Михаил Нестеров - Офицерский крематорий
По глазам Карло я понял, какой кадр этой бесценной для меня ленты он смотрит. Лично я не мог его забыть, тогда я чувствовал себя олимпийским чемпионом.
Но это был еще не конец. В зале снова прозвучал торжественный голос ведущего:
«За укрепление законности и правопорядка, за проявленные отвагу и мужество орденом «За заслуги перед Отечеством» II степени награждается Аннинский Виталий Валерьевич – посмертно. Награду получает вместо награжденного Баженов Павел Ильич».
– Он преступил закон, – тихо сказал я.
– Кто? – не понял Карло, впечатленный увиденным.
– Мой друг, Виталий Аннинский. Он был полицейским, он же – организатор наркотрафика из Таджикистана. Никто тогда еще этого не знал. Я убил его. Так вышло. Но так было лучше для него, для его семьи, для меня, для его сослуживцев.
Я допил водку и вернулся к теме разговора:
– Помнишь, что я тебе сказал в самом начале?
Карло молча пожал плечами.
– Я сказал, что засажу тебя за решетку. Пока ты слушаешь меня, думай только об этом. Кросс спросил тебя: «Кто это с Ритой?» Ты ответил, не скрывая пренебрежения: «Так себе. Пришел по акции». Явиться по акции означает вырезать из газеты купон и получить скидку на хлеб и зрелище. С точки зрения Кросса, такие люди заслуживают презрения. Ты даже убедил его в этом: «Рисовальщик». И ты попал в точку, Карл: я неплохо владею пером и карандашом, но живописец из меня никакой. Ты помог Кроссу сляпать мой образ, добавив важную деталь: «Здесь он проездом». И в эту минуту в голове Кросса начал созревать план. Убить Риту и избавиться от трупа – это одно. Убить и подставить под убийство другого человека – другое. Он ухватился за этот шанс. Дал тебе наркотик и велел подмешать в вино. Может быть, ты вяло запротестовал, но Кросс – не тот человек, которого можно засыпать вопросами. Он и на один-то с трудом даст ответ. Он – человек дела. Ты шприцевал бутылку, Кросс прикидывал, может быть, вслух: «Рисовальщик выпьет больше, значит, отрубится быстрее. То, что нужно». Когда я сделал глоток отравленного вина, Кросс отметил время: через полтора часа у меня начнет заплетаться язык, еще через полчаса я не смогу отличить Кросса от Риты. Пойдет ли она со мной? Кросс в этом не сомневался, во всяком случае, надеялся, и фортуна его не подвела…
Моя способность сопоставлять показания, сравнивать вещи между собой, подгонять воображаемые детали к действительным событиям и наоборот помогла мне реконструировать события той ночи. И я представил их так четко, будто всюду следовал за Кроссом, и не сомневался ни в качестве образов и сцен, ни в их объективной действительности.
– Кросс проследил за нами. Толкнул плечом дверь запасного выхода, и вот он уже внутри гостиницы, но пока что за дверью моего номера…
И в моей голове прозвучал голос Риты: «Это я… Помнишь, ты рисовал меня в ресторане?» Я вспомнил ее вьющиеся волосы, матовую кожу. Я целовал ее тонкую шею и высокую грудь, опьяненный желаниями… Потом… потом оставил ее одну и ушел в ванную. Я смотрел на свое отражение в зеркале и силился понять: что происходит? Раскрасневшаяся и возбужденная, отравленная сальвинорином, она снова появилась у меня за спиной, сама потушила свет в ванной, и мы вернулись в темную комнату. Я выпил из рук Риты рюмку. Она поманила меня за собой. Я вполз на кровать – в этот раз лишь затем, чтобы отрубиться.
– В комнату входит Кросс, – продолжил я после непродолжительного молчания. – А может быть, он давно здесь, сидит в темном углу и, зная, как действует на организм человека шалфей предсказателей, дожидается своего часа… Он убивает Риту – одним-единственным, но ужасающе точным, рассекающим ударом в шею. Вкладывает нож в мою руку. Ненадолго, только чтобы оставить на нем мои отпечатки. Поворачивает тело Риты на бок, укрывает одеялом, раскидывает ее волосы по подушке. Шарит в ее сумочке, забирает документы и ключи от машины, чтобы потом отогнать ее в надежное место. Уходит.
Я сделал паузу.
– Ты, Карл, сейчас думаешь: какой срок тебе грозит за соучастие в убийстве одного человека? Ты узко мыслишь: твоя проблема в шестьдесят раз больше. Ровно в шестьдесят раз. Именно через эту призму посмотрят на тебя двенадцать присяжных заседателей, – задавил я его цифрами.
– Ты блефуешь!
– Мне-то это зачем?
– Значит, от меня тебе ничего не нужно?
– Ты можешь сообщить Кроссу о нашей сегодняшней встрече, но тогда у тебя не останется шансов. Помни, кто я, и ты услышишь замолвленное за тебя словечко.
Мне казалось, я неплохо, совсем неплохо надавил на «административный рычаг». Этот красивый, торжественный, неповторимый, личный момент я хранил рядом с вымпелами, грамотами, кубками и только сегодня вынес его, и он мне послужил защитой.
