Джеймс Роллинс - Айсберг
По выражению его лица было заметно, что трагедия оставила в его душе не менее глубокий след.
— После этого нам сообщили, что она не сможет больше рожать. Что-то связанное с рубцеванием. Врачи сказали, что это последствия… — Голос его неожиданно задрожал, и он покачал головой. — В общем, последствия ее бывшей работы.
— Бенни, мне так жаль… Он махнул рукой:
— Мы с этим смирились. Такова жизнь.
Дженни наблюдала сквозь окно, как Белинда смеется, наливая Мэтту очередную порцию кофе. Вокруг стояла мертвая тишина. Только свист ветра временами доносился из тундры.
— А вот ты и Мэтт, — снова заговорил Бенни, — вы еще молоды…
Про себя она завершила его недосказанную фразу: «У вас еще могут быть дети».
— Вы были отличной парой, — продолжил он, стряхивая снег с сапог. — Пришло время кому-то из вас вспомнить об этом.
Дженни по-прежнему смотрела в окно.
— Я всегда об этом помню, — прошептала она скорее для себя, чем для собеседника.
Она познакомилась с Мэтью при расследовании дела о браконьерстве в Брукс-Рейндж. Конфликт разгорелся вокруг федеральных законов о природоохране и прав эскимосов добывать себе пищу, охотясь на территории заповедника. Мэтт сначала представлял интересы государства, но, увидев, с каким трудом коренным жителям приходилось бороться за существование, стал их ярым защитником. Его способность увидеть за сухими строчками официальных бумаг реальных людей и вникнуть в их судьбы, столь редкая среди чиновников, поразила ее до глубины души.
Совместная работа над новым законодательством сблизила их. Сначала они искали любого официального повода для встреч, а потом поняли, что скрывать свои чувства бессмысленно. Через год они поженились. Семья Дженни не сразу приняла Мэтью, «белого человека», в свое окружение, но со временем он смог завоевать сердца ее родственников — даже отца — своим обаянием, общительностью и огромным терпением.
Бенни осторожно промолвил:
— Тогда еще не поздно, Джен.
Она некоторое время задумчиво смотрела в окно, а потом повернулась к нему.
— Иногда уже слишком поздно. Есть вещи, которые простить нельзя.
Бенни посмотрел ей прямо в глаза:
— Это был несчастный случай, Джен, и в душе ты понимаешь это.
Волна гнева снова нахлынула на нее. Дженни сжала кулаки.
— В тот день он выпивал.
— Но пьян-то не был?
— Какая, к черту, разница! Даже капля алкоголя… — Ее начало трясти. — Он должен был присматривать за Тайлером, а не пить! Если бы он не…
Бенни резко прервал ее:
— Джен, я знаю, как ты относишься к алкоголю. Черт побери, мы с тобой достаточно долго проработали в Фэрбенксе. Я знаю, что сделал алкоголь с твоим народом. С твоим отцом, наконец.
Это был удар ниже пояса.
— Бенни, ты зарываешься.
— Кто-то должен сказать всю правду. Я видел, в каком состоянии твоего отца доставили в полицейский участок. Я знаю! Твоя мать погибла в автокатастрофе, потому что твой отец был пьян.
Она отвернулась, понимая, что Бенни прав. Ей в то время было шестнадцать. «Клинический алкоголизм» — так звучал диагноз на медицинском жаргоне. Эта болезнь, как проклятие, преследовала целые поколения инуитов. Насилие, самоубийства, несчастные случаи, жестокие семейные ссоры, неудачные роды, дети, рождавшиеся калеками, — все это было следствием алкогольной зависимости. Будучи шерифом, Дженни сталкивалась со случаями, когда вымирали целые поселения ее соплеменников. «И все из-за проклятого алкоголя!» Ее собственная семья не избежала этой участи.
«Сначала мать, затем — сын».
— Твой отец целый год просидел в тюрьме, — продолжал Бенни. — Потом он вступил в Общество анонимных алкоголиков и больше никогда уже не притрагивался к бутылке — вернулся к старому образу жизни, где и нашел покой.
— Неважно. Я… Я все равно не могу простить его.
— Кого? — Голос Бенни звучал жестче. — Мэтью или отца?
Дженни резко развернулась, сжимая кулаки. Казалось, еще немного — и она ударит его.
Бенни не сдвинулся с места.
— Что случилось, то случилось. Неважно, был тогда Мэтт трезвым или пьяным, Тайлера уже не вернешь.
Его откровенные слова полоснули ее, как ножом. Старые раны полностью не заживали никогда — они оставляли в душе и на теле глубокие шрамы. Но именно они помогали ей пережить страшную трагедию. От нестерпимой боли на ее глаза навернулись слезы.
