Михаил Серегин - Русский вор
Неожиданно все бабки вздрогнули от протяжного высокого воя, огласившего рынок. Вздрогнул и Владимир, резко повернувшись в направлении крытого павильона, откуда доносилось подобие пения.
– О, соловей наш базарный прорезался, – забубнила собеседница Полунина.
– Черта ему в глотку! Хоть бы предупреждал, когда заорет, козел горластый! – подхватили другие ее коллеги.
Но Владимир уже не слушал их, он стремительно пошел к входу в павильон, неосторожно задевая базарный люд.
Он остановился в нескольких метрах от входа в крытый павильон, с изумлением глядя на высокого старца, стоящего у дверей. Полунин легко узнал его, так как внешне тот изменился на удивление мало.
Старик, закатив к небу бессмысленные мутные глаза, глубоко вздохнул худосочной грудью и вновь завопил, словно оперный певец, тренирующий голос перед сольной партией.
В этом пении не было ни текста, ни смысла, присутствовал лишь голос – высокий, мощный, слышимый на большом пространстве рынка и за его пределами.
И все же Полунин увидел в этом пении сумасшедшего нечто символическое.
Пролетели годы, где-то в глубине их сгинула, как и он сам, прошлая жизнь. Уже не осталось ничего и никого, напоминавшего о прошлом существовании. Снесен дом, где он жил, разбежались по свету кто куда друзья и подруги. Сильно изменилось время, и вместе с ним изменился родной город Полунина.
Но одно оставалось неизменным – голос базарного сумасшедшего певца, причудливой и отчасти демонической нитью связывающий прошлое с настоящим.
Этот голос словно доносился из далекого прошлого, пронзая толщу лет, и звучал как странная насмешка судьбы.
Владимир молча достал из кармана плаща денежную купюру и, подойдя к старику, бросил ее в шапку, лежащую перед ним на земле.
Старик не обратил на нее никакого внимания, готовясь снова запеть. Полунин отвернулся от него и решительным шагом пошел прочь с рынка.
* * *Этим утром Леня Бык проснулся поздно. Он и не планировал ранний подъем, все деловые встречи были назначены после одиннадцати утра. Повалявшись в постели до восьми утра, Волошин поднялся и отправился в душ.
Несмотря на возраст, а Леониду исполнилось пятьдесят, он каждый день принимал холодный душ. Врачи убедили его, что это укрепляет нервную систему и физические силы, в том числе и сексуальные.
Последнее для Леонида было также очень важно. Хотя он уже давно спал со своей женой Марией в разных комнатах, у Леонида была постоянная любовница – его секретарша Ксения.
Кроме этого, периодически он вместе со своими корешами заруливал в публичный дом, который сам же содержал, и устраивал там шумные ночные оргии.
С женой Леня поддерживал дружеские отношения. Вместе они прожили больше двадцати лет, правда, десять из них он провел в «местах не столь отдаленных». Но после каждой отсидки он неизменно возвращался к ней.
Мария была, пожалуй, самым верным его спутником жизни, так он думал всегда и продолжал по сей день находиться в этом же убеждении.
Даже сейчас, постаревшая, располневшая и уже совершенно не привлекающая его как женщина, она по-прежнему оставалась надежным другом и, что немаловажно, мудрым советчиком Леонида.
Волошин вообще доверял женской интуиции, хотя, как и многие мужчины, он был уверен, что у женщин нормальных мозгов быть не может.
– Но бог дал бабам интуицию, и поэтому дерьмо в человеке они распознают лучше, чем мы, – говорил Леня своим друзьям.
Последние годы, когда Леня значительно укрепил свой авторитет не только среди районной уголовщины, но и на официальном городском уровне, он стал слегка дистанцироваться от своей жены.
Та, в свою очередь, наблюдая происходящее, злилась на него, но молчала. Она понимала, что муж значительно перерос ее.
Роль тайной домашней советчицы казалась ей несколько обидной, но все же в душе она понимала, что это то место, выше которого ей уже не подняться. И поэтому она смирилась со своей участью.
После душа Леонид съел приготовленную Марией яичницу с колбасой. Это было почти традиционное блюдо в их семье, которое молодая жена готовила ему еще в самые первые годы их совместной жизни.
Такую пищу Леонид ел только дома. Вне пределов своей квартиры, в которой они жили вдвоем, он питался исключительно в дорогих ресторанах, отдавая предпочтение изысканной восточной кухне.
– Спасибо, Маруня, – сказал Леня, отодвинув тарелку и поднявшись со стула.
– А чай? – спросила его жена.
На ней был дорогой шелковый халат красного цвета, который совершенно не сочетался с ее нечесаными, крашенными в рыжий цвет волосами.
