Только для мертвых (СИ) - Гриньков Владимир Васильевич
Откуда-то из полумрака зала вынырнул официант с плутовской физиономией, доброжелательно пропел:
– Давненько не видно было вас, Богдан Батькович.
– То-то ты соскучился, я вижу, – усмехнулся Богдан. – Организуй как обычно, только сегодня нас двое.
– Понял, – расшаркался официант и растворился в полумраке.
Сели за свободный столик. Воронцов осмотрелся – без особой опаски, но с настороженностью.
– Классное место, – сказал Богдан.
– Вертеп, – возразил Воронцов. – Рожи у всех бандитские.
– Не обижай понапрасну людей, Шура. Все они – уважаемые члены общества. И у каждого, заметь, есть трудовая книжка.
– Большинство из них работают воспитателями в детском саду, – съязвил Воронцов. – А некоторые поют в хоре.
– Зачем же в хоре? Кто в охране служит, кто еще где.
Большинство, конечно, относилось ко второй категории – к тем, кто служит «еще где». Мальчики-рэкетирчики.
Официант принес бутылку водки, пиво и закуску. Богдан разлил водку по рюмкам.
– Встряхнемся, Шура, – предложил он. – А то ты что-то совсем плохо смотришься.
Выпили. На эстраде музыканты с тоскливой обреченностью людей, проделывающих одно и то же ежедневно, настраивали инструменты.
– Бэлла надо было сюда привести, – хихикнул Богдан. – То-то была бы потеха.
Воронцов невесело усмехнулся: да, Бэлл здесь испытал бы немалое потрясение. Русская мафия гуляет – так ему представилось бы все происходящее. Зрелище не для слабонервных. Было бы о чем рассказать на родине.
– Устроим ему, а? – воодушевился Богдан. – Сегодня он вывернулся, не прочувствовал, а я его так хотел накачать. Вывезем его на природу, водочки возьмем, я ему подругу прихвачу…
– Он улетает завтра, – напомнил Воронцов и засмеялся. – К счастью для него. Он тебя боится, Богдан.
– Меня бояться не надо, – повел плечами Богдан. – Меня надо уважать.
К их столику подсела девушка, его знакомая судя по всему, но Богдан грубо выпроводил ее:
– Иди-иди. Я сегодня не в форме.
Девушка обиженно поджала губы и удалилась.
– Ты груб и неотесан, Богдаша, – попенял ему Воронцов.
– С ними по-другому нельзя.
– С ними – это с кем?
– С проститутками. Здесь одни шлюхи, Шура. Нормальных баб нет. Настоящий притон.
– Я сейчас подумал о том, с каким удовольствием уволил бы тебя, – мечтательно произнес Воронцов.
– За что?
– За твое бескультурье, за то, что шатаешься по таким вот местам, за то, что Бэлла запугал до смерти…
– Меня нельзя увольнять, Шурик. Без меня тебе крышка. У тебя, конечно, голова светлая и понимаешь ты в делах больше моего, но какой был бы у тебя бизнес без меня? Как бы ты получал деньги с должников, которые не хотят платить? Где бы ты дешевые кредиты брал, если бы я не договаривался с этими очкастыми банкирами?
Воронцову представилось, как именно договаривался Богдан с «очкастыми банкирами». Не все они привыкли к грубому обращению и потому деньги после таких бесед давали без писка. Воронцов вздохнул. Его вздох Богдан истолковал на свой манер.
– То-то же, – сказал он важно. – Нечем крыть. Да и не выгонишь ты меня. Не ты мне работу предлагал, а Кочемасов. Лично!
Богдан даже палец к потолку поднял, чтобы было понятно: Кочемасов – это не шутки.
– Не выгоню я тебя, – легко согласился Воронцов. – А знаешь почему?
– Ну? – с интересом спросил Богдан и опять разлил водку по рюмкам.
– Я сам уйду. Завтра же.
– Куда?
– Не знаю еще. Зато знаю, откуда уйду. Из «Дельты» от Кочемасова.
– Ну, это ты врешь, – недоверчиво засмеялся Богдан. – От Кочемасова не уходят.
– А я уйду! – сказал Воронцов со злобой.
– Давай выпьем, Шура. Я вижу, у тебя уже шарики за ролики заходят и понятия в тебе сейчас никакого.
Выпили водки. Воронцов осушил рюмку поспешно и сердито.
– Ты спину не выгибай, – посоветовал Богдан. – Остынь, потом уже действуй. От кого ты уйти хочешь, дурень? Кочемасов, если захочет, сделает так, что от тебя один пшик останется. Только рассерди его – и свое получишь сполна. Мне и самому наш Полкан не нравится, ну так что ж теперь? Бабки нам текут хорошие, прикрытие у нас железное – чего еще надо? Подумаешь, чуть-чуть хвост он тебе прижал. Ну и что? Он хозяин, за бабки свои трясется, а ты вот пятнадцать миллионов за бугор запулил и запросто можешь сделать ноги. Что тогда?
– Ты полегче! – осерчал Воронцов.
– Так это не я говорю, это Полкан, – сказал примирительно Богдан. – Ты остынь, Шура. Отдай ему паспорт, как он требует, через две недели груз придет в Россию – и все дела. Ты опять свободен, езжай куда хочешь.
Музыканты грянули традиционный ресторанный шлягер. Полумрак в зале еще больше сгустился из-за плавающего над столиками сигаретного дыма. Богдан усердно разливал по рюмкам водку. Голова у Воронцова уже закружилась, и лица окружающих становились неразличимыми. Опять к Богдану подсела проститутка, но и в этот раз он отмахнулся от нее. Один из посетителей подошел к эстраде, переговорил с музыкантами, сунул им купюру, и полилась совсем другая мелодия. Что-то из «Битлз», как смутно вспомнилось Воронцову. Мелодия была медленная и немного печальная. Это-то Богдану и не понравилось. Он направился к эстраде и что-то раздраженно сказал музыкантам. Мелодия оборвалась и через мгновение сменилась чем-то разухабистым. Тот парень, что заказывал «Битлз», не стал отсиживаться, подошел к эстраде и опять дал музыкантам деньги. Богдан следил за происходящим с мрачным выражением лица. Парень даже не взглянул на него, ушел за свой столик. Все повторилось: «Битлз» – недовольство Богдана – пауза – и вместо «Битлз» опять что-то полублатное, из Миши Шуфутинского. Любитель «битлов» еще раз поднялся из-за своего столика, направился к эстраде, но не дошел – его перехватил Богдан, приобнял и повел между столиками к выходу. Сидевшая напротив Воронцова проститутка вздохнула и сказала осуждающе:
– Богдаша ничего не может решить по-человечески. Вечно у него все мордобоем заканчивается.
Воронцов обеспокоенно вскинул голову. Богдан и его спутник уже скрылись за дверями. Проститутка еще раз вздохнула, поднялась и пересела за соседний столик. Воронцов побежал к дверям.
Он рассчитывал найти Богдана в туалете, но дойти туда терпения у Богдана, похоже, не хватило – он бил любителя «битлов» прямо в фойе. Тот уже получил изрядную порцию ударов и стоять на ногах не мог, все время норовил соскользнуть вдоль мраморной колонны на пол, и проделал бы это непременно, если бы его не поддерживал Богдан. Одной рукой он держал свою жертву – почти на весу, другой методично наносил удары в голову. Все лицо несчастного было разбито и залито кровью. Швейцар на входе старательно отворачивался, демонстрируя полнейшее равнодушие к происходящему.
Воронцов прыгнул Богдану на спину и повис на нем. Это было так неожиданно, что Богдан выпустил свою жертву. Парень упал на пол и остался лежать без движения.
– Убьешь ведь! – крикнул Воронцов. – У тебя что – белая горячка?
– Черная! – зло огрызнулся Богдан.
Он еще не остыл после случившегося и тяжело дышал. Воронцов отпустил его и оттолкнул от себя, а сам склонился над лежащим на полу парнем. Тот дышал судорожно, со странными всхлипами. Воронцов перевернул его на бок. Парень открыл глаза. В его взгляде читались страдание и ненависть.
– Не бойся, – пробормотал Воронцов.
Он хотел своим платком вытереть кровь с лица несчастного, но тот отстранил его руку резким движением и с трудом поднялся.
– Вам нужен врач? – спросил Воронцов.
– Нет.
Парень, пошатываясь, побрел к туалету. Богдан проводил его взглядом, полным неутоленной ненависти.
– Ты что, Богдан?
– Он же волну на меня погнал. Ты разве не видел? Бабки сыпал в пику мне.
– Заплатил бы музыкантам сам! – сказал Воронцов, раздражаясь. – Больше, чем этот парень. И они бы сами его завернули.
– Бабки платят дураки, Шура, – сказал наставительно Богдан. – Умные люди поступают иначе.