Бенни сделал шаг вперед и обнял ее. Дженни бессильно обвисла в его руках. Она хотела опровергнуть его слова, наброситься на него с обвинениями в бездушии, но сердцем понимала, что он прав. Смогла ли она по-настоящему простить своего отца? Насколько гнев стал частью ее души? Она решила стать шерифом, пытаясь навести порядок в своей жизни после всего, что с ней произошло. Служба в полиции привлекала ее своей размеренностью и определенностью. Там все решали закон, правила и установленные процедуры, а наказание измерялось временны′ ми рамками — один год, пять, десять лет. С отбыванием срока прощалась и вина. Но как быть с душевными ранами? Их глубину измерить невозможно.
— Еще не поздно, — прошептал Бенни ей на ухо. Она пробормотала, уткнувшись ему в грудь:
— Иногда бывает уже слишком поздно.
Она была уверена, что их с Мэттом прошлое никогда не вернуть.
Дверь в ангар снова распахнулась. Изнутри дохнуло теплом и запахом приготовленного ужина. Слышался легкий смех. Мэтт стоял у входа.
— Вам двоим явно нужно уединиться в отдельной комнате, — пошутил он.
Дженни выскользнула из объятий Бенни и поправила волосы. Она надеялась, что слезы на ее щеках уже высохли.
— Самолет полностью заправлен. Мы можем вылететь сразу после ужина.
— И куда же вы все-таки направляетесь? — спросил
Бенни.
Мэтт укоризненно посмотрел на него. Они решили держать свои планы в секрете. Так будет лучше для всех.
— Зря стараешься, Бенни.
— Эй, ничего криминального я в этом не вижу.
— А я вижу. — Мэтт повернулся внутрь ангара. — Белинда, ты знаешь, что твой муж пытается заигрывать с моей бывшей женой?
— Скажи Дженни, что она может оставить его себе! Мэтт снова обернулся и вскинул вверх большой палец:
— Ну, детки, у вас полная свобода. Развлекайтесь, сколько душе угодно!
Он захлопнул дверь перед самым их носом. Дженни покачала головой в темноте:
— И ты хочешь, чтобы я с ним помирилась? Бенни снова пожал плечами:
— Что с меня взять? Я же простой механик.
11 часов 56 минут
На борту «Дракона»
Адмирал Петков смотрел на экраны мониторов в боевой рубке. Яркие прожекторы «Дракона» освещали сплошную пелену льда над корпусом подлодки. Четыре водолаза в термальных гидрокостюмах уже полчаса закрепляли титановую сферу в заранее определенной точке на внутренней поверхности ледяного покрова. Они вкручивали метровые болты в лед, чтобы потом подвесить сферу на специальных зажимах.
Это было последнее из пяти идентичных устройств, размещенных по окружности с радиусом в сто километров от полярной станции «Грендель». Местоположение каждой точки установки рассчитывалось с особой тщательностью. Оставалось только установить детонатор. В самом центре пентаграммы.
Виктор задумчиво вглядывался в темные воды, пытаясь представить огромный ледяной остров и замурованную в нем станцию. О лучшем месте для детонации взрывных устройств он и не мечтал.
В Москве ему приказали изъять со станции все материалы, связанные с исследованиями его отца, а потом стереть ее с лица земли. Но у него были свои, более масштабные планы.
Один из водолазов нажал кнопку на дне устройства, и по окружности сферы побежали синие огни. Виктор вернулся к реальности — последнее из пяти устройств активировано. В голубом свечении на поверхности сферы виднелась аббревиатура Института Арктики и Антарктики.
— И это всего лишь измерительные приборы? — с явным сомнением спросил стоящий рядом капитан Миковский.
— Последнее слово в области измерения морских глубин. Они позволяют с высокой точностью определять изменения уровня моря и направления течений, толщину ледового покрова и соленость морской воды, — терпеливо объяснил Виктор.
Командир «Дракона» покачал головой. Видимо, его все еще терзали сомнения по поводу истинной цели их дальне го похода в Арктику. Перед выходом в море из Североморска Миковский получил приказ — сопровождать адмирала, выполняющего дипломатическую миссию, к русской полярной станции. Но опытный подводник догадывался, что за этим простым заданием должно скрываться что-то более важное. Иначе зачем бы понадобилось грузить на борт все это оборудование и оружие? Петков, кроме всего прочего, не сомневался, что командир подлодки знает о секретной радиограмме из ФСБ и, может быть, даже сумел ее прочитать.
