Антон Первушин - Охота на Герострата
— Верю, малыш, конечно же, верю. Ты лучше скажи, когда познакомилась с ним? В первый же день после прибытия в Одессу?
— Нет. Кажется, нет. На второй или третий день. Мы к тому времени уже закончили все дела, и он, собственно, пригласил меня в ресторан под предлогом отметить удачную сделку, ну и вообще…
— Тебя не удивило, что сам директор…
— Знаешь, нет. Это ведь в порядке вещей.
В порядке вещей?
— Для меня пока еще не в порядке.
— Это потому, что тебе еще ни разу не приходилось почувствовать себя в качестве привлекательной девушки.
Прекрасно, с некоторым облегчением подумал я. К моей «привлекательной девушке» вернулась здравая ирония. Но лично мне пока не до иронии.
— Не отвлекайся, Лена, все очень серьезно. Значит, этот самый Николай Федорович пригласил тебя в ресторан поужинать, отметить сделку? На второй или третий день…
Кстати, если попробовать прикинуть по ходу дела: успевал ОН подготовить здесь все как нужно и смотаться в Одессу? Успевал, если допустить, что убийства по его заказу совершались другими, а ОН в это время наслаждался отдыхом на Черном море в компании с «привлекательной девушкой», делая регулярно по несколько телефонных звонков в Питер.
Но это, господа мои товарищи, уже слишком. ТАКОГО я не ожидал даже от НЕГО!
— Ты согласилась?
— Конечно. А почему я должна была ему отказать?
— О чем вы говорили?
— Так, больше все о ерунде. О чем обычно говорят за ужином при свечах в ресторане на берегу Черного моря? Он извергал комплименты, расспрашивал о том, как живется сейчас в Ленинграде, вспоминал свои поездки в наш город. Ему очень нравится Ленинград. Он так и сказал: это второй город в мире, где я согласился бы жить.
— А первый?
— Конечно же, Одесса.
— Понимаю. Что он еще рассказывал о себе? Ты помнишь подробности?
— Я же говорила, он старался быть сдержанным. Но в общих чертах рассказывал, естественно. Он служил в армии, в каких-то особых частях; дослужился до майора, потом уволился в запас, долго работал в КБ какого-то секретного завода, теперь вот ушел в частный сектор, на вольные хлеба программного обеспечения.
— Он как, вообще, в этом разбирается? Или все больше по административной части?
— Почему же, разбирается и прекрасно…
Еще один верный штрих к проявляющемуся и настолько знакомому образу!..
— Он много шутил, много смеялся. А потом как-то речь сама собой зашла о предсказаниях и предсказателях. Он говорил, кажется, что ему самому предсказали долгую жизнь до старости при условии, если он будет избегать самолетов. Вот, говорил, с тех пор в «Аэрофлот» ни ногой, даже при слове «посадка» вздрагиваю. Ладно бы еще одному в авиакатастрофе погибнуть, но ведь сколько людей еще из-за меня…
Врет, как всегда, не краснея. Интересно, а каким транспортом ты тогда до Одессы своей любимой добирался? Не на шаланде же, полной кефали?..
Елена продолжала рассказ:
— Я в ответ, вроде бы, заметила, что не ожидала увидеть в нем столь суеверного человека. Он возразил, что каждый человек суеверен. И никто за историю человечества еще не доказал, что вера в научный прогноз более весома, чем вера в астрологию. Потом он развил свою мысль в том смысле, что мир более широк и разносторонен, чем принято считать, полагаясь на собственные органы чувств. И если человек действительно хочет увидеть те тончайшие взаимосвязи, что управляют миром на самом деле, он должен начать с себя, в себе отыскать отзвуки истинной реальности. А потом — да, кажется, именно тогда — он предложил мне погадать по руке…
— Понятно, — пробормотал я, — значит, просто-напросто сеанс хиромантии.
— Да, он взял мою правую руку, долго ее изучал, неся какую-то чепуху — я всего уже и не помню, а потом, знаешь, так засмеялся, посмотрел мне в глаза и говорит: «А вот это, наверное, для вас, молодой девушки, самое интересное. Вашего первого и единственного мужа будут звать Борис, а когда вы его впервые спросите, собирается он вас взять замуж или нет, он ответит примерно так: „Редкое удовольствие сменится доброй привычкой“. Мне тогда эта фраза показалась странной, а теперь…»
Та-ак… Дядя Степа-милиционер надувает щеки и свистит в невидимый свисток.
Ну-ка скажи, Игл, зачем тебе подробности? Тебя выпустили? Тебе позволили жить дальше? Будь доволен и этой малости. И хватит наконец письменному ящику проявлять интерес к содержимому закладываемых в него конвертов!
Самое лучшее, Игл, будет для тебя остановиться уже сейчас. Пока не поздно.