– Некогда, пора собираться, – ответил Волошин.
Надев брюки и рубашку, Леня взял галстук и, подойдя к зеркалу, висевшему на стене, принялся завязывать узел.
У него это плохо получалось, и через несколько минут он тихо заматерился, развязав очередной неудачный узел:
– Твою мать! Как же его вяжут-то, бляха-муха?
Маша остановилась в дверях его спальни, прислонившись к дверному косяку.
– Зачем ты взял этот галстук? Желтый к синей рубашке и к серому костюму не подходит, – сказала она.
– А-а-ай, – раздраженно поморщился Леня, отмахнувшись от нее. – Ксюха мне говорила, что так сейчас модно.
– А ты слушай больше свою сучку-секретутку, – грубо прокомментировала Маша, и лицо ее слегка искривилось от злости. – Она скоро тебя в шорты пионерские оденет и заставит в гольф играть. При этом скажет, что сейчас так все на Западе делают.
Маша потихоньку, сама не замечая этого, распалялась. Она сильно недолюбливала секретаршу Волошина.
– Надо же, удумала дурища! Старого хрена одевает, как бойскаута.
– Ну ладно, не гавкай! – оборвал жену Леонид. – Она лучше тебя разбирается, что мне надо надевать, а что не надо. Я президент крупной корпорации, я с иностранцами встречаюсь и одеваться должен соответствующе. Если сейчас в моде аляпистость, значит, буду носить аляповатую одежду. И кончим на этом базар!
Леня в ярости рванул с себя галстук и швырнул его в сторону.
Притихшая Маша молча подошла к шкафу и достала оттуда темно-синий с узором галстук. Она подошла к мужу и быстро завязала у него на шее аккуратный узел.
Леня повернулся к зеркалу и стал разглядывать, все ли нормально.
– Не боись, парниша, узел завязала такой, как надо, какие сейчас носят, с ложбинкой, – усмехнулась Маша, наблюдая за Леней.
– Откуда узнала? – с радостным удивлением посмотрел на жену Волошин.
– В журнале подглядела. Мне сейчас делать нечего, вот я и читаю новомодные журнальчики. У меня не квартира, а изба-читальня, – с грустью ответила Мария.
Леонид, застегивая ремешок часов, сказал:
– А чего ты дома-то сидишь? Пошла бы прогулялась, сходила бы в салон какой-нибудь, массажный, к примеру.
– Я бы сходила, – ехидным голосом ответила Машка, – да боюсь тебя там с твоими секретаршами застать в неподобающем виде.
На тумбочке зазвонил телефон. Леня взял трубку.
– Мы у подъезда, я поднимаюсь, – услышал он знакомый голос охранника Вити.
– Хорошо, – сказал Леня и положил трубку.
Он подошел к жене и, обняв ее, поцеловал в щеку.
– Ты, мать, не кобенься, а возьми бабки и сходи куда-нибудь. Займись собою, повеселись, если хочешь. Деньги у тебя есть?
У подъезда ждал темно-синий «шестисотый» «Мерседес». Леня сел на заднее сиденье, на котором уже сидела длинноногая блондинка, одетая в элегантный брючный костюм.
– Привет, босс, – улыбнулась она Волошину.
Это была Ксения – личный секретарь Лени Быка и его любовница.
Честно говоря, любовницами у Лени перебывали почти все молодые сотрудницы его фирмы. Многие из них так начинали свою карьеру на волошинских предприятиях. Некоторые, в свою очередь, не расстаравшись в постели с Леней, карьеру закончили и были уволены.
Ксюха постаралась на славу. Кроме этого, она сумела понравиться Леониду как человек, образованный и неглупый. И она стала одним из самых приближенных к Леониду сотрудников. Лене льстило, что выпускница престижного вуза, молодая девушка, свободно говорящая на двух иностранных языках, работала у него личным секретарем, выполняя почти все его прихоти.
– Ваш галстук, Леонид Борисович, сегодня завязан безупречно, – с улыбкой добавила Ксения. – И мне не придется его перевязывать. Сами наловчились?
– Не совсем, – буркнул Леня в ответ.
– Хотя сам галстук надо было подобрать поярче, – продолжила Ксения. – Легкий авангард в одежде сейчас в моде.
– Не надо поярче, – отмахнулся Леня Бык и с грустью добавил: – Я ведь действительно уже далеко не бойскаут.
Последние слова босса навели Ксению на мысль, что Ленина жена с утра внесла определенную лепту в формирование его сегодняшнего гардероба, а также настроения.
«Опять эта старая кошелка лезет не в свои дела, – подумала Ксения, – не сидится ей спокойно».
Леонид, словно уловив, о чем думает сейчас Ксеня, произнес, обращаясь к ней:
