нас встреча выпускников. Приходи.
Максим так опешил от этого неожиданного звонка, что несколько секунд беззвучно шевелил губами, как аквариумная рыбка. Наконец обрел дар речи.
— Каких выпускников?
— Школьных, конечно!
— Господи, нам скоро всем на тот свет выпускаться, а тут какая-то школа.
— Ну, так вот именно! — бодро ответил Андрей. — Надо успеть до того света.
— Зачем?
— Ой, слушай, Максим, давай без этого вот сарказма.
— Слушай, а как ты меня нашел?
— А что? Пробил по телефонной базе, вот и нашел.
— А-а…
— Короче, дело к ночи. У нас будет встреча выпускников. Шестнадцатого сентября. В девятнадцать ноль ноль в «Палате номер шесть».