— Все ясно, — сказал я Елене, поднимаясь. — Вопросов больше не имею.
— Так ты мне не ответил, — встрепенулась она. — Откуда ты его знаешь?
— Это старая история, — сказал я с небрежностью матерого супергероя. — Твой Николай Федорович напомнил мне одного человека. Одного очень неприятного человека…
— И кто же этот человек?
— Долго рассказывать. Как-нибудь потом — хорошо, малыш? Все равно это только совпадение. Тот, на кого я подумал, не мог находиться в середине мая в Одессе.
— Почему?
— Прежде всего потому, что он находился здесь, в Питере. Ну да ладно, хватит на эту тему, — я наклонился и, положив руку ей на колено, поцеловал Елену в губы. — Не обижайся, маленькая. Со временем ты все узнаешь.
— Скотина ты, Борька! Самая настоящая скотина!
— Ну-ну, зачем уж так?
Все-таки обиделась.
— Давай, малыш, — сказал я примиряюще, — сходим куда-нибудь вечером, развеемся. Как ты на это смотришь?
Елена смотрела на это положительно.
— Договорились, — я снова поцеловал ее в губы, испытав при этом вкрадчиво напомнившее о себе возбуждение (и это после бурно проведенной ночи!); Я сразу пожалел о том, что успел одеться.
Через несколько минут я спускался по лестнице. Вышел из подъезда, на ходу оглянулся, увидел Лену в окне и помахал ей рукой. Она помахала в ответ. И вот тут история о суеверном хироманте Николае Федоровиче получила продолжение.
В двух шагах от меня затормозил почти новый БМВ. Дверца со стороны водителя приоткрылась:
— Борис Анатольевич? Орлов?
Я повернулся на голос:
— Да.
— Уделите. Нам. Несколько минут. Своего времени.
Он именно так и говорил — этот появившийся передо мной подтянутый худощавый человек: выделяя каждое произносимое слово, на тонах почти командирски-повышенных. Незнакомец не спрашивал — он требовал «уделить».
— Кто вы такой?
Он махнул перед моим носом удостоверением с новым российским гербом.
ФСК, МГБ, КГБ — хоть горшком назови…
Начинается, подумал я. Вот тебе и «остановиться уже сейчас, пока не поздно». Снова кому-то в высоких сферах понадобился Борис Орлов. Как не вовремя, черт!..
— Что-то срочное?
— Да. Один. Человек. Хочет переговорить. С вами.
Я уже догадался. Выкладывай подробности.
— Знакомый?
— Он. Вас. Знает. И утверждает. Что вы. Знаете его.
— Кто он?
— Вряд ли. Вы знаете. Его имя.
Это уже интересно.
— Ладно, поставим вопрос иначе: когда и где я успел с ним познакомиться?
— Здесь. В Санкт-Петербурге. В мае. Этого года.
Та-ак, Игл. Значит, в мае. Что-то уж очень часто сегодня ты вспоминаешь май. Но выводы пока делать рано, пойдем дальше.
— А в чем, собственно, дело? Если в двух словах… или нельзя?
— Честно говоря. Я. Не в курсе, — признался мой визави. — Моя задача. Пригласить. Вас. На беседу. Но мне. Также. Было сказано. Что если вы. Спросите об этом. Ответить вам. Одним словом. АРТЕМИДА.
— Артемида? — пробормотал я, чувствуя, как сперло вдруг дыхание.
Значит, ты не ошибся, Игл. Значит, наш фокусник и теперь «живее всех живых… наша сила, знамя и оружье»… И значит, продолжение следует, господа мои товарищи. Любимец публики Игл снова в игре.
— Может быть, вы все-таки представитесь? По-человечески, без этих нелепых мандатов.
— Лузгин. Старший лейтенант. Федеральная. Служба. Контрразведки.
Ничем не лучше. Ну да ладно…
— Хорошо. Еду.
Усаживаясь в машину, я еще раз взглянул напоследок на окно только что покинутой квартиры. Елена все еще стояла там, в окне, наблюдая за мной сквозь стекло. Не уверен: расстояние было достаточно велико — но мне показалось, что на лице ее появилось выражение озабоченности.
Глава четвертая
Он был гладко побрит и выглядел моложе, но, несмотря на это, я его сразу узнал. Тем более, что старший лейтенант Лузгин дал мне вводную: «В Санкт-Петербурге. В мае. Этого года… Артемида.»
Еще был мой старый знакомец бледен и держался не слишком уверенно: наверняка (хотя почти два месяца уже минуло), сказывалось ранение. Но он был жив, его все-таки спасли, откачали, и он шел ко мне через кабинет, протягивая руку.
— Здравия желаю, Борис Анатольевич. Рад вас снова видеть.