– Ты уедешь, а я останусь, – погруженный в свои неспокойные мысли, проговорил Карло.
– Дай мне довести дело до конца, Карл. Я веду честную игру, – повторился я. – Не сегодня, так завтра Кросс уберет и тебя. Ты свидетель, и ты можешь дать против него показания. Моя задача – спасти тебя, что я и делаю. Зачем? Затем, что ты – единственный, кто может спасти меня от веревки. Мы нужны друг другу. Понимаешь, о чем я говорю?
– Ты в бегах, тебя ищут, – оказывал сопротивление итальянец.
Я кивнул, соглашаясь с Карло, и глянул на часы: до закрытия ресторана осталось пять минут; в зале – не больше десяти человек, из них трое – за стойкой бара.
– Меня могут взять здесь и сейчас. И первое, что сделает мой столичный адвокат, – это допросит тебя как свидетеля. Тогда тебе точно не жить.
Карло налил мне еще водки. Я отказался.
– Что я должен сделать? – сдался он наконец.
– Передай Витторе: в этот раз пусть он не посылает Орсо следить за мной. После нашей стычки Орсо проследил за мной до «Тиффани»? Он доложил Витторе, а тот позвонил Кроссу?
– Зачем спрашиваешь, если и так все знаешь?
Я кивнул, получив ответ на последний вопрос: как Кросс обскакал целый табун взбесившихся от моей выходки оперативников? Ему просто назвали адрес гостиницы.
Глава 21
«Идентификация Борна»
В этом книгохранилище я тщетно пытался поймать ауру Риты… Она где-то здесь. Она ускользает от моего внимания. Я «открещиваюсь» от определения «дух» и пытаюсь представить себе призрак, может, поэтому она избегает контакта со мной?..
Такие мысли могли зародиться только в таком, как это, месте. Здесь мой мозг и чувства работали по принуждению. Я как будто шел по тоннелю в надежде увидеть в его конце свет.
Я сидел на диване, ощущая на спине тепло вмонтированных в стену батарей и буквально весь превратившийся в слух, поэтому даже не вздрогнул от резкого щелчка дверного замка. В ровном темпе приподнялся на диване и, распластавшись на его спинке, не спускал глаз с двери. Только они, блестевшие в полутьме, могли меня выдать.
Дверь открыла другая рука, не Кросса. Тот был груб по натуре, и эта его черта заставляла других прикидывать возможные последствия от столкновения с ним. Эту дверь Кросс открывал на раз-два, а сейчас ключ в замке провернулся с заметной паузой: раз… два. Дверь приоткрылась, выпуская дежурный свет на улицу, и в помещение вошел человек.
Это был мужчина лет тридцати с небольшим, моего телосложения. Он задержался под лампой на пару секунд, оглядывая помещение и напрягая слух, тем самым дал мне время рассмотреть его и оценить его экипировку. Черная вязаная шапка надвинута на глаза, на бескровном, как мне показалось, лице выделяется крохотная бородка клинышком. Кожаная куртка расстегнута до середины груди, открывая на обозрение темный свитер. Черные спортивные брюки заправлены в полусапожки. Можно сказать, одежда была подогнана под него и не мешала ему свободно и бесшумно передвигаться, я также отметил такую деталь, как застегнутые и плотно обжимающие кисти обшлага куртки. И последняя деталь одежды – кожаные перчатки.
«Ну, что скажешь про него, Пашка?» – прозвучал в голове голос тренера. Этот парень как будто сошел с экрана и на манер последнего киногероя выискивал среди зрителей свою жертву. «Не знаю, что и сказать, тренер. Парень похож на профи».
Профи тем временем обошел помещение. И по тому, как он двигался и фиксировал свой взгляд на отдельных предметах, становилось понятно: здесь он впервые. ОН ВЫПОЛНЯЛ ИНСТРУКЦИИ, и в этих указаниях на первом месте – расположение предметов. Сейчас он сравнивал реальную картинку с той, что сложилась в ходе инструктажа в его памяти, и сложившийся порядок вещей стал для него «флажком», особой меткой. Он подошел к стеллажу и только там, достав из внутреннего кармана куртки фонарик, включил его.
Я тоже любил порядок вещей, и знакомство с Ритой только утвердило во мне эту тягу.
Ночной гость открыл первую коробку, освободил ее от диска, а потом от обложки, и все это положил на стол. Глянув на фотографию, отправил ее в карман куртки. Вложив в бокс обложку и диск, вернул его на полку. Затем выборочно взял из середины еще один бокс, и все повторилось сначала. Ну что, удовлетворится он двумя попытками или последует истине: все, так или иначе, происходит трижды, любое дело завершается не с первого или второго, а только с третьего раза? Итак, он забрал еще одну, третью фотографию. У меня после этого зародилось подозрение: вдруг он и дальше продолжит щелкать коробками и шелестеть обложками? Но нет. Он вынул из кармана полиэтиленовый пакет и начал складывать в него коробки с дисками: первую, вторую, третью. Оставшиеся стали заваливаться на образовавшуюся пустоту, и ему пришлось поправить ряд, наклонив его в другую сторону. Наконец последний бокс перекочевал в сумку.
